The Long Surrender

I give you all of what I am This Light — Ghinzu

Эротического толка пламя, что разгорелось между ними в тесной гримерке бара «12», стало осязаемым настолько, что молодые люди чувствовали его горячие касания на протяжении всего пути до дома. Оно опаляло стены забитого до отказа вагона метро, заставляло Доминика часто дышать и блестело секретными искорками в голубых и серых глазах; тепло передавалось от одного другому в прикосновении сцепленных друг с другом пальцев, и Мэттью никогда не узнает о том, что оно просачивалось сквозь трещины в штукатурке ступеней, пока они поднимались по лестнице и Доминик пристально рассматривал изгибы его задницы. Все их общение, будь то словесное или нет, наполнилось значением, подкрепленным тяготой ожидания и скрытым смыслом. Доминик разглядывал затейливые очертания профиля Мэттью, пока тот открывал дверь. Он восхищался тем, как неравномерно свет отбрасывает тени на его бледную кожу, рисуя темные полосы на его шее, которые исчезали в складках рубашки. Чувствуя на себе внимательный взгляд Доминика, Мэттью искоса глянул на него, усмехаясь и толкая дверь вперед. Доминик вдруг замер перед самым порогом. Словно он был барьером между его старой жизнью и новой — той, что Доминик собирался начать с Мэттью. Вспоминая те слова, что он отчаянно проговаривал про себя в баре, Дом осознал их смысл и сделал решительный шаг вперед, ступая на кухню Мэттью — в мир новых ошеломляющих впечатлений. Он молча наблюдал за тем, как Мэтт прошел дальше, поставил гитару у стены и принялся снимать пальто. Сделав это с почти что женственной грацией, Мэттью повесил пальто на вешалку и повернулся лицом к Доминику, застенчиво улыбнувшись. Именно эта скромная улыбка и привлекла Дома, который, сам того не заметив, шагнул вперед. Он мягко закрыл за собой дверь, пока Мэттью приближался к нему, напоминая охотящегося хищника. Доминик же с благоговением принял свою роль загнанной в клетку жертвы, широко улыбаясь и утыкаясь спиной в стену. Сильные руки легли на его бедра, горячее дыхание опаляло шею, и Доминик почувствовал, как он медленно теряет контроль. Он откинул голову назад, давая Мэттью больше пространства для поцелуев, и прикрыл глаза, ощущая, как внутри просыпается та неизведанная, более похотливая часть его существа. Обхватив ладонями задницу Мэтта, Дом изо всех сил пытался вспомнить хоть один раз, когда он столь сильно хотел кем-то завладеть — или столь сильно желать, чтобы завладели им. Мужчина может лишиться девственности всего лишь раз, отнимая ее у женщины, и он привыкает к этому, но сейчас Доминик вновь чувствовал себя девственником, сглатывающим свои детские переживания, вздрагивая при каждом прикосновении Мэттью. — Скажи мне, — прошептал Мэтт, прикусывая его за мочку, — чего ты хочешь. Доминик отчаянно простонал, крепче прижимая Мэттью к себе. — Тебя, — повторил он то, что сказал в баре, и уперся затылком в стену, стараясь сохранить хоть каплю самообладания. Мэтт покачал головой — Доминик этого не видел, но почувствовал. — Будь. Точнее. Слова скользили по его шее вместе с невесомыми поцелуями Мэттью. Доминик понял, что никогда не привыкнет к тому, как быстро он мог превращаться из нежного музыканта в само воплощение эротизма. Пальцы, лежащие на его бедрах, принялись вынимать из джинс рубашку, легко царапая ногтями кожу живота. — В-всего тебя, — заикаясь от обрушившегося на него шквала эмоций, пробормотал Доминик. Мэтт вновь покачал головой, на этот раз отрываясь от зацеловывания шеи Доминика, и последний вздрогнул, когда холодные пальцы Мэтта пробрались за пояс его джинс и легли на задницу. — Я и так твой. Тебе нужно лишь сказать, как ты хочешь, и что именно ты хочешь от меня, — с каждым четко проговоренным словом Мэттью языком легко касался приоткрытых губ Доминика, и Дом потянулся за поцелуем, но Мэтт склонил голову вбок, уворачиваясь. Доминик понимал, почему Мэтт требовал от него говорить так открыто, почему он столь сладостно дразнил его. Ведь для Дома признание собственных желаний значило не только согласие на секс, или секс с мужчиной, но это значило, что он соглашался вступить в отношения с Мэттью и уступить той потаенной части себя, о которой он и не подозревал. Он склонился вперед, вдыхая запах Мэттью и проводя языком по так обожаемой шее. Улыбнувшись, Дом коснулся губами его уха: — Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Жестко. Мэттью с рыком атаковал губы Доминика и оттащил его от стены, ведя за собой вмиг ставшее податливым тело, при этом не прекращая жадно его целовать. Доминик запустил пальцы в темные волосы, так же страстно отвечая на поцелуй, пока его грубо не впечатали в стенку у коридора, вжимаясь бедрами в пах. Дом оторвался от Мэтта со сдавленным стоном, возбуждение снесло все тормоза, и стояло так, что было больно. — Ты и понятия не имеешь, — выдохнул Мэтт, потираясь об него, — сколько раз за последние несколько месяцев я представлял твое тело на каждой чертовой поверхности в этой квартире. Как ты извиваешься подо мной, — он прикусил нижнюю губу Дома, выпуская ее со смешком: — Ты и понятия не имеешь, что я мог бы с тобой сделать. Дрожа всем телом, Доминик толкнулся вперед, отвечая на ласки и прокручивая слова Мэтта в голове: в мозгу тут же вспыхнуло бессчетное множество картинок, бесчисленное количество поз и бесконечная смесь из удовольствия и экстаза. Диван, стол, пол, барная стойка — в мыслях это быстро превратилось в площадки для сексуальных утех (и очень успешно), прежде чем Доминик вернулся в реальность и вспомнил, что первым их местом должна была стать кровать. Внезапно Доминик оказался в одиночестве, восхищенно наблюдая за волнующими изгибами бедер Мэттью, который плавно направлялся в спальню — с узких плеч соскользнула рубашка, открывая вид на сведенные вместе острые лопатки, великолепную линию спины и скрытую поясом брюк поясницу. В ушах звенело от слишком громкой пульсации крови, и Доминик судорожно выдохнул, опираясь ладонями о стену, чтобы не дать себе упасть. Мэттью был ураганом, некой природной силой, которая могла с легкостью разрушить до основания все защитные барьеры Доминика, вызывая в его душе бурю эмоций. В комнате резко стало жарко, и Дом чувствовал стекающие по спине капли пота, пока смотрел на шею Мэтта, нежно освещаемую бликами уличных фонарей, отражавшихся в окне. Он оторвался от стены, медленно направляясь в спальню, и с каждым его шагом воздух становился все гуще. Мэттью оглянулся через плечо, его влажные губы были слегка приоткрыты, и Доминик поймал себя на мысли, что эта картинка определенно надолго задержится в его памяти. Дом шагнул вперед, проходясь прямо по рубашке и майке, но ему было плевать, потому что ему было необходимо подойти к Мэтту так близко, как это вообще было возможно. Он обнял его со спины, утыкаясь носом в плечо, и сделал глубокий вдох, наполняя свои легкие запахом парфюма Мэтта, смешанного с потом, и не выдыхал, пока не почувствовал болезненный жар в груди, после чего начал покусывать его шею, зацеловывая бледную кожу, руками спускаясь ниже, чтобы расстегнуть брюки. Как только пальцы Доминика принялись за ширинку, его движения были остановлены, а Мэттью развернулся в его объятиях. — Стой, стой, — прошептал Мэтт. — На тебе слишком много одежды. В касаниях его пальцев, которые аккуратно стаскивали с Доминика рубашку, чувствовался благоговейный трепет, а во взгляде виднелось почти раболепное преклонение, заставляющее внутренности Доминика сжиматься от ощущения крайней уязвимости. Он позволил раздеть себя, позволил ладоням Мэттью блуждать по каждому сантиметру обнажающейся кожи. Отношения с женщинами, годы с Джулией, бесчисленные пьяные перепихоны на одну ночь с незнакомками и удачные стечения обстоятельств после университетских вечеринок, которые заканчивались удовольствием, не шли ни в какое сравнение с той интимностью, с которой Мэттью, сев перед ним на колени, принялся развязывать шнурки его ботинок, стягивать носки и кончиками пальцев касаться щиколоток. Годы секса и слишком-хороших-чтобы-быть-правдой оргазмов — но ни одна душа в этих бесконечных и незабываемых встречах не смотрела на Доминика так, как смотрел на него Мэтт. Он стоял на коленях, словно поклоняясь ему, алтарю собственных искушений. Мэттью смотрел на него снизу вверх, будто был готов причаститься, и от этого желания Доминика становились более невыносимыми. — Встань, — прошептал он, пропуская пальцы сквозь темные волосы, потягивая их на себя. — Встань и поцелуй меня. Дом притянул его к себе, Мэтт же, поднявшись, продолжал возиться с ремнем на его брюках, не отрывая взгляда от его лица, запоминая черты его губ, носа, глаз, подбородка, и Доминик не мог спокойно дышать, глядя на его скулы и чувствуя его руки на своем теле. Слишком резко Мэтт оторвался от него, стягивая с Доминика брюки и проделывая то же со своими джинсами. Дома тянуло к нему, как к сильнейшему магнитному полю, и с каждым шагом назад, что делал Мэттью, Доминик делал точно такой же вперед. Когда Мэтт почувствовал за собой кровать, то рухнул на нее, утягивая за собой Доминика — тот тут же взобрался сверху, седлая его и совсем недвусмысленно раскачиваясь на его бедрах. Они рвано выдыхали в губы друг друга, опаляя горячим желанием, кусая зубами каждый попадавшийся участок кожи. — Хочу тебя, — прохрипел Мэттью, оттягивая голову Доминика назад и вылизывая его шею. Дом понял, что сейчас сойдет с ума, да и стояк был невыносимым, поэтому он отчаянно вцепился в бицепсы Мэтта, прикрывая глаза и наслаждаясь ощущением перекатывающихся под кожей мышц. Да, хоть Мэттью и был не особо крупным парнем, но годы игры на гитаре давали о себе знать — Доминик постоянно поражался тому, в какой хорошей физической форме находился Мэтт и сколько силы было скрыто в этих обманчиво тонких руках, которые с легкостью подчиняли Дома власти своего владельца. — Трахни меня, умоляю, я так сильно хочу этого, Мэтт, — Доминик бормотал слова в тишину комнаты, надеясь, что его голос проберется сквозь дымку сумасшедшего желания, окутывавшего спальню, и донесется до Мэттью. Он не открывал глаз, позволяя ощущениям целиком и полностью взять над ним верх, пока руки Мэттью управляли каждым нервным окончанием в его теле. Дом почувствовал, как его наклоняют чуть вправо, пока его спина не коснулась кровати — Мэттью скользнул вниз, стягивая с него боксеры, и Доминик, распахнув глаза, издал что-то похожее на скулеж, когда прохладный воздух прошелся по обнаженной коже. Сгорая от желания почувствовать на своем теле ладони, на своем члене губы и, в конце концов, быть оттраханным, Доминик широко развел ноги, в надежде, что больше его не будут заставлять ждать. В голове промелькнуло воспоминание: как-то раз Мэттью сказал, что являлся очень сексуальным человеком, и сейчас, лежа в темноте спальни, Доминик думал, почему это заявление удивило его тогда. Мэтт доводил его до исступления одним лишь минетом, а его руки, казалось, всегда знали, как и где нужно прикоснуться, еще до того, как Доминик озвучивал свои желания. И сейчас, когда Мэттью лежал внизу, утыкаясь носом в его бедро и целуя тонкую кожу, сексуальность этого действа опьяняла Дома, заставляя его прикусывать указательный палец, чтобы не простонать в голос. — Я хочу… — выдохнул Мэтт, не прекращая целовать Доминика, — я хочу зацеловать твои бедра до крови, хочу кусать их, оставляя синяки и царапины. Хочу пометить тебя, сделать тебя своим. Доминик еще никогда не слышал от Мэттью таких слов, такого проявления собственничества. От низкого вкрадчивого тона его голоса по спине побежали мурашки. — Сделай это. Он едва успел сказать эти слова, как губы впились влажным поцелуем в местечко чуть выше бедренной артерии, и Доминик издал почти животный стон, и от осознания того, что никто — абсолютно никто кроме Мэттью, — не увидит эту метку, его возбужденный член дернулся, не в силах выдерживать подобное давление. Время превратилось в одно размытое мгновение, и минуты текли одновременно слишком быстро и слишком медленно. Доминик мечтал о разрядке и пихал Мэттью ногой, пытаясь хоть как-то привлечь его внимание к своему члену. С губ Мэтта слетел смешок, прокатившись горячим дыханием по бедру Доминика, касаясь его паха. — Такой нетерпеливый, — прошептал Мэттью, губами задевая головку члена и слыша, как Доминик вздрагивает от удовольствия. — Как пожелаешь. Дом не был готов к тому, с какой легкостью Мэттью возьмет в рот сразу на всю длину, втягивая щеки и начиная усердно ему отсасывать. Сжимая простынь и одеяло в кулаке, Доминик чуть не взвыл от наслаждения, прикрывая рот второй рукой. Через секунду жар уступил место прохладе — Доминик с недоумением смотрел на отстранившегося Мэтта. — Я хочу слышать тебя, любовь моя. И когда Доминика вновь поглотило тепло и желание, а кипящая кровь текла по венам и артериям, доставляя наслаждение всему телу, Мэттью услышал крики — он услышал стоны и вопли, вмиг наполнившие тихую комнату. Находясь на грани, Дом хватал ртом воздух, пытаясь сформировать хоть какие-нибудь слова или фразы, пытаясь остановить Мэтта — он не хотел, чтобы все закончилось так быстро. Однако Мэттью понял, чего добивался Дом, и оторвался от него, смотря прямо в глаза. — Поцелуй меня этими великолепными губами, — умолял Доминик, который не мог перестать смотреть на его раскрасневшиеся, влажные губы, с которых стекали капельки слюны. Но внезапно Мэттью отказал ему в его просьбе, чего он еще никогда не делал. Если он о чем-то просил Мэттью, то он это выполнял. Но теперь, заметив в его взгляде хитрые искорки, Доминик ощутил, как по его телу вновь прошлась восторженная дрожь предвкушения. Длинные пальцы элегантным движением коснулись губ Мэттью, размазывая по нижней прозрачную смазку, словно в порно-версии рекламы гигиенической помады. У Доминика перехватило дух, когда Мэтт прикрыл глаза и начал посасывать пальцы, старательно втягивая щеки. Он был похотью во плоти: стоящий, прижимающийся к животу член, язык, усердно облизывающий тонкие пальцы — однако он никогда еще так не был похож на ангела. Открыв глаза, он выпустил пальцы изо рта, ухмыляясь Доминику, отчего сердце последнего начало плясать самбу в бешеном ритме. Влажные пальцы скользнули по его подбородку, спускаясь на линию челюсти и оставляя след на шее, словно что-то обещая, прежде чем вернуться к губам. Дом нерешительно приоткрыл рот, понимая, что именно этого и хотел Мэттью. — Соси, — приказал он, и Доминик сделал в точности это, представляя на месте его пальцев член. Он сосал неспешно, легко, жадно касаясь пальцев языком, стараясь не упустить ни единого шанса. Он прокручивал в голове слова Мэтта, хотя он сам не понимал, зачем так старается, но попробовать на вкус любую часть тела Мэттью было словно отведать божественные яства, так что Дом не видел в этом никакого неудобства. Оставшись довольным результатом, Мэтт отпрянул, и Доминик вновь наблюдал за тем, как он спускается вниз по его телу. Дом изумленно распахнул глаза, когда Мэттью закинул его ногу к себе на плечо. — Ты чересчур хорош, когда дело касается обеспечить себя лубрикантом, — усмехнувшись, пробормотал Мэтт, укладываясь меж разведенных ног Доминика. — А сейчас я сделаю тебе самый лучший римминг в твоей жизни, — закончив, он поцеловал его колено. — Эм… я, знаешь, то есть, никогда не… — замялся Доминик, приподнимаясь на локтях и пытаясь сказать хоть что-нибудь. Откуда-то снизу его перебил голос Мэтта: — Я догадался. И как же тебе повезло — первый раз и сразу самый лучший. Всепоглощающее тепло языка Мэтта, бесцеремонно коснувшегося его в том месте, о котором Доминик даже и не думал в этом ключе, заставило его буквально взвыть на всю квартиру. Это было настоящей пыткой, терзающей все его тело, и Доминик начал отзываться на касания, желая чего-то большего, или меньшего — чего-то, что могло бы угомонить бурлящий в его крови экстаз, готовый разорвать его на тысячи частиц. Доминик не был готов к тому, что его может хоть кто-то когда-нибудь коснуться столь интимно, ведь он совершенно ничего не знал о ласках и прелюдиях, которые сопровождают половую жизнь двух мужчин. Даже когда он был с Джулией, он никогда не касался ее так, как делал это сейчас Мэттью, и это казалось таким правильным — испытывать это именно сейчас, именно с ним. Эта чистейшая в своем роде интимность принадлежала только им, и никому больше. И когда к касаниям языка Мэттью добавились его пальцы, Доминик всхлипнул, выгибая спину и падая обратно на постель, на что кровать отозвалась громким скрипом. Язык, пальцы, жар, вибрации, Мэттью — все это превращало Доминика в бормочущее несуразицу существо, извивающееся на простынях в молчаливой борьбе между тем, что ему было нужно, и что оно хотело. Он поджал пальцы на ногах, упираясь одной ступней в матрас, другой же скользя по влажной спине Мэтта. Доминик хотел продлить ласку, конечно хотел, но он находился на грани оргазма с самого начала «представления» Мэттью, и ему было почти что больно от того, как долго он позволял себе не кончать. — Мэтт, Мэтт, стой, твою мать… — задыхался Доминик. — Черт, Мэтт, перестань пожалуйста, я сейчас… Блять, трахни меня уже, — он был чересчур близко, что стало уже плевать, — Мэтт, сейчас же. После этих отчаянных стонов Доминик внезапно ощутил пустоту там, где только что температура зашкаливала за тысячу градусов, и вдруг понял, что ему нравилось это ощущение заполненности, и он больше не мог представить себе иного. Мэттью уселся на кровати, вытирая запястьем рот и улыбаясь, глядя на Доминика сверху вниз, словно он сам был художником, а извивающаяся, распластавшаяся на подушках фигура Дома — его шедевральным произведением. — В тумбочке, в ящике рядом с тобой, — прохрипел Мэтт. — Презервативы. — Нет, — Дом покачал головой, — я доверяю тебе, я хочу чувствовать тебя. — Т-ты уверен. — Мэтт шокированно уставился на него. — Это большой шаг, я не хочу— — Я доверяю тебе, — повторил Доминик. — Я хочу, чтобы сегодня были только ты и я. Удивление испарилось с лица Мэтта, и он накинулся на Доминика с поцелуями, целуя страстно и горячо, отстраняясь лишь на секунду, чтобы сплюнуть на ладонь и обхватить ей свой член. Поцеловав его еще раз, Мэттью наконец толкнулся внутрь податливого тела. Дом прервал поцелуй, морщась от болезненного ощущения, и зажмурился, чувствуя, как Мэтт наполняет его собой. Он вцепился в его дрожащие руки, подмахивая навстречу и надеясь, что боль вскоре уйдет. — Скажи, если захочешь, чтобы я остановился, — сжав зубы, прошептал Мэтт, и по его голосу Доминик понимал, что сейчас ему стоит титанических усилий не начать двигаться с максимальной скоростью. Он помотал головой, и Мэттью молча подался вперед, замирая. Дом не был уверен, сколько он привыкал к этому ощущению, заглушал боль, но вскоре он кивнул, утыкаясь носом Мэтту в шею, и тот начал двигаться слегка быстрее. На третий толчок Мэтт двинулся чуть левее, и Доминик словно ожил: широко распахнув глаза, он впился ногтями в спину Мэтта и довольно громко простонал. — Сильнее. Мэттью толкнулся более грубо, более жестко, начиная двигаться в ускоренном темпе. Комнату наполнили восторженные стоны и звук бьющегося о стену изголовья кровати. С каждым толчком Доминику казалось, что его душа вот-вот вылетит за грань реального мира, Мэттью окружал его со всех сторон, он был внутри и снаружи, он поглощал его целиком и полностью, и Доминик подумал, что этот момент — высшая точка его существования, и скоро он воспарит в атмосферу. — Блять, какой же ты тесный. Бог мой, ты просто идеален, чертовски идеален, Доминик. Дом приподнял бедра, отзываясь на слова Мэтта и кусая его за плечо, чтобы сдержать крик. Вдруг его фигура приняла сидячее положение — Мэттью крепко держал его за спину, а Дом обхватил ногами его торс, седлая его член. — Меня надолго не хватит, — прошептал он, отмахиваясь от прилипших к потному лбу волос. — Ничего, я хочу, чтобы отпустил себя. Я хочу слышать, как ты отпускаешь себя, — Мэттью закончил говорить, обхватывая ладонью член Доминика, начиная двигать рукой в том же ритме, что двигались их тела. — Господи ебаный боже. — Кончай, Доминик, кончи для меня. И он кончил, не сдерживаясь, царапая спину Мэтта и сжимая его в своих объятиях. Мэттью кончил следом, чувствуя блаженное сокращение горячих мышц. Пережив столь мощный оргазм, он слегка отпрянул, хватая лицо Доминика за подбородок и глядя прямо ему в глаза. Они ничего не говорили друг другу после, да и не нужно было. Они рухнули на кровать безвольными телами, Доминик пытался восстановить дыхание, то и дело вздрагивая. Мэтт слез с него и перекатился на соседнюю сторону кровати. Ощущение оттраханной задницы было одновременно приятным и слегка мерзким. В спальне воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихими вздохами — единственными звуками, которые каждый из молодых людей хотел слышать в данную секунду. Глядя в потолок, Дом вслепую нашарил на постели руку Мэтта, переплетая их пальцы. Кожа остыла, и теперь была липкой от пота, словно в самый жаркий день лета. Он не знал, как долго они так лежали, прежде чем в памяти всплыло еще одно воспоминание прошедшего дня. — Мэтт, — тихо произнес Доминик. — М? — только и смог выдавить из себя Мэттью, лежа на подушке рядом с ним. Набравшись смелости, Доминик улыбнулся и сказал это вслух: — Я люблю тебя.