Иная

      Стоял прекрасный августовский летний день. На безоблачном лазурном небе, будто кто-то разлил яркую и такую теплую для глаз золотую краску; сияло солнце. Листва вековых кипарисов, пихт, елей и некоторых других деревьев зеленела за окнами маленькой Лилианы, сливаясь с травяным ковром.       Малышка гуляла по саду в своем белом любимом платье босиком по траве, насвистывая какую-то знакомую веселую мелодию и любуясь неописуемой красотой летнего парка, который прилегал к менору Рейнов. Её глаза сияли так ярко, будто отражали самих солнечных зайчиков, что бегали по могучим стволам многолетних ясеней и дубов. Казалось, что сама Лилиана уже давно превратилась в такой же зайчик, а сейчас освещает мир своим сиянием. Впрочем, счастье маленькой мисс Рейн было далеко не единственным чувством, которое она испытывала. В сердце этой добродушной малышки теснилась тревога, ведь сегодня она надолго покинет дом, своих родителей. И еще это странное предчувствие: что-то серьёзное должно сегодня произойти. То, что не сможет оставить ее жизнь без изменений. Эти ощущения тяготили Лилиану, и по слегка румяной щеке стекла одинокая слезинка. Девочка быстро вытерла капельку соленой воды. Никто не должен видеть, что она плачет. Лилиана попыталась успокоиться, внушая себе, что все это просто волнение. Но как бы там ни было, в мысли юной девы ворвался скрипучий голос эльфа-домовика: — Мисс Лилиана, госпожа Рейн приказала Скрэжу передать Вам, что пора выезжать, — после этих слов домовик в серо-голубой майке откланялся и исчез, щелкнув огрубевшими от тяжелой работы пальцами.       Глубоко вздохнув, девочка в последний раз окинула жадным взором восхитительный парк, чтобы запомнить каждую черточку этой летней красоты и сохранить ее в сердце. Она хотела сохранить это в сердце для того, чтобы сидя в холодную зиму или дождливую осень в гостиной своего факультета вспоминать дом. Как было хорошо дома именно в эту летнюю пору. Лилиана развернулась и пошла к своим родителям, которые ждали ее в гостиной, чтобы вместе отправится на платформу. Конечно, можно было бы и трансгрессировать, но Лилиана была слишком мала, чтобы так путешествовать. И это отяготило, в некотором смысле, семью Рейнов.

***

      Этот мальчик выглядел лишним среди расстающихся на некоторое время детей и родителей. В то время, как взрослые обнимали своих сыновей и дочерей, давали им последние напутствия, Том одиноко озирался по сторонам. И что теперь? Юные и взрослые маги с удивлением смотрели на мальчика. С удивлением лишь потому что он был странно одет. Все те же вещи, как при том обстоятельстве, когда его забрал это страрик из приюта... как его там, кстати, звали? Том вспоминал. Думб... Табл... Дамблдор. Одиннадцатилетнему Тому оставалось лишь одно: стоять среди проходивших мимо него людей, бессильно сжимая и разжимая маленькие кулачки, судорожно вдыхая кислород. В душе этого ребенка бушевала ярость, совсем не-детская ненависть ко всем этим людям, которые смели лишь бросить на него хоть толику сочувствующего взгляда. Таких было мало. Но все-таки буря в душе Тома, и без того выходившая за границы допустимого, перехлестнула пределы возможного и вырвалась наружу. Мальчик в гневе закричал: — Мне не нужно ваше сочувствие! Ваша жалость!       Люди, проходившие мимо Тома, остановились. Что нашло на этого мальчика? Взрослые волшебники опешили от такого резкого заявления. Удивленно раскрыв глаза, дети дергали за рукав родителей, прятались за их спины. Кто-то в толпе тихо проговорил: — Он сумасшедший.       Том, конечно, этого не услышал. Вы только представьте, что могло произойти? Учитывая то, что он, не зная еще ни одного заклиная, в лавке у Олливандера от злости создал нечто ужасное, когда палочка его выбрала. Именно поэтому слова в толпе прозвучали, как приговор. Том в ужасе раскрыл глаза, наполнившееся страхом, и перевел взгляд на свои руки. Он смотрел на свою бледную, словно снег кожу, будто не узнавая себя. Потом мальчик поднял полный раскаяния взгляд на окружающих. — Из...извините, — тихо произнес Том и, забрав свой багаж, побежал в поезд, подальше от осуждающих и испуганных взглядов. — Подожди! — вырвался из толпы голос русоволосой девочки.       Слишком поздно. Том ее уже не слышал. Девчонка, схватив свой чемодан, побежала вслед за мальчиком. Она не знала зачем и почему. Просто чувствовала, что так надо. — С ума сошли, — сказал кто-то в толпе, наверняка при этом цокнув языком и покачав головой.