The Long Surrender

I feel alone with everyone

Прошло несколько часов, и за окнами начал розоветь закат — Доминик продолжал сидеть на кровати и пустым взглядом пялиться в потолок. Часто дыша, он не чувствовал абсолютно ничего, разглядывая огненно-красные солнечные лучи, переливающиеся на белых стенах. Раздавленный навалившимися событиями, Доминик еще долго сидел на полу кухни, выплескивая в пустоту все эмоции в виде горячих слез. Они капали на его рубашку и джинсы, и теперь, когда одежда высохла, она словно сковывала его по руками и ногам. Стены, казалось, сдвигались ближе, чтобы прошептать друг другу секреты. Его квартира превратилась в тюрьму, а он сам стал заключенным из-за собственного чувства вины. Лежа на свежих белых простынях, Дом размышлял над своими желаниями, которые он находил парадоксальными. Он хотел побыть в одиночестве, но не хотел быть один. Абсолютно не желая с кем-либо разговаривать, он хотел кричать, орать на всю улицу и вообще быть сейчас более громогласным, чем за всю свою жизнь. И в тишине склепа, который в один миг принял форму его спальни, был лишь один голос, который он хотел услышать. Дом пролистнул список контактов в телефоне, который до сих пор не выпускал из рук, и быстро нашел нужный номер. Гудок прозвенел два раза, прежде чем взяли трубку. — Я рад, что ты позвонил, — Мэтт ответил с явным облегчением, увидев на экране номер Доминика так скоро после его ухода. — Мне правда нужно было услышать твой голос, — признался Дом. Да, он хотел побыть наедине с самим собой и своими мыслями, до тех пор, пока не нашел бы в себе силы покинуть квартиру с неким подобием чувства уверенной гордости в душе, но присутствие рядом Мэтта, пусть и не буквальное, дарило ему ощущение комфорта — такое же, какое мать дарит своему ребенку. Доминику нужна была его поддержка и забота — не как любовника и партнера, а как друга, которого он уже и надеялся обрести. — Как ты? — тихий, пропитанный неподдельной искренностью вопрос Мэттью буквально умолял о правдивом ответе. — Странно. Я прикасаюсь к ее вещам, но ее здесь больше нет, а так я чувствую, что становлюсь ближе. Перекатившись на бок, Дом прижал телефон к уху и позволил ощущению оцепенелости накрыть его с головой. Он провел пальцами по чистому постельному белью, восхищаясь его ослепительной белизной, и вдруг вспомнил, что Джулия никогда не заправляла кровать. Так было уютнее. — Я тоже так делал после ухода Эвана. Эти незначительные детали, которые они оставляют позади себя, позволяют нам чувствовать себя ближе к ним. — Мэтт, она… Такое ощущение, что она все еще здесь. Я ее чувствую, — послышался хриплый шепот Доминика, разглядывающего висящие на стенах фотографии — учитывая последствия их ссоры, теперь картинки выглядели устаревшими. — Я знаю, что ты сделал ремонт в квартире, но… я пока не хочу, чтобы она уходила. — Никто и не говорит тебе проводить кардинальные перемены так скоро, Дом. Ты не можешь так резко от нее избавиться, да ты и не должен. За тихим и уверенным ответом послышалось легкое шуршание. Доминику стало интересно, лежал ли сейчас Мэтт в своей спальне так же, как и он? Почему-то мысль о том, что они одновременно делают одни и те же вещи, приятно согревала. — Я никогда не хотел, чтобы она думала, будто я перестал ее любить, — он провел рукой по лбу, закрывая глаза, и невольно поморщился. — Я любил ее — и до сих пор люблю. Знаешь, а она ведь была моим лучшим другом. Но если любовь просто поменяла свой ракурс, это же не значит, что ее совсем не существовало. На пару секунд в трубке повисла тишина. Хоть пауза и затянулась, но Дом продолжал терпеливо ждать ответа. — Знаешь, я и правда думаю, что… — Мэтт на миг запнулся, но вскоре продолжил, — что ты будешь всегда ее любить и в какой-то степени быть влюбленным в нее. Доминик не стал спорить, или несогласно стонать, он просто слушал Мэттью, понимая, что тот говорил абсолютную истину. И это дало повод для вопроса, который Дом не решался задать ранее. — Ты все еще любишь Эвана? — он выпалил это прежде, чем успел подумать о том, что нужно было задать вопрос так, чтобы это не выглядело обвинением. Мэттью ничего не говорил — Дом слышал лишь его ровное дыхание, — но спокойный голос, которым он ответил, лишь подтвердил догадки Доминика о том, что парень не был против этого разговора. — По правде говоря, не знаю. Честно. Не думаю. Наверное, я не пойму, пока не встречу его снова, — задумчиво проговорил Мэтт. — Мне кажется, внутри меня всегда будет какая-то часть, которая будет любить его, вне зависимости от того, насколько я зол, и несмотря на все мои попытки его ненавидеть. Это ощущение всегда остается, потому что этот человек тронул тебя до глубины души. Связь останется, даже если ты ее не чувствуешь… или не позволяешь себе ее чувствовать. Но я думаю, что больше в него не влюблен. Пока Мэтт говорил, Дом поудобнее устроился на кровати, положив ладонь под голову. И слушая его размышления, он зацепился за идею, на которую совсем коротко указал Мэтт: связь. — А ты пытался до него дозвониться? Ну, после того, как он ушел. Доминик уже знал ответ, так как Мэтт упоминал об этом ранее, но он все равно задал этот вопрос, желая узнать, как и ему в конце концов излечиться. К тому же смена темы позволила Дому в открытую обсудить то, что уже давно терзало его мысли. — Пару раз, — легко ответил Мэттью. — Эван так и не взял трубку, и я не знаю, что бы я сказал, если бы он ответил на звонок. Наверное, я думал, что если он объяснит мне причину своего ухода, то это дало бы мне почву для спора, понимаешь? Я бы попытался убедить его, что он совершил ошибку и попробовать начать все заново. — Я хочу позвонить Джулии, — Дом с опаской начал озвучивать то, о чем думал последние пару часов, — но я и понятия не имею, что нужно сказать, чтобы она… даже не знаю. Она никогда меня не простит, — он расстроенно вздохнул, осознавая, как глупо сейчас себя вел. — Это довольно трогательно, если честно. Но у каждого есть свое мнение на этот счет. «Да, ты должен позвонить» или «нет, не смей этого делать ни под каким предлогом», но я бы не стал этого делать сразу. Дай себе время осознать, что это решение будет верным. Логика Мэттью была четкой и кристально ясной. Разговор с кем-то, кто испытал на себе эти же ощущения, кто понимает тебя и может судить о ситуации с объективной точки зрения, невероятно радовал Доминика. Он принял его совет во внимание, однако, понимая, что в лице Джулии он потерял человека, которому мог бы полностью доверять, и который, в свою очередь, иногда знал Дома лучше, чем он сам. Она была центральной осью, вокруг которой, словно по орбите, вращалась его жизнь. Она держала его в равновесии, помогала сосредоточиться и не сойти с курса. Без ее доброго голоса разума Доминик чувствовал себя совершенно потерянным. — Я буду скучать по ее голосу. Вот видишь, даже одна фраза заставляет меня чувствовать себя виноватым! — воскликнул Доминик, в сердцах ударив по подушке кулаком. — Я не могу скучать по ее телу, губам, или по тому, как она любила меня. Но я скучаю по тому, как она всегда умела подобрать нужные слова, как она всегда поддерживала меня. Я хочу скучать по остальному, но не могу. — Ты скучаешь по ней так, как и должен скучать, — голос Мэттью был ласковым, отчего это заявление звучало несколько странно. — Если бы ты скучал по чему-то физическому, значит, в тебе бы говорила похоть. Но ты скучаешь по тем вещам, которые делали Джулию прекрасным человеком. Именно так ты скучаешь по тому, кого на самом деле любишь. Следующие пару минут они сидели в тишине, слушая в трубках дыхание друг друга. Нужды говорить не было. Впитывая в себя слова Мэттью, Дом почти что ощущал его присутствие рядом. — Она забрала ключи, — вскоре прошептал Доминик. Он заметил эту важную деталь, когда направлялся из кухни в спальню. — Я не могу их нигде найти. И это вроде как обнадеживает — возможно, мы с ней еще увидимся. Когда-нибудь. — Возможно. Предсказать такое нельзя, — так же тихо ответил Мэтт. — Возможно тогда вы сможете спокойно обо всем поговорить. — Я хочу, чтобы ты знал: ничего из этого не меняет мое отношение к тебе. Нисколько. — Доминик достаточно резко сменил тему, но подумал, что сказать это было необходимо. — Я скучаю по ней, да, но я все так же хочу быть с тобой. — Я понимаю. Я себя так же чувствовал, когда познакомился с тобой, — признался Мэттью. — Но мне кажется, что ты понимаешь, о чем я говорил, когда попросил тебя не торопиться. Я ведь… я ведь тоже хочу этого. Но я не хочу быть твоим запасным аэродромом. И я помню, что ты говорил, что уже давно об этом думал, и я верю тебе. Но страх никуда не делся. Нерешительность Мэттью убивала. — Что мне сделать, чтобы доказать тебе, что я скучаю по Джулии исключительно как по другу, а желание быть с тобой — это абсолютно другое? — Дом, мне причинили боль. И мне было очень плохо, — голос Мэтта надломился, и Доминику послышались всхлипы на том конце провода. Он себя ненавидел. — Мое желание подходить ко всему не спеша и осторожно имеет такое же значение для тебя, как и для меня. Я не хочу снова проходить через тот ад, потому что, у меня такое ощущение, что… в этот раз мне будет в тысячу раз хуже. — Я потрачу кучу времени, чтобы заставить тебя понять, что никакого ада больше не будет? — Дом горько усмехнулся в трубку. — Я не хотел быть таким жестоким, — выдохнув, прошептал Мэтт, — но полгода назад ты мог сказать то же самое Джулии. Год назад то же самое мне сказал Эван. Начало отношений — это всегда риск, и я знаю, что мы оба готовы на него пойти. Но, по крайней мере, сейчас мы не должны быть абсолютно во всем уверены на сто процентов. Слушая Мэттью, Дом позволил его словам проникнуть в свою голову и раствориться в мыслях. Хоть он и хотел, но никак не мог поспорить с ними. По правде говоря, у него и сил на это не осталось. Полгода назад он с дрожью в коленках покупал кольцо с бриллиантами, а после скрупулезно продумывал слова, которыми сделает предложение. Полгода назад ему не нужно было никаких подтверждений тому, что Джулия — та, с кем он хочет прожить всю оставшуюся жизнь. Он это просто знал. Прошедшие два месяца пролетели перед глазами Доминика в дымке непониманий, сомнений, перемен, сожалений и желаний. Столько всего произошло — ему казалось, что жизнь перевернулась с ног на голову, да потом еще на ней и попрыгала. И самой пугающей мыслью было то, что это с легкостью может повториться снова. — Что мы такое, Мэттью? — спросил Дом, выплывая из мутной реки собственных размышлений. — Что… это? — Я не думаю, что нам нужен какой-то ярлык. Не сейчас. Я не… Мы просто два человека, Дом. Два обычных человека, которые хотят быть вместе, и которые чувствуют друг к другу что-то настолько всеобъемлющее, что пока что не могут дать этому определение или как-либо объяснить. Думаю, на данный момент этого достаточно. Не считаешь? Да. Этого было абсолютно достаточно. *** Три недели спустя Доминик сопровождал Мэттью в студию Йена. Он держал его за руку, переплетя их пальцы, и был не в силах стереть с лица ослепительную улыбку. По прошествии этого времени держание за руку было, в общем-то, самым интимным контактом, который они себе позволяли, за исключением скромного поцелуя на прощание. Для Доминика это было страшным мучением, сравни агонии, ведь все, чего он хотел, это сорвать все тормоза и позволить своим желаниям взять над собой верх. Хотя Дом не мог не признать, что их с Мэттью нарочитая неспешность очень их сблизила. Делая в отношениях постепенные шаги навстречу, Доминик открывал для себя нового Мэтта, узнавал о его прошлой жизни в самых разных деталях. — Он был моей первой любовью, — Мэтт хихикнул. — Первой настоящей любовью. Энди Паркинс. Боже, мне тогда лет пятнадцать было. Доминик положил голову к нему на плечо, еще больше расслабляясь на гигантской кровати в спальне Мэттью. — Никогда бы не подумал, что ты западал на футболистов, — он рассмеялся. — А на кого я по-твоему должен был западать? — Мэтт повернул голову, глядя на Доминика. — Ну, не знаю, — Дом пожал плечом. — Не на тех здоровенных парней с грудой мышц, а на более… манерных, что ли. Красивых и элегантных. — Обычно таких называют «педиками». Ты как будто про цветы рассказываешь, — фыркнул Мэтт, откидывая голову на подушку. — Нет! — Дом резко сел на кровати, помолчал пару секунд, и вдруг пошло ухмыльнулся, а затем более-менее серьезно спросил: — А тебе нравятся «цветы»? — На самом деле у меня нет определенного типажа. И мне нравятся испанские цветы, — с определенным намеком добавил Мэттью. — Мне уже начинать волноваться? — спросил Доминик, вновь укладывая голову к Мэтту на плечо. — Нет, тебе не о чем волноваться, моя английская примула. — Эй! — Доминик принялся щекотать тощие бока, вызывая громкие и радующие слух визги со стороны Мэттью. Но процесс узнавания друг друга был направлен в обе стороны, и Доминик вскоре обнаружил, что рассказывает Мэтту какие-то подробности своей жизни, о которых раньше знала только Джулия — и, как думал Доминик, только она и будет о них знать. — Я так ненавидел его за то, что он нас бросил. Честно говоря, мне кажется, что я ненавидел его еще задолго до того, как он попытался уйти. Они сидели на диване в его по-новому пустующей квартире — Доминику показалось, что сейчас ему не помешала бы компания. Мэттью находился здесь впервые, и, после того, как они поужинали малиновым чизкейком, молодые люди в обнимку устроились на диване в гостиной. — Сколько тебе было? — осторожно спросил Мэтт. — Семнадцать. Это было к лучшему, правда. Он был так во мне разочарован и еще винил маму за то, что я получился таким «неправильным», — Доминик продолжал пялиться в свою пустую тарелку, продолжая рассказывать: — Она умоляла его остаться, но потом он признался, что изменил ей. Он и так не хотел надолго с нами задерживаться, поэтому подождал, пока моя мать сама осознает возможность завершить их брак, — Дом повозил вилкой по тарелке, раздавливая оставшиеся мелкие крошки на еще более мелкие. — Прости, — прошептал Мэтт, поглаживая его ногу. — Да ты тут не при чем. Во всем виноват только он, правда. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что это была не моя вина, несмотря на то, с каким упорством он заставлял меня в это поверить. Мэттью окинул комнату взглядом, посмотрел на большое окно в гостиной и продолжил: — Я рад, что ты ему не поверил, — он тепло улыбнулся Доминику, отчего тому показалось, будто парень светился изнутри. И Дом тоже, во второй раз в своей жизни, оказался рад, что не поверил собственному отцу. Мэттью словно излучал энергию, и ощущение целостности, которое Доминик испытывал, находясь рядом с ним, испарялось только тогда, когда он приходил к себе домой и в темноте пустой квартиры вновь вспоминал о Джулии. В последние дни раны на сердце начали потихоньку зарубцовываться, а пронзительная боль притупилась. Дом смотрел под ноги, шагая по тротуару, и чувствовал улыбку Мэттью даже без того, чтобы смотреть на его лицо. Он провел мизинцем по костяшкам его пальцев, наслаждаясь ответным сжатием руки. Они шли до студии молча, не чувствуя потребности говорить друг с другом. Вокруг словно воцарилась атмосфера спокойствия, и Доминик ощущал непривычную с легкость, поэтому, даже когда они подошли к студии Йена, он не хотел прерывать это ощущение. Они дошли до главного входа, Доминик не выпускал ладонь Мэтта из своей, и Мэтт, не замечая ничего необычного, дернул дверь на себя, проходя в коридор и восторженно направляясь в офис Йена, желая поскорее приступить к последней записи. Демо было почти готово — сегодня они записывали вокал и подчищали мелкие недостатки. Через тепло ладони Мэттью Доминику передалось его ощущение детского восторга — по правде говоря, он и сам был приятно возбужден. Можно было назвать это эгоизмом, но Доминик хотел забрать себе копию записанных вокальных партий Мэттью, чтобы слушать дома. Возможность всегда иметь его голос под рукой невероятно успокаивала (а так же была крайне эротичной). Открыв дверь в офис, они обнаружили сидящего за столом Йена, уже готового к записи. Их руки рассоединились за секунду до того, как Йен полностью повернулся к ним лицом, и Доминик слегка запаниковал, думая, успел ли его друг что-либо заметить до того, как Дому бы представился шанс объяснить ситуацию? — Ну привет! — радостно воскликнул Йен. — Готов? — обратился он к Мэтту, который в ответ кивнул, продолжая лучезарно улыбаться. Доминик сел на диван — он всегда занимал это место во время записи. Обычно он растворялся в атмосфере и обстановке комнаты, оставаясь незамеченным до конца сессии. Не разбираясь в музыкальных терминах и индустрии в целом, он молчал, дожидаясь окончания процесса. Доминик ухмыльнулся, понимая, насколько эта запись будет отличаться от всех предыдущих. Несколько недель он шел на студию словно на смертную казнь, его тело ощущало себя в ловушке сексуального голоса Мэтта. Его разрывало на части чувство вины, он заставлял себя не слушать, убегая в туалет в попытке игнорировать все происходящее. Эти дни теперь казались такими далекими и размытыми, и новообретенная уверенность Доминика ярко контрастировала с его прошлыми ощущениями. Со свободой, присущей новоиспеченным любовникам, Доминик наблюдал за тем, как Мэтт записывал бэк-вокал, улыбаясь и кивая с широко распахнутыми глазами — словно ребенок, нашедший рождественские подарки. Дом с грустью осознавал, что эти моменты — моменты застенчивого удивления и восторга — подходили к концу. Демо было почти готово, и вскоре Дому придется разделить голос Мэтта с бесчисленным количеством людей. Казалось, что конец наступил слишком быстро, хотя, это было довольно ожидаемо. Мэттью был очень трудолюбивым, даже чрезвычайно трудолюбивым парнем, и Йен знал, что именно стоило сделать, чтобы использовать его потенциал на полную. Когда Мэтт выскользнул за дверь, разделявшую офис и звукозаписывающую каморку, он сел рядом с Домиником. Их руки лежали совсем рядом, не касаясь друг друга, но Дом мог чувствовать исходящее от тонких пальцев тепло. — Я отошлю это своему другу в издательство — он напечатает несколько сотен копий, — сказал Йен, повернувшись в своем кресле. — Получишь диски примерно через месяц. И я настоятельно рекомендую тебе продавать их на каждом своем концерте. У тебя есть сайт? — Мэтт помотал головой. — Тогда сделай, если сможешь. Пусть он выглядит профессионально, — посоветовал Йен. — Можешь продавать диски через Интернет. И еще — постарайся выбить концерт в Лондоне. Я помню, что у тебя есть постоянный клуб в Испании, где ты играешь, но не помешает увеличить территорию. Доминик заметил, как Мэтт поморщился от этого предложения, и он знал причину. Ведь именно в Лондоне у Мэтта был концерт, после которого он в последний раз занялся сексом. С Эваном. — Думаю, все будет в порядке. Демо настолько цельное, — Йен по привычке кивнул, продолжая говорить. — Ты бы и правда мог записать отличный альбом. Мэтт задергал коленом, отчего все его тело зашлось в естественном нервном тике. — Так странно, понимать, что все закончилось. Я никогда не смогу вас отблагодарить. Вас обоих, — он поочередно смотрел на Доминика и Йена, детская улыбка не желала сходить с его лица. — Я никогда и не думал, что когда-нибудь смогу сделать нечто подобное. — Ты этого заслуживаешь, — ответил Дом, отчаянно желая взять его за руку, чтобы его поддержка приобрела и физическое подтверждение. — Ну, вот и все. Я вам позвоню в конце следующей недели, чтобы обсудить обложку. Полагаю, это будет просто твоя фотография? — Пока что это все, что я могу себе позволить, — кивнув, ответил Мэтт. — Ничего. Никто и не ждет от тебя концептуального альбома, — рассмеялся Йен. Они попрощались, и Мэтта переполняло ощущение достижения чего-то важного в своей жизни. Когда они развернулись к выходу, Доминик не стал сразу же брать Мэтта за руку. Он словно чувствовал на себе пристальный взгляд Йена, прожигающий его спину молчаливым вопросом «а как же Джулия?».