«Само сообщение имеет куда большее значение, чем его отправитель.»
Теперь Фрэнк серьёзно с нетерпением ожидает рабочих дней. Джерард оказывается весёлым, странным и умным, и выясняется, что у них с Фрэнком много общего. Фрэнк осознаёт, что он часто пытается сказать что-нибудь такое, чтобы заставить Джерарда улыбнуться особенной, небольшой улыбкой. Он учится понимать, что чувствует Джерард по выражению его лица, и различает, когда тот поджимает губы с мыслью «мне не стоило этого говорить», а когда со значением «да, я понимаю, о чём ты, но». Он замечает, что Джерард перестаёт постоянно в себе сомневаться и начинает спорить с Фрэнком, больше совсем не стесняясь. — Знаешь, — внезапно говорит Джерард одним днём, — я даже рад, что ты здесь работаешь. Фрэнк пару раз моргает, пытаясь поймать нить разговора. Может, он что-то упустил: у Джерарда есть привычка так делать — он начинает обдумывать только что состоявшийся разговор и отвечает на что-нибудь, что Фрэнк сказал минут пять назад. Фрэнк мысленно проматывает последние несколько минут в голове, но не находит ничего такого, что могло бы завернуть их в это русло. Тогда он осторожно произносит: — Э-э, ладно? — Нет, ну, — продолжает Джерард, и Фрэнк понимает, что Джерарда волнует вся эта тема, ведь тот начинает активно жестикулировать. Фрэнк просто обожает, когда Джерард так делает, потому что его руки бывают довольно выразительными. — Я имею в виду, я не знаю никого ещё моего возраста, кто пошёл волонтёрствовать, понимаешь? Конечно, есть Елена, но пожилые люди… — он замолкает с испуганным выражением лица. — Чёрт, только не говори ей, что я назвал её пожилой. — Я не скажу, — посмеиваясь, обещает Фрэнк. На самом деле, он уже давно не говорил с Еленой, это немного расстраивает, но она всё ещё здоровается с ним, если приходит под конец его смены, а иногда он специально задерживается, просто чтобы встретиться с ней. — Чувак, давай, ближе к делу. — Но им приходится прерваться, чтобы обслужить покупателя, хотя это даже к лучшему: так у Джерарда появляется время, чтобы сформулировать свою мысль. Фрэнк знает, что Джерард иногда начинает говорить, не до конца продумав, что хочет сказать. И обычно это приводит к явному отсутствию связности в его речи. — Хорошо, — уверенно говорит Джерард, как только покупатель уходит, — итак, больше никто моего возраста не идёт в волонтёры, и я уже было начал сомневаться. Типа, не знаю, если остальные не очень-то задумываются, ну, о помощи детям, то зачем это делаю я? — Он замолкает, чтобы собраться с мыслями, а потом продолжает: — Ну, так думать было совершенно неправильно, но, чувак, при отсутствии мотивации такое дерьмо часто лезет в голову. Но потом, когда я встретил тебя, — на этих словах Фрэнк чувствует острый укол вины, — всё изменилось. Потому что, если ты тоже хочешь что-то изменить, значит, я не одинок. — Джерард морщится, закончив говорить. — Я нёс чушь? Ты понял, о чём я? Фрэнк делает несколько глубоких вдохов, решая, что сказать. Он знает, ему стоит объяснить, что это его общественные работы, но он видит, с каким убеждением горят карие глаза Джерарда, и он просто… не может этого сделать. Карие глаза — это его личный криптонит, решает Фрэнк. Поэтому он просто кивает, улыбается и говорит: «Ага, я понимаю тебя», — а потом меняет тему. И когда они находятся посреди яростного спора о Джексоне Поллоке, Фрэнка кто-то бьёт по руке, и тогда он разворачивается и видит перед собой знакомое лицо. — Джамия! — Он уже хотел было броситься но неё, но потом он вспоминает прочитанную ему Джерардом лекцию о Приличном Поведении На Рабочем Месте (главные условия: никого насилия и никаких ругательств). Так что он остаётся на месте, безумно улыбаясь. Он уверен, что со стороны похож на сумасшедшего. Она всё равно его обнимает, но в её тёмных глазах видно беспокойство. — Фрэнк… — начинает она, но Фрэнк слишком счастлив встрече с ней. Они давно не виделись. Поэтому он снова её обнимает, крепко прижимая её к себе, и целует её в щёку, как и всегда. — Я скучал по тебе, — тихо произносит он, отстраняясь, но продолжая держать её за рукав, и тогда выражение её лица смягчается. — Я тоже скучала по тебе, ты и сам знаешь. Но мне правда нужно с тобой поговорить. — Давай. — Фрэнк чувствует, как что-то в его животе сжимается от ужаса и неспешного осознания, что его не очень обрадуют принесённые Джамией новости, поэтому он оглядывается вокруг, надеясь отвлечь её на что-то другое. — Кстати, ты встречалась с Джерардом? — Он пытается найти взглядом Джерарда, который словно куда-то испарился. Странно, ведь он был здесь буквально несколько секунд назад. — Фрэнк, — решительно произносит Джамия, беря его за руку, — посмотри на меня, Фрэнки. Он нерешительно выполняет её просьбу. — В чём дело? — Я просто… — Она вздыхает. — Мне просто интересно. Ты разговаривал с кем-нибудь из парней в последнее время? — Чего? — Фрэнк хмурится, потому что он совершенно перестал о них вспоминать. А потом он чувствует прилив вины. Pencey — это то, с чем он хочет связать всю свою жизнь, это самая желанная для него вещь на свете, а он всё забросил. Он понимает это. — Нет, я не звонил. Но мне стоит это сделать, я знаю. Я позвоню им, как только приду домой, Джей, обещаю. Джамия снова вздыхает, прикусывая губу и отводя взгляд в сторону. — Ты не выступал с группой уже несколько месяцев, Фрэнк. — Но это не значит, что я не пытался это сделать! — взрывается Фрэнк, выдёргивая руку из её ладони. — Они не отвечают на мои звонки, понятно… — Что насчёт Eyeball? — перебивает Джамия. — Я думала, с вами заключат контракт. Ты сам знаешь, насколько всё неустойчиво в сфере музыки, Фрэнки, они уже давным-давно забыли про вас. Подумай о том, что ты сейчас творишь! Ты же не глупый! — Я ничего не творю! — Он пытается выровнять дыхание и вспомнить, что Джамия ни в чём не виновата. Потом он замечает выражение её лица и закатывает глаза. — Я знаю, я знаю, ясно! Я просто… Я не хочу… «признавать это», — мысленно заканчивает он, — «не хочу, чтобы это происходило на самом деле». — Я не хочу, — глупо добавляет он, не зная, чего именно он не хочет. — Фрэнки, — успокаивающе произносит Джамия, — раньше вы играли каждую неделю. У вас всё было распланировано. Вы говорили с Eyeball, вы говорили с Black Ball Records. И что теперь? Ты просто… Я знаю, как ты об этом мечтал, — говорит она, — а теперь шанс ускользает, Фрэнк. И ты знаешь это, я понимаю, что ты тоже это чувствуешь. — Это не твоё дело! — выплёвывает он, и Джамия отшатывается, словно он её ударил. — Я хочу как лучше для тебя! — чуть не плача возражает она, и Фрэнк чувствует себя мудаком. — Я пытаюсь помочь тебе, ты знаешь это! Я просто… Я хочу, чтобы ты был счастлив, Фрэнк! Я пытаюсь помочь! Фрэнк делает глубокий вдох, стараясь успокоиться. Он вспоминает, что ему советовал делать Джерард, когда он начнёт злиться: он концентрируется на своём дыхании и расслабляет сжавшиеся в кулаки ладони. — Мне нужно позвонить им, — говорит он в конце концов. Джамия медленно кивает. — Думаю, да. Но я буду рядом, что бы ни случилось, Фрэнк, — тихо добавляет она, протягивая руку вперед, чтобы прикоснуться к его лицу, но он уворачивается. — Ты знаешь об этом. Он наблюдает за тем, как Джамия уходит, и пытается сдержать слёзы. [//]«Говорить больше нечего, я не возьму трубку.»
Когда Фрэнк приходит домой, он тут же отправляется в свою комнату и звонит Нилу. Вообще, он правда хочет с ним поговорить, не только о Pencey Prep. Ему хочется рассказать о том, что Джерард избегал его весь вечер, и Фрэнк не знает, почему, и… ну, в общем, он хочет рассказать о Джерарде. О том, что Джерард вроде бы действительно классный, и о том, какой он талантливый. Фрэнк не разговаривал с Нилом, кажется, целую вечность, и, когда гудки сменяются автоответчиком, отправляющим его на голосовую почту, в его животе что-то ухает. — Эй, Нил. Э-э, мы давно не говорили. Что происходит, чувак? Я просто… — он вздыхает, взъерошивая свои волосы, и пытается понять, что вообще хочет сказать. — Pencey — это важно. А мы сейчас ничего не делаем. Просто… перезвони мне. Он хочет уже позвонить Хэмбоуну, но понимает, что не выдержит, если его оттолкнут ещё раз, а уж раз Нил не берёт трубку, то Шон и Тим тоже не станут. Он трёт лоб, пытаясь избавиться от возникающей головной боли, и решает набрать Майки. По крайней мере, тот отвечает на звонок. — Привет, Фрэнк. — Майки, чувак, надеюсь, ты не против, что я звоню тебе по этому поводу, но что происходит с Eyeball и с Pencey? — Он чётко слышит отчаяние в собственном голосе. Он даже не осознавал, насколько всё вышло из под контроля, пока не поговорил с Джамией. Всё случилось так неожиданно: он не получил ответа от Eyeball, никто из Pencey не пытался с ним связаться, а он (мерзкое чувство вины всё ещё не покидает его) даже не задумывался об этом до встречи с Джамией. Его группа, его детище. Он хотел всего этого так сильно и даже ни о чём не подумал. Майки отвечает только через какое-то время, и Фрэнк уверен, что тот либо смотрит фильм, либо играет в какую-нибудь дерьмовую видеоигру. Фрэнк явно слышит приглушённые звуки стрельбы на заднем плане. — Слушай. Я думал, ты знаешь. Фрэнку кажется, что его сейчас стошнит. — Майки… Чувак, что такое… — Ты мой лучший друг, — тихо говорит Майки спустя пару минут. — Мы можем… Мы ведь всё равно останемся друзьями, да? Фрэнк решает остановиться и обдумать всё логично. Он не очень-то силён в этом, но вот что он имеет на данный момент: теперь Майки, в общем-то, его лучший друг, потому что все парни из Pencey бросили его. А Фрэнк чертовски сильно ценит свою дружбу с Майки. И какими бы плохими ни были новости, скорее всего, Майки тут ни при чём. — Мы всё равно останемся друзьями, Майкиуэй. — Хорошо. — Звуки перестрелки резко обрываются. — Во-первых, Нил какое-то время не отвечал на звонки. И мы сдались. Ну, казалось, что вы больше не хотите этого всего, понимаешь? Не знаю, чувак, это было грубо. Это выставило вас не в лучше свете. Но потом Нил ответил на телефон, и тогда он сказал, что группы больше нет. Вот и всё. — Ну и дерьмо. — Кажется, Фрэнк забывает, как дышать. Комната перед его глазами начинает немного кружится, и у него появляется ощущение, что он видит кошмар и никак не может проснуться. Он подмечает это со спокойствием и логичностью. Потом, всё с таким же спокойствием, он встаёт, подходит к стене и бьёт её изо всё силы. Его кулак пробивает её. Потом он понимает, что Майки всё ещё не отключился, хотя ни один из них ничего не говорил уже минут пять. Фрэнк и раньше говорил Майки о том, что у него проблемы с контролем гнева, он рассказывал и про тот случай с группой, из-за которого он работает волонтёром в магазине. Поэтому ему не очень-то сложно снова вернуться к телефонному разговору и признаться: — Итак, я только что… Я пробил дыру в своей стене. — Ого, — отвечает Майки. До Фрэнка снова доносятся выстрелы. — Это плохо. — Ага, я знаю. — Теперь Фрэнк чувствует себя куда лучше, весь адреналин, который появился от злости, начинает исчезать. — Моя мама просто убьёт меня. Майки, Майкиуэй, она, блять, убьёт меня. — Спрячь от неё дыру, — предлагает Майки. — Ну, прикрой её. Каким-нибудь плакатом. А это хорошая идея. Фрэнк делает себе мысленную заметку последовать совету Майки, пока его мама не успела ничего заметить. Он всё ещё ощущает боль в груди, словно только что пробежал в марафоне. Он роняет голову на руку, всё ещё прижимая телефон к уху с такой силой, будто от этого зависит его жизнь. — Майки, всё кончено. Ну, с Pencey. Что… Что мне делать? — Я не знаю, — отвечает Майки, ни чуть не помогая. — По крайней мере, это случилось до того, как вы подписали контракт. — Ага, до того, как исполнилась мечта всей моей жизни, — бормочет Фрэнк в ответ. Он старается держаться, и ему помогает слышать, как кто-то разговаривает. Это отвлекает его от мыслей. — До того, как вас сняли в «По ту сторону музыки», — поправляет его Майки. — Если бы вы, ну, получили контракт, а потом распались, то всё было бы куда хуже. Фрэнк вздыхает и решает сменить тему. Он старается сделать тон своего голоса немного более жизнерадостным. — Итак, ладно, Майкиуэй. А что нового у тебя? — Мой брат ведёт себя как полный придурок, — сообщает Майки. Кажется, его забавит этот факт, но Фрэнк уже давным-давно перестал пытаться угадать, что чувствует Майки. — Почему? — спрашивает Фрэнк, надеясь услышать что-то, что поможет ему забыть о потере Pencey. Он знает, что чуть позже ему снова станет хуже, но пока он не будет думать об этом. Майки, кажется, понимает, что испытывает Фрэнк, поэтому рассказывает скучную историю о том, что его брат влюблён в какого-то парня, который, по словам брата Майки, даже не знает о его существовании или что-то такое. Потом Майки делает фотографии своей кошки, напялив на неё одежду, и отправляет их Фрэнку. Фрэнк действительно рад, что познакомился с Майкиуэем. [//]«Это может быть всё, что угодно. Отдайте бездомному сэндвич, помогите старушке перейти через дорогу, сделайте всё, что хотите, чтобы сделать этот мир лучше. Только подумайте, насколько лучше бы стало, если бы каждый просто сделал одну хорошую, бескорыстную вещь для другого человека.»
Жизнь Фрэнк начинает вращаться только вокруг комиссионного магазина и встреч с Майкиуэем, и всё было бы не так уж плохо, если бы он не ощущал острую потребность в музыке. Поэтому теперь он стоит, угрюмо навалившись на стойку и чувствуя раздражение на Джерарда — который, кстати, вёл себя как полнейший мудак с того дня, как приходила Джамия, — и расстраивается всё сильнее и сильнее. Джерард даже не смотрит на него, едва разговаривает и вообще пытается находиться от Фрэнка как можно дальше. Ну и плевать, не то чтобы Фрэнк по нему скучает. Вот только он вроде как скучает. И сильно. Он даже не знал, насколько ему нравились их еженедельные разговоры с Джерардом о музыке, об искусстве, о фильмах, и он не понимал, насколько весёлый, и классный, и умный Джерард, пока всё не закончилось. И теперь, осознавая, что он так привык говорить с Джерардом, Фрэнк чувствует ещё большее раздражение. Его настроение находится где-то на отрицательной отметке, когда в его кармане начинает вибрировать телефон, а на экране высвечивается «Хэмбоун». Он тут же принимает вызов, а Джерард дрожащим голосом выдавливает: — Фрэнк, ты же знаешь, что ты не можешь носить с собой телефон в магазине. — Заткнись, блять, — бросает Фрэнк в ответ, а затем выходит на улицу, потому что там лучше ловит сигнал, оставляя Джерарда стоять за кассой в одиночестве. Фрэнк сосредотачивает внимание на звонке, одновременно прикуривая сигарету. У него есть ощущение, что скоро она ему понадобится. — Так когда ты собирался мне сообщить, что с группой покончено? — Фрэнк… — начинает Хэмбоун, и Фрэнк срывается. — Нет, Джон! Просто заткнись нахуй, ладно? Ты знаешь, насколько для меня важна группа, вы все, блять, знаете, и вы даже не удосужились, блять, мне сообщить! — Все было не так, — возражает Хэмбоун, и Фрэнка начинает трясти от ярости. — У тебя даже не было времени на нас, ясно, чувак, мы пытались… — Нихуя вы не пытались! — орёт Фрэнк, игнорируя косые взгляды от прохожих. — Я звонил вам, я звонил вам всем, а вы, сука, даже не ответили! — Потому что мы были заняты! — Вы сказали Майки, что нам не нужен контракт! Мы только ради этого и работали! Я… Блять, я так зол, я даже не могу сейчас с тобой говорить, чувак, — выплёвывает Фрэнк, сжимая телефон в руке с такой силой, что белеют костяшки. — Я, блять, поверить не могу, серьёзно, не могу. Я просто… Всё кончено? Сука, кончено? — Никто из нас не мечтал об этом так сильно, как ты! — кричит Хэмбоун. — Ты только об этом, блять, и говорил, ты чуть ли не бредил, сука! Мы не можем это выдерживать, понятно! Мы тебе не сказали, потому что мы знали, мы, блять, знали, что ты так себя поведёшь! — Пошёл нахуй, — выдавливает Фрэнк, даже немного удивляясь, что ещё не сломал телефон от того, что так сильно его сдавливает в ладони. — Пошёл ты нахуй, Джон МакГайр, но ты, по крайней мере, перестал трусить и сказал мне. Скажи им, блять, скажи остальным, что я не собираюсь с ними больше разговаривать! Блять, да если я их снова увижу, я убью их! — Он бросает телефон на землю и наступает на него ногой. Дважды. Из магазина выходит Джерард с взволнованным видом. — Послушай, Фрэнк, было бы замечательно, если бы ты вернулся внутрь. У нас там очередь, наверное, с километр, и ты же знаешь, что нельзя делать личные звонки во время работы… — Заткнись, — грубо отрезает Фрэнк. — Серьёзно, у меня, блять, нет времени на это. Я ухожу. У Джерарда появляется запутанное выражение на лице, и между его бровей пролегает морщинка. — Э-э, ты не можешь. Ты работаешь. — Моя группа только что распалась! — Фрэнк снова повышает голос, и он знает, что вымещать свою злость на Джерарде нечестно, но тот всё равно в последнее время строил из себя маленькую обиженную сучку без каких-либо причин на это, так что Фрэнк почти не чувствует вины. — Мне теперь незачем тут оставаться! Джерард бледнеет почти добела и выдавливает: — Что значит «незачем»? — Единственная причина, по которой я был здесь, — это моя группа! — кричит Фрэнк, и он знает, что причиняет боль Джерарду каждым словом, но ничего не может поделать. — Я избил какого-то парня после выступления, ясно, и он, блять, позвонил копам. Моя мама сказала, что я либо месяц не буду выступать, либо пойду на общественные работы. И вот я тут! А теперь с моей группой покончено, и мне, сука, совершенно незачем тут дальше быть! Удивительно, что к концу тирады Фрэнка Джерард всё ещё стоит перед ним. Большинство людей на его месте уже давно бы свалили. — Ты сказал мне, что ты тут, потому что хочешь помочь людям. — Я соврал, понятно? Я бы не вынес потом твоих обвинений! — Фрэнк отпинывает в сторону то, что осталось от его телефона. — Ты думаешь, ты такой пиздецки хороший, раз выполняешь свой ебучий долг! — Да? — Теперь, когда Джерард в бешенстве, к его лицу снова начинает возвращаться цвет. — Ну, а что, блять, ты сделал для кого-то другого? Я пытаюсь изменить мир к лучшему! — Я и делал это! С помощью моей музыки! — Твоей музыки? У тебя нет твоей блядской музыки! — кричит Джерард. — Твоя группа не так уж и хороша, если её участники не смогли даже вытерпеть тебя и решили распустить группу! Фрэнк бьёт его кулаком в живот. Глаза Джерард широко распахиваются, округляясь от удивления, и он издаёт тихое «у-уф». Фрэнк почти тут же начинает сожалеть о сделанном и разворачивается, чтобы уйти. — Иди нахуй, — хрипит Джерард на грани слышимости. — Иди нахуй, Фрэнк Айеро, ты совершенно не такой человек, каким я тебя считал. Что странно, Фрэнку куда больнее сейчас, чем после любой драки, в которой он когда-либо участвовал.