The Long Surrender

Sweeping up after my shame Moving Forward — Bitter: Sweet

В попытке установить хоть какой-то фундамент нормальных отношений, почти каждый вечер следующей недели после их своеобразного примирения Доминик проводил в студии вместе с Мэттью. Будучи этакой группой поддержки парня, Дом был обязан пройти с ним через все испытания и горести, которые повлекла за собой запись демо. Чем чаще происходили встречи с Йеном, тем застенчивее и сдержаннее вел себя Мэттью. Конечно, его интровертную сущность подпитывали отсутствие зрителей и сцены, заставляя парня сомневаться в своих способностях. По просьбе Йена он написал еще пару песен — на этот раз со словами, — чтобы на демо появился не только уже отработанный материал, но и что-то новенькое. Для Доминика же времяпрепровождение в студии превратилось из акта наслаждения музыкой в пытку его железной выдержки. Делать вид, будто между ними все по-прежнему, особенно когда с приоткрытых губ Мэтта слетали испанские слова, от чего Доминика бросало в жар, становилось все сложнее. Йен же никогда не замечал, какое влияние оказывает на друга исполнение Мэтта — сам он слушал музыканта с закрытыми глазами, полностью включаясь в процесс и останавливая его только тогда, когда было необходимо что-то исправить. Иногда он спрашивал Доминика о каких-то личных темах, связанных с Мэттом — в остальное же время блондин был занят тем, что усиленно рассматривал узор на ковре, отчаянно пытаясь досидеть до конца сессии. Наблюдая за тем, как Мэтт, одетый в тесную белую рубашку, сидит в нескольких шагах от него и любовно перебирает струны гитары, Доминик чувствовал, как волна возбуждения накрывает его с головой, и он настолько был поглощен своими эротическими фантазиями об этом великолепном создании, что даже не заметил, как завибрировал телефон. Он мысленно поблагодарил девайс за несколько секунд отвлечения, потому что картинки, вспыхивающие сейчас в его голове, были крайне опасными для его же состояния. Вытащив мобильник из кармана, Доминик настороженно глянул на экран: ДЖУЛИЯ. Ты все еще на работе? Дом тряхнул головой, прежде чем быстро набрал ответ: Нет, в студии с Мэттом. Убрав телефон, Дом отказал себе в удовольствии поглазеть на вырез рубашки Мэттью, вместо этого фокусируясь на рыжей голове Йена. Он молча благодарил Мэтта за то, что тот в большинстве случаев играл с закрытыми глазами — иначе он бы точно заметил пристальный, полный обожания взгляд Доминика, а Доминик, в свою очередь, был бы пленен этими глазами цвета весеннего неба, не в силах даже пошевелиться. Телефон вновь завибрировал. На этот раз Доминик сразу почувствовал это и взял трубку — на экране светилось лишь одно слово: Ясно. Дом еще ни разу не получал от Джулии столь холодное и отстраненное смс. Недоумевая, в чем дело, он напечатал ответ. Что такое? В этот раз он не убрал телефон в карман и отвернулся к окну, словно это действие давало ему пространство для уединенного разговора со своей, по всей видимости, расстроенной невестой. Ее ответ пришел быстро, словно она ждала такого вопроса. Ничего. Развлекайся там. Джулия, будучи по натуре своей доброй и любящей девушкой, имела в своей привычке ставить в конце сообщения смайлики, поцелуйчики или просто писать «люблю тебя». Еще никогда ее ответы не были такими пустыми и строгими, словно она таким образом за что-то мстила Доминику. Он не стал ничего отвечать, понимая, что ее жестокость была им по праву заслуженна. Принимая на себя удар, Дом чувствовал себя лучше, хоть и не хотел этого признавать. Вздохнув, Доминик свесил голову, опуская взгляд в пол, чтобы не смотреть на Мэттью. Кожу словно ласкали огненные языки пламени, по рукам прошлась нервная дрожь. Медленно подняв глаза, Дом посмотрел в окно — в отражении был Мэттью. Голубые глаза пристально разглядывали его, превращали в камень, словно волшебный взгляд Медузы. Он не мог двигаться, не мог связно думать; он мог только чувствовать. Мэтт начал петь фальцетом — это получалось у него так непринужденно и так мелодично, что у Доминика перехватило дыхание от красоты его голоса. Он услышал какую-то возню справа — Йен ерзал на стуле, изумленно глядя на парня, чей талант превосходил его самые смелые ожидания. Ему нужно было уйти, подумал Доминик, ему было необходимо сбежать отсюда, чтобы преодолеть желание ворваться в эту маленькую комнатку за стеклом и умолять Мэтта пойти вслед за ним. Усилием воли Дом заставил себя подойти к двери и, открыв ее, он услышал нежные переливы голоса Мэттью, от которого у него подгибались колени, становилось тесно в штанах, а пиджак казался смирительной рубашкой. Он был уверен, что еще секунда — и он задохнется от этого невыносимого притяжения. Петляя по коридорам, Дом решил сбежать в уборную — там было достаточно тихо. Распахнув дверь, он зашел в туалет, принимаясь ходить туда-сюда, сжимая руки в кулаки. Член стоял так, что Дом даже прошипел от боли. Когда он встретил Джулию, то чувствовал себя неловко, глупо даже, и постоянно прятался в уборных различных кафе и клубов, придумывая адекватные речи, чтобы поразить девушку и не прослыть идиотом. Да, он хотел ее — хотел так, что шея и лицо покрывались пунцовыми пятнами, и приходилось смущенно прятать глаза от вопрошающего взгляда Джулии. Однако то, как он хотел Мэтта, пробуждало в Доминике неведомые раньше реакции. От его голоса у него подкашивались ноги, сердце было готово воспарить в небеса, и при этом каждая клеточка его тела должна была сосредоточиться на одном: даже близко не подходить к Мэттью, попытаться не касаться его, и не думать о том, чтобы обнять. Продолжая перемещаться из одного угла уборной в другой, Дом громко и часто дышал, запуская пальцы в волосы, взлохмачивая их нервным жестом. Он хотел кричать, зная, что сейчас он находится здесь, а Мэтт поет в соседней комнате. Остановившись перед зеркалами, Дом склонился над раковиной, схватившись за белый мрамор влажными ладонями. От тусклого света его кожа казалась серой, и, глядя на свое отражение, Дом испытывал отвращение. Он принял решение около недели назад, в освещенной солнцем гостиной, стены которой были выкрашены в яркий зеленый цвет. Он был трусом, изменником, лжецом, но каким-то образом, понимая все это, Доминик не мог найти в себе силы, чтобы признаться Джулии. Скрипнула дверь — Дом резко повернул голову на звук, подпрыгивая на месте. На пороге, оперевшись на дверной косяк, стоял Мэттью, с удивлением глядя на открывшийся ему вид. На его губах заиграла ухмылка. Сейчас он был похож на хищника, заметившего жертву. — Что ты здесь делаешь, Доминик? — с его языка слетели медленно и отчетливо проговоренные слова. У Дома закололо в пальцах от безумного желания коснуться его губ. — Ты что, прячешься от меня? — Н-нет, — заикаясь, ответил Дом, качая головой. В горле резко пересохло. — Так… зашел руки помыть. — Тебе не нужно лгать мне. Мэтт отошел от двери, позволяя словам отразиться эхом от стен комнаты. Он направился вперед, виляя бедрами. Доминик шумно сглотнул. Мэттью приближался, Доминик пятился назад, пытаясь сохранить между ними так необходимую сейчас дистанцию. Он не ощущал себя загнанным в угол или запуганным. Вместо этого Дом ощутил, как дернулся его член при мысли о стройных ногах Мэтта, обвитых вокруг его талии. Он глухо ударился спиной о стену — и вот, понимая, что бежать было некуда, его тело с опаской заметило, как на самом деле близко был Мэттью. Упираясь ладонями в прохладную плитку, Доминик попытался представить цепи, удерживающие его в таком положении, надеясь тем самым предотвратить себя от попыток хоть каким-то образом коснуться Мэтта. Впереди — Мэттью, позади — стена, а внутри — пышущее огнем желание. Дом был в ловушке. Поддавшись моменту, он оперся головой о холодный кафель, когда Мэтт прижался к нему всем телом, вжимаясь бедрами. Разница в росте дала о себе знать — Мэтт уткнулся лицом в шею Доминика, и тот, закатив глаза от блаженства, кожей почувствовал горячий воздух. Ощущения обострились до предела, под каждой жилкой на шее бешено бился пульс от этой нежной ласки. Мэтт шумно втянул носом запах Доминика, делая глубокий, протяжный вдох, словно пытаясь ощутить этот аромат на кончике своего языка без того, чтобы открыть рот. Длинные тонкие пальцы прослеживали едва заметный рисунок вен, касаясь совсем мимолетно, посылая по всему телу Дома стаю мурашек. Мэтт продолжал оглаживать его шею, пока не остановился, чтобы обхватить пальцами слегка колючий подбородок. Доминик отвернулся в другую сторону, кожей чувствуя каждый взмах длинных ресниц. — Я просто, — прошептал Мэтт, и от жаркого дыхания на руках Доминика волоски встали дыбом, — хотел узнать, как продвигается решение твоего вопроса. Слова были похожи на самый сладкий тягучий мед — Мэттью произнес их так медленно и так тихо, что Доминику пришлось сосредоточиться на частоте его дыхания, чтобы разобрать сказанное; не помогал и тот факт, что губы Мэттью невесомыми поцелуями покрывали его шею в том месте, где сильнее всего бился пульс. Дом буквально вжался спиной в стену, понимая, что если бы она не была сделана из цемента, то он бы уже провалился, умоляя всех существующих богов скрыться от столь сильного натиска. Мэттью же, по всей видимости, богом не был, потому что лишь толкнулся бедрами вперед, принимаясь двигаться с повергающей в трепет и благоговейный ужас скоростью. Дом простонал, задыхаясь, и прикрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться. — Все хорошо, — выдохнул он, — хорошо, да. Волосы на макушке Мэтта щекотно проехались по щеке Доминика — парень приблизил губы к его уху, чтобы что-то прошептать. Дом же продолжал гипнотизировать узор на потолке, запоминая каждую деталь, и прощупывать кончиками пальцев плитку за спиной. Сосредоточься на чем-то, кроме Мэттью. На чем угодно, кроме Мэттью. Мозг упорно повторял эту мантру, но тело не слушалось, выворачивая смысл слов наизнанку. Только на Мэттью. Горячее дыхание опалило ухо, и именно тогда Дом, стиснув руки в кулаки и закрыв глаза, приготовился принять новую пытку в тюрьме собственных желаний. — No puedo comenzar, — раздался громкий шепот в правое ухо, мочку которого легко ласкали тонкие губы, — a decirte lo contenta que estoy de saber que* — Мэтт намеренно медленно, почти вальяжно произнес слова, доводя Доминика до всех возможных пределов. И когда эти страстные обещания большего заполонили похотливый разум Дома, то у парня окончательно сорвало все барьеры: он резко, грубо оторвал руки от стены, хватая Мэтта за ягодицы и привлекая к себе, утыкаясь головой в худое плечо. Через секунду мочки уха коснулось что-то теплое и влажное — Мэтт осторожно прошелся по ней кончиком языка, так, что Доминик почти и не заметил. — Приятно осознавать, что я имею такую власть над тобой, — за фразой последовал тихий смех. — А я еще даже не начинал пользоваться ей должным образом. Но я терпелив. Желаю приятно провести время, Доминик. Толкнувшись бедрами вперед, Мэттью отступил и, отвернувшись, направился к двери, даже не взглянув на Доминика, которого трясло словно в лихорадке. *** Проходя по пустым улицам, что вели к его квартире, Доминик что-то весело напевал себе под нос, вспоминая каждую секунду сегодняшнего вечера. Ощущение голоса Мэттью, запаха Мэттью, бедер Мэттью, находящихся так близко, заставляло его сердце отбивать ритм дурацких любовных признаний, а смысл, который крылся за всеми этими действиями, вытеснил даже само напоминание о том, что ему необходимо было принять какое-то там решение. Однако впоследствии чувство вины за то, что он так быстро, почти не думая прижал к себе Мэттью, не забыв ухватиться за его задницу, начало глодать его изнутри, и Доминику очень хотелось объяснить самому себе природу своих грехов. Он чувствовал вину, да, но не сожаление. Дом остановился на светофоре, тряхнув головой и вспомнив об смс Джулии. И, так как ему хотелось сегодня попасть домой, а не на поле для боевых действий, его мозг начал в ускоренном режиме придумывать приемлемые оправдания. Дом покраснел. Ей не нужны были оправдания. Ей нужна была правда. Какая-то его часть желала отмахнуться от Джулии — его готовность игнорировать девушку столько, сколько это потребуется, могло заставить ее уйти от него и без того, чтобы ему пришлось рассказывать правду. Но он никогда так с ней не поступит. Да Джулия и не позволит с собой так обращаться, а вскоре известная женская интуиция поможет ей понять, что что-то не так, и клещами вытянуть правдивый ответ из недр его гиблой души. Да, она обо всем узнает. Только когда? Сами мысли о том, сколько еще ему придется врать, мучила Доминика. С одной стороны он хотел рассказать ей правду как только перешагнет порог их дома. Но с другой Дом хотел правильно подгадать момент, он не хотел бросаться неприятными, ужасающими словами, в то время как девушка находилась в счастливом неведении. Нет, нужно было подготовить речь, все распланировать, обдумать и открыть правду о том, что происходило прямо у нее под носом, наименее болезненным способом. Зайдя в квартиру, Дом кинул ключи в миску, стоящую на тумбочке, скинул ботинки и пошел в гостиную, на ходу расстегивая пуговицы своей белоснежной рубашки. — Джулс, я дома! — крикнул он, надеясь, что радостный тон усыпит ее гнев. Квартира ответила Доминику тишиной, Джулии нигде не было видно. Обойдя небольшую закругленную стену, отделявшую кухню от гостиной, Дом обнаружил сидящую на диване Джулию — ее пальцы быстрыми, отточенными движениями перемещались по клавиатуре ноутбука, печатая какой-то документ по работе. Наушников на ней не было. — Привет, детка, — очаровательно улыбнулся Дом, наклоняясь, чтобы поцеловать девушку в щеку. Джулия резко отшатнулась от его губ, отказываясь даже взглянуть на своего жениха. — Что случилось? — спросил Доминик, отстраняясь. В голове роилась тысяча мыслей, Дом уповал на то, чтобы она внезапно не узнала о его сокровенной тайне. — Догадайся с трех раз, — плоский ответ Джулии дал Доминику понять, что она на самом деле просит его совсем не об этом, поэтому он тупо промычал в ответ. — Мэттью? Студия? Ничего не напоминает? — спрашивала девушка, не отрываясь от монитора и продолжая так же быстро печатать. Дом облегченно выдохнул, понимая, что на этот раз ему опять удалось избежать перекрестного огня. — Я знаю, что тебе не нравится, когда я хожу туда… — Нет, — прервала его Джулия. — На самом деле, мне пофиг, что ты туда ходишь. Но мне не пофиг на то, что ты проводишь там каждую гребанную секунду своего времени! Ты ходишь в студию каждый вечер, Дом! И чем ты там занимаешься вообще? И сколько, черт побери, времени нужно, чтобы записать демо? Доминика поразили не только ее вопросы, но и резкий тон, которым они были заданы. — Это очень долгий процесс, Джулс, — осторожно начал он. — А Йен невероятно щепетилен — именно поэтому он и лучший в своем деле. К тому же, он делает это задаром. Если бы мы платили за время в студии, то были бы ограничены сроками, понимаешь, и все продвигалось бы в разы быстрее, я уверен. — Какой-то однобокий взгляд на ситуацию, — фыркнула Джулия. — Что? Почему? — Ты говоришь, что Йен лучший, так? И к тому же, он оказывает тебе услугу. Но это бизнес. Разве для не него не логичнее уделять больше времени группам, которые платят за запись и тем самым обеспечивают ему жизнь? — Какого хрена, Джулия? — Доминик злился на нее, потому что он никогда в своей жизни не думал про своего друга как про алчного, жадного лишь до денег человека. — Йен отличный парень, ты же знаешь его! Он не какой-то корыстный ублюдок, который хочет обобрать Мэтта до нитки. И если ты не помнишь — Мэттью очень талантливый музыкант. Он способен создавать интересные вещи, которые стоят того, чтобы окунуться в процесс с головой. Черт, где настоящая Джулия и кто ты такая? — Кто я такая? — резко вскинув голову, переспросила Джулия. Ее зеленые глаза пылали яростью, принимая темно-болотный оттенок, и Дом отступил на шаг от дивана. — Я, мать твою, твоя невеста, и может тебе пора начать относиться ко мне подобающе. Я правда рада за Мэттью. Честно. И знаешь, почему? Потому что я знаю его. Я знаю, что он слишком скромный парень для того, чтобы просить тебя оставаться с ним в студии каждый чертов вечер. Он слишком хороший, но он большой мальчик. Ему не нужно, чтобы ты держал его за руку. Значит, ты ходишь туда по доброй воле. Так ответь мне, Доминик, почему ты пытаешься сбежать от меня? Слова прошлись колючими льдинками по его коже. Джулия говорила открыто и совершенно разумно. И никакие его отмазки и выдумки не были способны опровергнуть верность сказанного. Поэтому Дом стоял перед ней, попеременно открывая и закрывая рот, словно глупая рыбешка, и в конце концов сказал то, что первым пришло на ум: — Прости меня, детка. Джулия отвернулась от него, вновь принимаясь печатать. Разговор был окончен. Она была не в силах принять его извинения, которые, Дом знал, девушка слышала уже сотню раз, и из которых никуда не делся этот неприятный кислый привкус. Он оставил ее сидеть на диване, сам же направился в спальню. Он ни разу не оглянулся — прямо как Мэттью, уходящий из уборной студии. Поспешно расправившись с остальными пуговицами рубашки, Дом скинул ее на кровать. Чувствуя напряжение в мышцах, он помотал головой из стороны в сторону, расстегивая брюки. Весь мир вокруг него рушился. Его отношения с Джулией находились на самом краю обрыва, привязанные к столбу поистрепавшейся веревкой. Стоя на этом краю, Дом был крепко привязан к тому, что тянуло его вниз. Он должен был сказать ей, должен был нанести этот последний удар. Это было неизбежно. Единственной надеждой на спасение было порвать с прошлым и уйти прочь. Полностью раздевшись, Дом зашел в душ, выкручивая кран с горячей водой на полную мощность, позволяя пару клубиться в небольшой кабинке. Вода словно уносила с собой все его переживания, оставляя перед глазами лишь яркий образ Мэтта. Все мысли о Джулии и об ее пронзительной честности испарились из головы Доминика, в которой остались только воспоминания о горячих прикосновениях Мэттью. Он прислонился к прозрачной стене кабинки, намыливая руки и грудь и вспоминая о том, как хитро Мэтт использовал знание того, что Доминика возбуждает его испанский, чтобы выведать у него про отношения с невестой. Он еще тогда должен был понять, что признав свою неспособность отказаться от Мэттью, он передал в его руки бразды правления. Дом понимал, что Мэттью еще воспользуется этой его слабостью: трюк, который Мэтт провернул в уборной, был только началом, и Дом осознавал, что превратится в клубок оголенных нервов, если позволит ему продолжить. Мэтт прервал свою игру, оставляя Доминика неудовлетворенным во всех смыслах этого слова, и теперь по его жилам с безумной скоростью текло возбуждение, концентрируясь в паху — Дом, вспоминая горячий шепот Мэтта, на автомате скользнул рукой вниз, обхватывая свой окрепший член. На подкорке сознания всплыло размытое воспоминание о том, как накануне Джулия делала ему минет, в то время как он представлял на ее месте мужчину, чья тактика соблазнения скоро доведет Доминика до ручки. Но в этой мысленной борьбе вины и желания победило последнее. Ощущение легко касающихся его шеи подушечек пальцев невольно перенеслось на все тело, благодаря сознанию Доминика, и вот уже его член обхватывала рука Мэттью, поглаживая его ритмичными движениями, а губы Мэттью внезапно прижались к пульсирующей под кожей жилке, неспешно лаская, и Дом потерял всякий контроль. На секунду он попытался представить Джулию на месте Мэтта, но все попытки оказывались провальными. Получение или отдача наслаждения слишком сильно зависели от выбора игроков. Джулия могла доставить ему наслаждение, да, но оно оказывалось сильнее в десятки, сотни раз, если его источником становились бедра, ноги, губы и руки Мэттью. Дом был не в силах отрицать того факта, что его тело выбрало Мэттью еще задолго до его сердца — а разум только-только начал это понимать. Толкаясь бедрами вперед, проводя пальцами по самым чувствительным местам, Доминик сжал руку в кулак, двигаясь все быстрее. Крепко зажмурившись, он вновь увидел перед собой Мэтта — образ был столь четким и ясным, словно это воспоминание ждало подходящего момента, чтобы всплыть на поверхность. Приближаясь к оргазму, Дом безумно хотел прижать парня к себе и вздрагивать от его касаний, чтобы вскоре провалиться в пучину сна. Когда он обнимал Мэтта, то был уверен, что ничто на свете не было способно причинить ему боль. От мысли о том, чтобы обнимать Мэттью здесь, в своей квартире, в своей постели, Доминик негромко вскрикнул, что-то бормоча вдогонку. Кончив, он произнес всего одно слово — всего одно имя, которое он едва не сказал, будучи в постели со своей невестой, — и сказав его, Доминик нежно улыбнулся, не чувствуя и грамма сожалений. Мэттью. Устало прикрывая глаза, Доминик смотрел на тонкие струи воды, смывавшие за собой сперму прямиком в сточные трубы, понимая, что точно так же на его глазах были спущены в канализацию его отношения с Джулией. * — Не передать словами, как я рад слышать твой ответ.