The Long Surrender

I've been down on my knees and you just keep on getting closer The xx - Crystalized

Последующие дни оказались очень трудными для Доминика — отсутствие хоть какого-то контакта с Мэттью шло вразрез с каждым его желанием. Он снова ощущал себя подростком, а вместе с этим ощущением к нему пришли все эмоции, испытываемые при первой подростковой влюбленности. Магнетическое влечение вынуждало Доминика ежесекундно проверять свой мобильник, отчаянно пытаясь увидеть на экране уведомление о пропущенном звонке или смс от брюнета, заставлявшего его сердце трепетать. Это заметила Джулия, так как Дом не особенно отвлекался от своего занятия, и постоянно подшучивала над своим женихом, спрашивая, собирается ли он на классное свидание. Доминик хотел рассмеяться, правда, но не нашел в этом вопросе ни капли юмора — перспектива провести еще больше времени наедине с Мэттью была необыкновенно соблазняющей. Но что беспокоило Дома больше всего, так это то, что его беспрерывная проверка телефона на сообщения и звонки была абсолютно необоснованной и невостребованной. У Мэттью не было ни единой причины, чтобы звонить ему, но Доминик отчаянно надеялся на то, что она появится. Все существо Доминика жаждало поговорить обо всем и ни о чем с музыкантом. Обсудить его любимые книги, любимую музыку, поговорить о политике, науке и искусстве, погоде, цветах, птицах, спросить, есть ли у деревьев сердце. Каждый вопрос, который бы задал Доминик, был бы встречен восторженным энтузиазмом со стороны Мэттью — Дом был в этом уверен, — и все, что Доминик знал о мире, несомненно бы изменилось, как только бы он узнал мысли Мэттью на этот счет. Доминику было знакомо это ощущение — он испытывал его, как только они начали встречаться с Джулией. Когда она говорила, Дому казалось, что его тусклый мир окрашивается новыми цветами, предметы приобретают новую форму, а его рутинная действительность превратилась в потрясающее место. Именно по этой причине Доминик боялся — боялся, что эта связь с Мэттью возникла только из-за новизны их начинающихся отношений. Он не позволил бы себе исследовать эту близость так, как жаждали этого его разум и тело — ответственность и любовь к Джулии серьезно перевешивали эти желания. Но именно исследование этой новой близости, этих отношений и пугало Доминика. Если бы он начал исследовать эти отношения, то, он был уверен, его способность сопротивляться притяжению испарится с той же скоростью, что разрушала его интимную связь с Джулией. Корень его желаний находился не только в жажде поговорить с Мэттью, но и в жажде вновь услышать то, как он изъясняется на повседневно окружавшем Дома испанском, отчего молодой человек испытывал необыкновенное удовольствие. Если бы Мэттью исполнил его желание, Доминик бы смог слушать его часами, днями — а ночами, когда бы они говорили по телефону, Дом бы слушал хриплый голос, шепчущий непонятные ему слова с испанским акцентом, и кончал одновременно с ним. Эти мысли никак не выходили из головы Доминика, потому что разговоры на испанском составляли большую часть его дня. Он везде гулял вместе с Джулией, которая контролировала процесс общения с кем бы то ни было, и, конечно, она использовала свои языковые навыки по максимуму. Доминик начал осознавать, что его с каждым днем все больше раздражали движения ее губ, произносящих испанские слова. Вне зависимости от времени и цели общения не было никакой разницы между уровнем испанского Джулии и Мэттью — по правде говоря, язык они знали примерно одинаково. И в какой-то другой момент своей жизни, находясь в другом месте, Доминик бы признал этот факт, но сейчас, будучи там, где он был, он находил разницу довольно ощутимой. Когда он впервые это понял, то начал вслушиваться в разговоры Джулии с официантами или прохожими на улицах, чтобы уловить в ее словах ту же нотку пикантного эротизма, что была в словах Мэттью. Этого так и не произошло. И теперь, когда они гуляли по Мадриду, наслаждаясь пейзажем и всеми прелестями туристов, которых Доминик не испытывал с подростковых времен, он понял, что хотел бы, чтобы Джулия и вовсе перестала говорить на испанском. — Малыш, ты в порядке? — голос невесты выцепил Дома из мира грез, а обеспокоенный взгляд Джулии заставил его тут же пожалеть о том, что он посмел подумать о ней в негативном ключе. — Да, все хорошо, — тихо ответил Доминик, в доказательство целуя девушку в щеку и чувствуя ответную улыбку. — А где мы сейчас? Откинув волосы за плечо, Джулия вытащила карту из сумки, после чего аккуратно развернула ее и окинула быстрым взглядом испещренную улицами бумагу. — Здесь, — сказала девушка, ткнув в точку на карте, — Plaza de Colon. Где-то рядом должен находиться Национальный археологический музей. Должно быть, вниз по этой улице, а потом направо, — Джулия указала вперед, небрежно махнув рукой. — И мы правда туда пойдем? — протянул Дом, после чего поежился. — Ну, — покраснев, начала Джулия, — я надеялась, что пойдем. Это одно из тех мест, в которых мне не довелось побывать, когда я училась здесь, — в ее голосе и взгляде была надежда, и Доминик изо всех сил старался ей не поддаться. Музеи особо никогда его не интересовали, только если в них не выставлялись картины. В музеях истории Доминику всегда было жутко скучно — те места и люди, о которых они молчаливо рассказывали, были настолько отстранены от нынешней жизни, что Дому они казались почти абстрактными. Не то, чтобы он был необразованным невежей, просто ему было все равно. Но в то время, как его сознание оккупировали мысли о Мэттью, сердце Доминика не могло отказать Джулии и исполнению ее желаний, ведь любовь, которую он к ней испытывал, до сих пор жила в самом центре его души. Поэтому он согласно кивнул и громко рассмеялся, когда радостная Джулия бросилась к нему на шею. — Ура! Детка, обещаю, тебе понравится! А после можно пойти в парк за углом, — Джулия чмокнула Дома в щеку и игриво повела бровями. — Позже ты получишь свою награду, не волнуйся, — сказав это, девушка скользнула рукой вниз и ощутимо сжала член Доминика, чем вызвала удивленный визг. Расхохотавшись, она пошла вперед, оставляя смущенного Дома плестись вслед за ней. Оказавшись позади Джулии, Доминик еще раз проверил сотовый, только чтобы увидеть все тот же мерцающий экран. Тогда он решил, что устроит себе некое испытание в музее и позже, когда они будут гулять по городу. Оно заключалось в том, чтобы проверять мобильник на наличие смс и звонков лишь раз в полчаса и попытаться сосредоточиться на чем-то, кроме Мэттью — на Джулии, не на Мэттью. Возможно, Доминик сможет преодолеть эту отметку в тридцать минут, а уж потом и вовсе перестанет об этом думать. Он не знал, как он это сделает, но был полон решимости попробовать. *** Уютно расположившись за столиком в кафе недалеко от своей квартиры, Мэттью с наслаждением пил свой кофе, ожидая приезда студента на урок. Вида Колон была его любимой ученицей — она свободно владела английским и почти не нуждалась в репетиторе, что вело к более экстравагантным разговорам. Она боялась, что забудет язык, если не будет постоянно практиковаться, и поэтому позвонила Мэттью, чтобы поболтать в непринужденной обстановке. Во время их первого урока Мэттью опасался того, о чем они будут разговаривать, ведь последние события в его жизни были не совсем тем, о чем бы он хотел рассказывать посторонним. Вида была проницательным человеком, и ее способность читать Мэттью как открытую книгу была почти экстрасенсорной. Она мгновенно поняла, что ее репетитор страдал от душевных переживаний, хоть и не знала причины и не стала допытывать молодого человека. Мэттью не мог долго отрицать очевидного — это было справедливо, учитывая, что Вида рассказала некоторые детали из своей жизни, которые можно было использовать в качестве конфиденциальных тем для уроков. Было глупо не делиться тем, чем он хотел, но жизнь Виды была куда более яркой и насыщенной. Наполненной парнями, встречами с подругами, путешествиями, и если бы Мэттью начал говорить о мрачных деталях своей жизни, это бы коренным образом изменило их беседу. Он не хотел, чтобы его жалели, или давали совет, поэтому их разговоры в основном были односторонними — Вида делилась историями с прошлого уикэнда, в то время как Мэттью продолжал ее расспрашивать. Но теперь, когда он встретил Доминика, Мэттью нашел в себе желание открываться другим людям; эта новая дружба выпустила наружу то, что Мэттью намеренно скрывал или игнорировал в бессмысленной попытке «излечиться». То, что сделал для него Доминик за эти несколько дней, заставило Мэттью вырваться из самостоятельно созданной изоляции, цепляться за ту крохотную связь, что еще осталась в его жизни, и пытаться построить новую. И он хотел поразить Виду своей вновь обнаруженной жаждой к общению как никого другого. Однако он не станет — ни в какой форме — обсуждать с ней свой разрыв с Эваном, хотя Мэттью был уверен, что девушка и так оценит, пусть и неустойчивые, но улучшения его коммуникационных способностей. Маленький шаг вперед уже был триумфом, и Мэттью этого совсем не стыдился, ведь это означало, что он пытается наладить свою жизнь, а маленькие шаги были единственно верным началом. Вида вошла в кафе как всегда вовремя и, заметив Мэттью, махнула ему рукой, направляясь к столику. — Выглядишь счастливым, — усаживаясь за стол, отметила девушка и бросила сумку на пол. Довольно заметный акцент не испортил ясность, с которой были произнесены эти слова. Сложив руки на столе, Вида широко улыбнулась: — Ну, так что произошло? Мэттью позволил себе усмехнуться, отводя взгляд в сторону и отодвигая от себя кружку с кофе: — Все так очевидно? Вида замолчала, и Мэттью поднял глаза, когда не услышал ответа. — Мэтт, — девушка игриво повела бровями, продолжая, — язык твоего тела буквально кричит о том, что в твоем настроении произошли перемены. Ты вообще не умеешь от меня прятаться. И Мэттью рассмеялся, громко, от души рассмеялся, удивляя самого себя этим звуком. Он мельком отметил, как ему нравилось, что Вида называла его «Мэтт» — его почти никто так не называл в Испании. И тут же перестал об этом думать, так как захотел, чтобы и Доминик придумал ему какое-нибудь прозвище. — Что ж, у меня и правда есть новости. У меня будет прослушивание в Лондоне, через две недели, в настоящей студии. Ее владелец хочет помочь мне записать демо, — просиял Мэттью, закончив говорить. Вида уставилась на него пустым взглядом, и улыбка стерлась с лица Мэттью. Ему казалось, что девушка будет рада за него, а теперь выяснилось, что она навряд ли вообще понимает его чувства. Открыв рот, Мэттью вдруг замолчал, так как Вида подняла вверх ладонь. — Погоди. Я тут пытаюсь осознать то, что ты только что сказал. — Странно, — недоумевал Мэттью, — ты должна была меня понять. — О, нет, — протянула Вида, — я прекрасно поняла язык. До меня просто только начал доходить тот факт, что ты играешь на музыкальном инструменте. А теперь ты мне говоришь, что ты будешь записываться в студии в Лондоне. Мне нужна хотя бы минута — нельзя же сразу вываливать столько информации, — девушка улыбнулась, давая Мэттью понять, что она была очень удивлена тем, что он поделился с ней фактами своей жизни. И Вида, как и предполагал Мэттью, просто дурачилась, но его обеспокоил тот факт, что она не была в курсе его музыкальных навыков — он был уверен, что рассказывал об этом. — Я абсолютно точно уверен в том, что рассказывал тебе о том, что играю, — сказал Мэттью, намекая на то, чтобы девушка постаралась об этом вспомнить. — Нет, не рассказывал. — Вида, я должен был. Это же самая важная часть моей жизни. На это Вида лишь приподняла бровь и поджала губы: — Давай-ка я расскажу, что я знаю о тебе. Я знаю, что ты англичанин, что собак ты любишь больше, чем кошек, ты пьешь кофе с двумя кубиками сахара — и это мне известно не потому, что ты мне об этом сказал, а потому что ты всегда его заказываешь. Твой любимый цвет красный или черный, и об этом ты мне тоже не говорил — просто у тебя почти вся одежда этих цветов. Тебе нравится дождь, ты думаешь, что инопланетяне на самом деле существуют и что мой бывший парень, как ты выразился, мудак. Это все, что я знаю о Мэттью Беллами. Довольно скудно, учитывая, что мы сидим здесь уже четыре недели, и я рассказала тебе всю свою жизнь. Мэттью склонил голову — ее слова ранили, хоть он и понимал, что Вида не имела в виду ничего плохого. — Я знаю. Прости, что не был откровенен с тобой. Она дотянулась до его руки и, легонько сжав, отпустила, когда Мэттью посмотрел на нее. — Все в порядке. Я очень рада, что у тебя есть хобби, и что ты не какой-то фрик, который опосредованно проживает жизнь с помощью моих историй, — рассмеялась Вида, и Мэтт хихикнул вместе с ней. — Неплохое использование слова «опосредованно». — Спасибо! — просияла девушка. — Я запомнила его из моих прошлых уроков в школе. А теперь перестань отдавать комплименты моему знанию английского и расскажи мне все о своей музыке и об этой студии. Мэттью с энтузиазмом откликнулся на ее предложение, начиная разговор и делясь своей жизнью с человеком, который, начинал понимать Мэттью, стал его первым другом в Испании. Он был просто слишком замкнут в себе, чтобы это понять. — И вот, Доминик позвонил Йену, и ему понравилось, как я играю. Он хочет, чтобы я сыграл ему лично. Возможно, из этого даже ничего не выйдет, но я все равно обязан Доминику всем, что у меня есть, — закончил Мэттью со вздохом. Вида кивнула и улыбнулась: — Мне нравится этот Доминик, — она в похотливой манере повела бровями и озорно улыбнулась Мэттью, который немедленно покраснел и подавился своим кофе. Он никогда не упоминал о том, что он гей, а Вида смотрела на него так, словно хотела, чтобы он сорвался и побежал к Доминику. Проморгавшись, Мэттью наклонился к столику и еле слышно прошептал: — К-как ты… как ты, черт побери, узнала, что я… ну ты понимаешь, — Мэттью замолчал, кивнув в сторону. Вида, запрокинув голову, расхохоталась, и Мэттью в шоке уставился на нее. — Дорогуша, ты же самый чувствительный и феерически потрясающий человек из тех, кого я знаю. Над одеждой надо еще поработать, конечно, но мы, женщины-натуралки, можем учуять гея за пять миль. Вот так просто, и не парься, детка, я никому не говорила — и не скажу. От последних ее слов Мэттью слегка закашлялся: — Погоди, как давно ты знаешь? — искренне удивляясь ее заявлению, спросил он. — О, с нашей первой встречи. Я заметила, какими ухоженными и красивыми были твои руки, и ты так элегантно закидывал ногу на ногу. Я не хотела тебя судить, но судя по твоим обтягивающим джинсам и приятному парфюму ты был либо… погоди, какже это на английском… метросексуалом, точно — либо геем. Последнее имело больше смысла, потому что ты был слишком милым, чтобы быть кем-то другим. Все в порядке, я не против, правда, — Вида еще раз сжала его ладонь в своей. — Ты можешь доверять мне, — просто сказала девушка, и Мэттью тут же ощутил возникшую с ней связь и мысленно пнул себя по яйцам за то, что скрывал от нее все с самого начала. Если хоть кто-то и мог бы заставить его перестать думать об Эване, то это была бы Вида. Но опять же, Мэттью верил, что существовала какая-то причина, по которой он встретился с Домиником, и он предпочитал держаться за нее как можно крепче. — Спасибо тебе, — едва слышно ответил он. — Так, а теперь скажи мне, — Вида отстранилась и скрестила руки на груди, — как долго ты пробудешь в Англии? Ты же не думаешь, что сможешь вот так просто сбежать от меня? — Я не знаю, сколько я там пробуду, но обещаю, что позвоню, — кивнув, ответил Мэттью. И он обязательно позвонит, заверил он себя, ведь он тоже многим ей обязан. — Хорошо, буду с нетерпением ждать звонков. А сейчас расскажи мне о Доминике — мне кажется, или это из-за него ты превратился в такую болтушку, м? — Вида понимающе улыбнулась, откидываясь на спинку стула. Мэттью не ответил, чувствуя, как на щеках вспыхнул румянец, — да он и не был в состоянии ответить, потому что Вида уже сказала все за него, и не было причин отвечать. — Расскажи, какой он. Я хочу знать, — попросила девушка. — Высокий блондин. Состоятельный. Он что-то вроде рекламного менеджера, но я даже не знаю, что это значит, чем он вообще занимается. Невеста у него замечательная — ее зовут Джулия, и… Вида перебила его взмахом руки: — Стой, он помолвлен? — строго спросила девушка. — Да. — Ну вот, ты разрушил все мои фантазии о вас! — воскликнула Вида. — Вида, ты знаешь о его существовании всего минуты три. Как ты можешь о чем-то фантазировать? — рассмеявшись, заметил Мэттью, на что Вида цокнула языком и покачала головой. — Это же не значит, что я не могу надеяться на ваше счастье, правда? А теперь мне просто грустно. — Почему ты вообще решила, что он гей? — искренне не понимая, спросил Мэттью. — Ну, потому что он тебе нравится, и я подумала, что чувства взаимны. — Он мне не нравится, не говори так, — тихо произнес Мэттью. — Да посмотри на себя, конечно нравится! И я не смеюсь над тобой, поверь. Я еще никогда не видела тебя таким — и это, хочу тебе сказать, что-то по-настоящему прекрасное, — честно ответила девушка. Мэттью обнял себя, услышав ее слова и поражаясь способности Виды читать его словно открытую книгу. А еще ему стало стыдно от того, что она так быстро раскрыла его чувства, но Мэттью был уверен, что Вида станет единственной, кто так быстро его раскусил, ведь она, был уверен гитарист, жила в ином мире, где все секреты шептались прямо ей на ухо. — Вида, я не знаю, что делать, — прошептал Мэттью. — Просто будь его другом, вот и все, — девушка нежно улыбнулась ему. — На данный момент это все, что ты можешь сделать — что ты должен сделать. Твое сердце было разбито, я знаю. Если ты не хочешь мне рассказывать, то, значит, мне не нужно знать. Но я вижу, что сейчас ты уязвим, и тебе не нужен новый роман, тебе просто нужны друзья. Возьми то, что он сможет тебе предложить, постарайся узнать его. Твое сердце даст тебе знать, что делать, когда ты будешь готов. Вида оказалась невероятно умной девушкой, и ее мудрые слова достаточно быстро утихомирили бешено скачущее сердце Мэттью. Остаток их урока прошел просто отлично, и разговор происходил уже в форме диалога, так как Мэттью старался рассказать Виде побольше о себе. Заверив девушку в том, что ближайшие две недели он никуда не улетит, Мэттью пообещал организовать их следующую встречу как можно скорее. По дороге домой, которая была не такой уж и долгой, у него завибрировал телефон, и Мэттью удивленно вытащил мобильник из кармана, думая, кто же написал ему. Список контактов в его новом телефоне был ничтожно мал, и Мэттью мог на пальцах одной руки пересчитать всех, кто мог отправить ему смс. Это были все его студенты. Он улыбнулся, увидев, что это была Вида, воспользовавшаяся их новообретенной дружбой. Ты же понимаешь, что я теперь буду постоянно тебе написывать, да? Мэттью рассмеялся сообщению и ответил, что будет писать так же много. Но в глубине души он подумал, что было бы неплохо, если бы написавшим оказался Доминик, и Мэттью улыбнулся, представляя будущее их дружбы.