Серебро в его глазах

Он не понимал. Ничего что происходило в этом чёртовом замке вот уже три месяца не поддавалось разумному объяснению. Уильям оглядывался по сторонам в поисках подсказок, чьих-то слов или хотя бы взглядов, что наконец рассказали бы ему о том, каким образом всё потеряло прежние очертания. Он смотрел. Всё не отрывал глаз от юной Королевы и не узнавал в ней ту девочку, что бережно хранил в памяти много лет подряд. Его Снежка не прятала глаз и не улыбалась так натянуто, будто извиняясь за упорное молчание. Его Снежка не укрывала за ресницами эту безмерную усталость и не сгибалась в спине. У его принцессы была идеальная осанка, яркая, счастливая улыбка и сверкающий озорством взгляд. Его принцесса не стремилась уйти от разговора, укрываясь за массивными колоннами, стараясь скрыть стук каблуков и сбитое дыхание. А Уильям и сам задыхался. В груди что-то неумолимо, плотным металлическим кольцом сдавливало внутренности, и он никак не мог вдохнуть этот спёртый, затхлый воздух холодного дворца, что так сильно напоминал клетку. Клетку, из которой абсолютно не было выхода. Клетку, из которой, он как ни странно и не желал выбраться; лишь только понять, каким правилам необходимо следовать, дабы мирно существовать с остальными её обитателями. В моменты стремительно накатывавшего отчаяния, он с горечью признавал, что отдал бы всё, только бы вернуть назад чёртово детство; чтобы не думать ни о чём, дабы не беспокоиться о проблемах в королевстве и боли, затаившейся под сердцем, и просто жить. Просто вдыхать свежий воздух луговых трав, покрытых росой ранним утром. Просто сбегать из замка с такой знакомой ему Белоснежкой и срывать ныне ненавистные яблоки с высоких деревьев. Уильям всегда твёрдо осознавал, что после свержения Равенны, ничто уже не будет, как раньше. Несмотря на блеснувший луч надежды, мир ещё долго будет пребывать во тьме, и излечить это сможет лишь время. Он это понимал. Молодой человек не ожидал пламенных объятий или же скорой свадьбы с возлюбленной. Уильям знал, что слишком много времени прошло со времени их последней встречи, слишком много порезов, глубоких и не очень, было оставлено в душе Белоснежки, чтобы она могла довериться ему. Но всё-таки, ледяное отчуждение девушки ранило больнее тысяч осколков, что обрушивались на него в Финальной битве за замок и трон. И хотя отец не раз намекал ему, что стоило бы обсудить с Королевой вопрос о том, кто всё же будет править вместе с нею, поговорить с Белоснежкой никак не удавалось. Впрочем, Уильям, откровенно говоря, и не стремился, признаваясь лишь только себе в этом глубинном страхе услышать другое имя. То, что именно Уильям должен был взойти на трон, было вполне предсказуемо и даже более того, предопределено. А молодой человек и правда хотел бы помогать людям, управлять королевством. Но власть и так была во многом сосредоточена в его руках, и в этом аспекте его всё очень даже устраивало. То, что Уильям на самом деле так отчаянно желал, казалось, с каждым днём ускользало всё дальше, всё быстрее, как вода сквозь пальцы, и не было ни малейшей возможности, ни капли моральных сил остановить этот увы необратимый процесс. Он мечтал об общем будущем с Белоснежкой, видел её рядом с собой и кучу ребятишек неподалёку. Они бы вместе, вернули королевство к былому процветанию, и не было бы никого счастливее них. Вот только Уильям спустя три месяца начал осознавать, что ничего из этого никогда не стало бы явью. Что если бы его Снежка грезила о том же, то всё бы уже давно было иначе. И боль от того, что глаза его потихоньку начали открываться, была сильнее, чем тысячи стрел метко пущенных им самим, терзающих тело и разрывающих его на сотни мелких кусочков.

***

Королева безусловно была прекрасна на балу. Её платье цвета ночного неба невероятно шло ей, а глаза с восторгом оглядывающие радостных подданных впервые за долгое время лучились искренним счастьем. Уильям не мог налюбоваться ею, кружа в одном танце за другим; и на мгновение, ему даже показалось, что всё будет хорошо. Он видел, как Белоснежка отправилась подышать свежим воздухом, и что-то внутри тревожно сжалось, будто предвещая беду. Первый министр всё оглядывался по сторонам, раздумывая над тем, чтобы последовать за девушкой, однако не упустив из виду, что Эрик двинулся в том же направлении. Решив всё же не докучать юной Королеве, Уильям остался дожидаться в зале, не представляя, чему именно он позволил случиться. Белоснежка вернулась спустя весьма непродолжительное количество времени. Народ, чей взор был затуманен вином, глуповато улыбался, кланялся и приветствовал свою Королеву. Она дарила улыбки в ответ, но Уильям с отчаянием, терзавшим всё сильнее, слепо оглядывался по сторонам, задаваясь только одним вопросом: неужели никто не замечал столь разительных изменений? Спина девушки была неестественно прямой, словно она старалась справиться с самой собой. От улыбок даже не веяло искренностью, а глаза были полны горьких непролитых слёз. Белоснежка, переступая через себя, продолжала вести себя непринуждённо, принимая поздравления и нескончаемые комплименты, не имевшие для неё теперь ни малейшей ценности. На все обеспокоенные вопросы Уильяма она лишь качала головой, очень грустно улыбаясь и поглаживая его ладонью по щеке. И кажется, то был единственный раз, когда он не реагировал на её прикосновения, безуспешно старясь добиться правды. Вскоре праздненство было завершено. Часть гостей разъехалась по близлежащим деревням и мелким поселениям, а другая, та что была гораздо многочисленнее, была размещена по комнатам уставшими слугами, и прошло не так много времени прежде чем во всём замке воцарилась тишина. Эрик не спал. Он еле выполз с балкона на окоченевших и слегка негнущихся ногах, причиной дрожи которых, на этот раз являлся вовсе не алкоголь; хотя флягу, подарок от гномов, Главный военачальник иногда всё же подносил к губам, в очередной раз пытаясь забыться. В конце концов, бывший Охотник, совершенно обессиленный балом, оглушённый этим недолгим, но таким важным разговором, уселся прямо на каменный пол, прислонившись к стене и стараясь угомонить то и дело сбивающееся дыхание. Уильям тоже не спал. Он дождался, когда помещение наконец полностью опустеет, чтобы без лишних свидетелей поговорить с Эриком о происходящем. Его гулкие шаги эхом разлетались по залу и Охотник, насторожившись поднял глаза, чтобы тут же горько усмехнуться и опустить их вновь. - Присядь со мной или таки постоишь? Указывая рукой на место рядом с собой, Эрик вовсе не ожидал, что Уильям всё же примет столь своебразное приглашение, но тот действительно опустился на пол, совсем не жалея парадной одежды. - Что произошло на балконе? Этот вопрос сорвался с губ сам собой, потому что если не так, если помедлить ещё пару минут, то только кричать, выплёскивая гнев и усталость, вытрясая ответы из такого же усталого Эрика. - Я не знаю. Он и правда не знал. Не понимал. Всё казалось столь нереальным, будто бы красочным и в то же время кошмарным сном, а не странною явью. Вот только слёзы Белоснежки, так и не скатившиеся с ресниц, застыли в и без того воспалённом сознании, и этот образ всё не желал уходить, разрывая рваную рану в груди все сильней и сильней. - Я не знаю, Уильям. Всё так запутанно, чёрт возьми... Но ты и сам это понимаешь... На долгое время воцарилась тишина. Они сидели бок о бок, два соперника, два друга, молча, думая каждый о своём, а может, об одном и том же. Никто не знал, что сказать. Они давно запутались в действиях, поступках, словах, в том, что необходимо и том, что правильно. И юная Королёва, что тихо плакала от безысходности в спальне наверху, разделяла сейчас состояние молодых людей. Опустошённые, больные собственным безумием и этими глубокими чувствами, уставшие от проклятой боли в израненных сердцах, они были как никогда похожи друг на друга в эти самые минуты. Никто не знал, как это оборвать. Никто из них не знал, что будет дальше.