***
Когда я открыла глаза, то увидела только кромешную темноту, все вокруг было пустое и холодное, хоть и родное, я сразу поняла, что была у себя в сознании. Когда я попыталась встать, то почувствовала как здесь холодно, хотя раньше этого и не замечала, но, когда я перевела взгляд на свою грудь, где мне было холоднее и противнее всего. В месте, где должно было находиться сердце, я увидела кровавую дыру, из которой сочилась черная, холодная кровь. Все то место вдруг пробила ужасная боль, и из моего горла вырвался яростный крик, а после крик отчаяния и обиды. Я рычала, словно раненное животное, которое было не в состояние выжить из-за глубокой раны и винило в этом всех кроме себя. Хоть я и понимала, что нахожусь в своем сознании, где мне по определению не может быть плохо или больно, но… все может быть впервые. Напротив меня вдруг появилась Кайдо, она была в черном длинном платье, что меня слегка насторожило, а в ее руках было мое еще живое сердце. Я смотрела на нее глазами, полными ужаса — мне на самом деле было страшно. Но тут, я кое-что вспомнила, и это воспоминание прогнало страх и оставило на своем место только злость и пылающую ярость. — Кайдо, — обратилась я к ней, стараясь не замечать мое сердце, которое неистово билось в ее руке, все еще отображая мое нервное состояние. — Откуда ты узнала, что Кирихо умрет? — Я вспомнила одну очень интересную деталь, которую пыталась вспомнить давно, но тогда… меня очень хорошо отвлекли. Тогда, когда Кайдо вовлекла меня в разговор, из-за которого я чуть не опоздала на бал, а потом целый день пыталась вспомнить то, что сказала мне эта стерва. Если бы она мне рассказала, то может быть Кири… брат, был бы сейчас жив. — Ой, ты вспомнила… — сказала Кайдо с иронией и засмеялась, прикрывая рот ладошкой. — Да, я заранее знала, что твой братик сдохнет. — Ты… — я не могла найти слов. Мне вдруг стало настолько плохо и больно, что мое тело пробила крупная дрожь, я даже не могла говорить или попытаться ударить ее, не могла хотя бы попробовать защититься от нее. — Ты сама виновата, что он оказался на том свете. — ласково шептала Кайдо мне на ушко, в миг оказавшись рядом. — Тем более, ты ведь первая сказала ему «прощай», — ее злобный смех разлетелся повсюду. Я больше не могла терпеть ее. Я осела на пол, если его можно было так назвать, и коснулась места, где было спрятано сердце. Когда же я прижала руки к груди, дыры там уже не было, но боль никуда не делась. Наоборот, стало еще больнее. Она была права, я сама во всем виновата. Я сама погубила собственного брата, хотя стремилась больше не совершать ошибок. Старалась исправить прошлое, не замечая того, что происходит сейчас. Я закрыла глаза, пытаясь понять, что мне теперь делать. Я пыталась собраться и расставить все по полочкам, но в голове будто произошла атомная война. — Отдай… — Шепнула Кайдо. — Отдай мне его. — Ее голос был настолько сладок, что я просто не могла отказать. Кайдо ласково провела рукой по моей спине, прочерчивая какие-то замысловатые круги. Я стала слаба и поэтому не смогла сопротивляться ее натиску, хоть это больше было похоже на сладостную муку. Из-за моей боли она становилась сильнее, а я от того, что потеряла последнего дорогого мне человека, стала слабой и беспомощной… стала никем. Я старалась понять, что мне сейчас делать. Старалась придумать хоть один план, но, когда Кайдо коснулась моей головы, все мысли исчезли, оставив вместо себя перекати поле. — Забирай, зачем мне оно теперь… — Ответила я, не подумав, словно меня заставили. Но мне уже было все равно, что будет дальше. — Нет, сестренка, у тебя все не будет так просто. Я буду мучить тебя, пока ты не сломаешься окончательно… Для меня это будет пир отмщения. Ты будешь страдать, и молить меня о пощаде. Будешь биться в агонии, а я буду смотреть на это. Как тебе? — Она ласково погладила меня по голове. По моей щеке прокатилась одинокая слеза. Нет, я не боялась ее пыток или издевательств, я боялась остаться одна. Боялась быть снова всеми отвергнутой. Мне было до боли страшно. Кирихо, сможешь ли ты меня простить? Сможешь ли простить мою глупость, которая довела тебя до гроба? Сможешь ли…***
Знаете, что означает мой алый цвет волос? Алый — цвет крови. Цвет, приносящий боль и нагоняющий страх. Страх, завлекающий в омут переживаний и нежелательных воспоминаний. Алый — цвет смерти и потерь. Многие считают, что именно черный цвет несет смерть, но нет. Черный цвет помогает спастись от всего, что может на тебя свалиться. Цвет бесстрашия перед другими цветами, которые с каждым днем давят все сильнее. Но в то же время он — цвет тяжелого груза на сердце и в душе. Мой же цвет — красный. С самого рождения мне было предрешено стать той, кто потеряет всех, останется один посреди жестокой жизни. Иногда я думаю, может мне пора остановиться? Ведь, чем дальше я иду, тем больше теряю и тем больнее мне становиться. Лучше остановиться и стать никем, чем потерять все, а потом пытаться на обломках своей прошлой жизни строить новое, но хрупкое и невесомое счастье. Лучше остановиться и погибнуть, чем смотреть, как погибают те, кто тебе дорог и бесконечно любим. Больно. Очень больно видеть, как они смотрят тебе в глаза и улыбаются, а на самом деле, на душе тяжким грузом висит черный, как уголь, цвет. Но только сейчас, когда я все потеряла, я поняла, насколько это все было мне дорого. Насколько все это было любимо и важно. Но даже если я и остановлюсь, вперед меня будут гнать другие цвета. Сколько бы я не пыталась остановиться, они погонят меня вперед, заставляя забыть о том, что я пережила, добавляя в мою жизнь новые цвета и оттенки. Цвета, от которых я благополучно скрывалась многие годы, настигли меня. Коснулись своими цветными руками моей красной спины. Заставили чувствовать. А нужно ли это мне? Есть еще кое-что… Знаете, почему у меня такие необычные глаза? Я хищник, который смотрит на людей, как на жертв. Сколько бы меня не пытались изменить, я не смогу поменяться. Я навсегда останусь хищником, который вечно, повторяю, вечно будет искать жертву для своей утехи. Но, где-то в глубине души я пытаюсь измениться, пытаюсь понять, но все это настолько невесомо, что этого почти не заметно. Да и не получается у меня. Вскоре я поняла, что просто не хочу, не желаю меняться. Но меня заставят перечеркнуть все мои «хочу», заставят посмотреть правде в лицо и скажут «надо». Теперь я должна слушать только ту «правду», которую для меня приготовили именно они. Нет. Это не моя «правда». Эта ваша «правда», которую вы пытаетесь мне навязать. Заставить в нее поверить как в истину. Ложь. Это все глубокая и черная ложь. Знаете, а я ведь всегда во всем винила себя. Когда родители ругались, то это было из-за меня. Я всегда была причиной их сор. Папа меня винил, а мама защищала. У папы я всегда и во всем была виновата. Разбилась ваза, виновата я. Собака погрызла диван, опять виновата я. Мол, не научила ее ничему. Он потерял что-то, значит, это стащила я. Мое тело практически вечно было в синяках. Брат пытался меня защитить, но я говорила, что справлюсь, говорила что выдержу, отгораживая его от мучений. Терпела. Мое детство кончилось неимоверно рано. Так рано, что я перестала верить в чудеса, которыми грезят все дети. И сейчас, находясь в пучине своего сознания, только сейчас я об этом задумалась. Я уже не чувствовала тела от той боли, которая растягивала часы в годы, а годы в века. Я уже устала видеть лицо, которое практически такое же, как у меня. К нему у меня уже выработалось отвращение. Но глаза… Они отличаются, они горят неимоверным безумием и жаждой мстить. А ведь папа был прав… во всем виновата «я», другая, но все же я. Усмешка никак не могла слететь с моего лица, за что я получила еще одну порцию ударов. Руки были вывихнуты от столь долгого напряжения, ног, которые не касались поверхности пола, я уже вообще не чувствовала, они словно проваливались сквозь пол. Цепи, за которые я была подвешена, ужасно терли запястья, оставляя кровавые подтеки. А все мои побои сопровождались ехидным смехом. Все эти слова… Верни, отдай. Сил больше нет. Я сдаюсь.***
Не знаю, сколько времени прошло, да и меня это уже, в принципе, не волновало, но мне хотелось спросить. Последнее, что я у нее спрошу. Во рту я чувствовала металлический привкус крови, от которой становилось противно, а все внутренности стремились выйти наружу. Сглотнув кровавую слюну, я открыла рот и произнесла: — Ты ведь… — Кайдо прислушалась ко мне, убирая золотую плеть за спину. Она аккуратно поднесла пальчик к губам, намекая, что готова меня слушать. — Сама… — говорить было тяжело. Я не чувствовала слогов, я словно проглатывала их. — Ты ведь сама мне шептала. Я вспомнила. Ты во всем виновата. Ты мне говорила, что делать. А я на подсознательном уровне тебя слушала, принимая твои слова за свои мысли. Какая я все-таки дура. — если бы мои руки были свободны, я бы схватилась за голову и сидела бы в самом темном углу своего подсознания. Но пока в моих силах было только дышать. Смешно, не правда ли? — Кидо, милая Кидо. — нежно и слащаво произнесла обезумевшая. — Не надо винить в своих оплошностях других. Но признаю, я тоже в этом, косвенно, но участвовала. Ты же так не хотела быть одна. Сил больше не было. По щекам покатились слезы. Какой уже раз за этот день? Кожа под солеными слезами неимоверно жгло. Как же я устала.***
С момента смерти Кирихо прошла неделя. Всю эту неделю Кидо была без сознания. Каждый день, каждый час, каждую минуту, ее мучила Кайдо, пока у девушки не сдали нервы, а душа перестала сражаться. Она открыла для Кайдо путь к управлению ее телом. А в больнице очнулась уже не Кидо, а Кайдо. Более темные глаза, выдавали ее с потрохами. После пробуждения Кайдо тихо, еле слышно засмеялась, прикрывая руками глаза. Она, наконец, этого добилась, она снова может управлять этим телом. Как она этого ждала, как мечтала отомстить своей натуре за то, что она когда-то заперла ее, дабы не слушать ее щебетаний. Пусть теперь она почувствует это на своей шкуре. Теперь-то Кайдо отыграется! Но все же… Она же не изверг. У Кидо-тян умер брат, следовательно, ее надо утешить… успокоить. Выполнить последнюю просьбу утопающего в своей же тьме. Кайдо решила пока повременить с шалостями. Может она подобрела. Хотя… Нет. Это даже звучит смешно. Вдруг, дверь палаты приоткрылась и Кайдо услышала голос «брата» и ее лечащего врача, а когда в палату начал кто-то входить, Кайдо, не задумываясь, схватила подушку и с ехидной улыбкой кинула ее во входящего, и, напустив на глаза слезы, с яростью взмолилась: — Пожалуйста, уйдите!!! Не желаю никого видеть!!! — через секунду в палате никого не было, а подушка так и осталась одиноко лежать около двери. «Нравится, Кидо?» — спросила Кайдо свою натуру, которая даже не повернулась, чтобы посмотреть на ее ребячество. — Нет? Тогда я заставлю тебя посмотреть… — это была лишь отсрочка ее оригинальных и безрассудных действий.***
Когда Сё захлопнул дверь, после того как в него попала подушка, он с облегчением выдохнул. — Очнулась… — Для него это было событием мирового масштаба. Он уже и сам потерял надежду на то, что Кидо проснется, пусть и прошла всего неделя. Врачи утверждали, что операция прошла успешно, но Кидо, по какой-то причине не желала просыпаться. Врач так и сказал. Она не не может проснуться, просто не хочет. Сё, наверное, тоже бы не хотел возвращаться туда, где его не ждут. Где он будет чувствовать лишь боль, потеряв надежду на спасение. Что на счет операции? Из-за стресса от потери брата у Кидо случился сильнейший приступ, который повлек за собой моментальное ухудшение здоровья и прогрессирования болезни до конечной стадии, поэтому с операцией тянуть было нельзя, иначе бы они потеряли ее. И врачей уже совершенно не интересовало мнение Абурамы. Клятва Гиппократа была важнее. Сё же каждый следующий день навещал сестру, но теперь она отказывалась его впускать, поэтому что делать, парень совершенно не представлял. Она впускала только врачей, а те говорили, что она не желает никого видеть. Она поставила Сё в тупик. Он перестал работать и прогрессивность труда упала, о чем начали беспокоиться его друзья. Starish решили попытаться как-то исправить эту ситуацию и поэтому пошли за помощью к Блестящему. Тот в свою очередь предложил назначить Кидо наставника, и тогда Сё не придется вечно наблюдать за сестрой, пока она в таком неуравновешенном состоянии. — И кого вы предлагаете? — поинтересовался Токия, ведь это он был зачинщиком идеи о наставнике для Кидо. — Я предлагаю того, кто с самого начала недооценил ее силы. — Тут в дверь постучали, и в кабинет совершенно спокойно зашел Куросаки, который был явно удивлен, увидев в помещении начальника такое сборище. — Мне зайти позже? — Ранмару не хотел находиться в одном замкнутом пространстве с этими принцами. — Нет, это касается и их. Так как это была их идея, — тем временем Куросаки уже подошёл ближе к Блестящему. Ему было не особо интересно, на что его обрекут, но все же… — И так, ответственным за новенькую назначаю тебя, Ранмару. — Саотоме поправил очки, а Куросаки тем временем закашлялся. — Чего? Мне этих вполне хватает! — певец кивнул головой в сторону Рена и Масато. — Они уже взрослые и вполне справятся без твоего тщательного надзора. — Блестящий сразу пресек возгласы остальных особо впечатлительных принцев, которые тоже хотели получить больше свободы. Серебристоволосый принц только цыкнул и без спроса покинул кабинет, он и так уже понимал, что ему не избежать этой участи. Он просто не желал устраивать скандал на пустом месте. Куросаки совершенно не хотел возиться с этой девчонкой. Да, пусть она была ему и не противна, как остальные поклонницы, которые за ним бегают, но все же. Наблюдать за девушкой, которая только потеряла последнего члена семьи, он не особо горел желанием. Он не умел успокаивать, подбирать слова для утешения, да и просто поддерживать. Именно из-за этого он не особо горел желанием наблюдать за ней. *** На следующий день, когда Сё опять пришел навестить сестру, хоть он и знал, что она его не впустит, врачи сообщили ему очень интересную новость, из-за которой он больше не смог сидеть, сложа руки. — Ваша сестра сбежала. Но поскольку мы уже хотели сегодня ее выписать, мы не собираемся ее возвращать. К тому же она оставила здесь больничную одежду, следовательно, она нам ничего не должна, — как-то совершенно безразлично сообщал врач о том, что его пациент сбежал. Сё стало не по себе, ведь он не знал, что зеленоглазая может натворить. Он надеялся на ее благоразумие. Но все же что-то его волновало и не давало покоя. Словно кошки, которые скреблись на душе, не давая спокойно мыслить. Сё уже не представлял, что ему делать, поэтому, тщательно все взвесив, он решил пустить все на самотек.***
Ты только думаешь, что все понимаешь, на самом деле люди не понимают даже самих себя, не то что кого-нибудь другого. Невозможно понять что-нибудь даже на 1%, поэтому мы и проводим столько времени, пытаясь понять свои желания и желания других, это и делает жизнь такой интересной