Серебро и сталь

У её врага не было лица. Он был словно соткан из сгустков темноты, а его меч представлял собой ослепительно яркий, источающий адский жар луч алого света. Кристине было больно смотреть, наблюдая за неуловимо быстрыми движениями этого меча, а ещё она боялась, что если скрестит с ним свой клинок, то он тут же расплавится. Но этого не произошло. Отцовский меч и правда был наделён какой-то магической силой — любой другой клинок не выдержал бы такого жара. Ей было страшно. Пальцы, сжимающие рукоять меча, дрожали, а ноги почти не держали. Безликий враг же был силён, бесконечно силён, и он не знал усталости. Кристина резко пригнулась, уворачиваясь от удара, направленного прямо в сердце, попыталась сама ударить, но бесполезно. Тьма, которой так и разило от врага, отравляла её, мешала дышать, лишала последних сил. Кристина чувствовала привкус крови во рту, адскую боль во всём теле и в какой-то момент поняла, что её сердце перестало биться. До этого оно бешено колотилось, то замедляясь, то ускоряясь, но потом вдруг, будто сделав последний рывок, без сил замерло. Кристина даже сдавленно усмехнулась — не такой смерти она ожидала… Да, это было болезненно и страшно, но всё же не так, как ей думалось. Спокойнее, наверное, только тихая смерть во сне. То, что это и был сон, Кристина поняла, лишь когда проснулась. Пальцы нервно сжимали мягкую подушку, одеяло почти полностью сползло на пол, простыня сбилась и измялась. Такого облегчения девушка, казалось, не испытывала никогда. Ей часто снилась война, хотя она никогда не видела её. В мыслях то и дело проносилось: «Может, послушать лорда Штейнберга и остаться?», но она не позволяла себе думать об этом. Нельзя оставаться, нельзя бросать свою землю. Люди, которых они освободят, должны знать, что она — с ними. Что бы это значил этот сон… Впрочем, какая разница. Кристина не особо верила в вещие сны: кому теперь дано владеть даром прорицания? Единицам разве что. Неудивительно, что ей снятся битвы, раз она так часто о них думает. Кристина встала, поправила окончательно сползшее на пол одеяло и подошла к окну. В комнату лился мягкий солнечный свет и свежий весенний воздух. Утро только-только вступило в свои права, но во внутреннем дворе, куда выходили окна её комнаты, уже кипела жизнь. Внезапно девушке остро захотелось присоединиться к этому кипению, стать частью большого потока бытия и наконец ощутить себя живой. Время шло, а пустота в груди не уменьшалась — как будто сердце правда перестало биться, но тело почему-то не умирало. Кристине не терпелось, и она не стала ждать Натали. Сама быстро оделась и не спеша вышла, прикрыв дверь. Выйдя во внутренний двор, она остановилась у западной стены и присела на небольшую деревянную скамью. Утренний воздух был прохладным и свежим, и девушка с наслаждением вдохнула рассветный холодок. Прямо за стеной блестели купола храма, золочёные шпили прокалывали прозрачное голубое небо, но Кристину в обитель Бога не тянуло. Можно было бы, конечно, заказать ещё одну панихиду, да только какая теперь разница — молитвами отца не вернуть. Она уже видела замковый храм Айсбурга снаружи: он был величественным, высоким и прекрасным. Любопытно взглянуть и на внутреннее убранство, но всё же Кристине не очень хотелось туда заходить. В Айсбурге многие ходили в храм — и местные, и приезжие. Иногда ей даже задавали ненавязчивые вопросы, мол, почему-то не видел вас на утренней мессе… Но Кристина лишь качала головой. В прощение всемилостивого Бога она не верила. Во время бесплодных попыток помолиться в тишине и одиночестве ей в голову лезли лишь жуткие, пугающие мысли. Девушка отчётливо понимала, что ей предстоит убивать, а сегодняшний сон лишь усилил это понимание. До этого всё было как-то размыто, зыбко, но сейчас… Сейчас осознание грядущего кровопролития вколачивалось в её мозг кривым ржавым гвоздём. Может, если верить религиозным догмам, убийства на войне во имя правого дела грехом не считались, но коль Бог и правда есть, то он и без того наверняка ненавидит Кристину. Почему-то только потом пришла мысль, что она может умереть сама, а ведь это, пожалуй, гораздо страшнее. Впрочем, Кристина решила не думать об этом сейчас. Чтобы отогнать пугающие мысли, она попыталась сосредоточиться на окружающей обстановке. С утра небо было чистым, но к полудню его постепенно заволакивали тонкие тучки — наверняка пойдёт дождь. Натали бы точнее определила, какой: тёплый и моросящий или ледяной и проливной. Было всё так же прохладно, несмотря на скорое лето. Кристина вообще не помнила, чтобы поздней весной и летом было жарко. Она слышала, что в южном Шингстене сильная теплота могла стоять с середины весны и до поздней осени, но в Нолде такого не было: зимы там холодны и суровы, а лета — прохладны и дождливы. Пока она находилась в Бьёльне, за все прошедшие дни лишь пара-тройка из них была жаркой, остальные — либо приятно свежими, либо просто тёплыми, но не изнурительно горячим. Сидеть надоело, и Кристина решила пройтись через широкий внутренний двор. Каблуки её туфель гулко стучали по мостовой. Мимо вразвалочку прошествовала пушистая белая кошка, бросившая на девушку оценивающий взгляд пронзительных зелёных глаз. Кристина усмехнулась и подняла голову. Вдалеке, почти возле калитки, она вдруг заметила Натали — наверное, служанка ходила к колодцу… Надо бы попросить её отнести простыню в прачечную и немного подмести в комнате. Кристина уже хотела её окликнуть, как вдруг заметила рядом с Натали невесть откуда взявшегося Оскара. Они о чём-то неспешно разговаривали, то и дело улыбаясь и посмеиваясь. Кристина тоже улыбнулась и решила не прерывать их беседы. Время приближалось к полудню, и во дворе уже находилось довольно много людей. Конюхи занимались лошадьми, воины тренировались с мечами и прочим оружием, служанки бегали туда-сюда с вёдрами и охапками белья. Проходя вдоль крепостной стены, Кристина обратила внимание на Штольца — он стрелял из лука у мишеней. Судя по всему, в них было пущено множество стрел и все они попадали точно в центр, причём с довольно-таки большого расстояния. Барон Хельмут буквально воплощал собой свои геральдические цвета: в одежде преобладали оттенки фиолетового, золотистые волосы едва ли не сверкали на солнце, напоминая корону. Любая женщина могла им залюбоваться. Любая — но только не Кристина. Штольц натянул тетиву и выпустил стрелу, не глядя на мишень и даже не прицелившись перед этим. Стрела впилась в красный кружок в центре мишени. Кристина закатила глаза — вот перед кем он выделывается? Солнце начало припекать, и в траурном платье сделалось жарко. Тогда она поднялась к себе, не слишком представляя, чем заняться сегодня. Лекарь не советовал ей упражняться с мечом ещё несколько дней, а выполнять такие «женские» дела, как шитье, вязание и вышивание, она не привыкла. Да и тратить время на эту чушь она не собиралась: нужно было готовиться к походу. Дверь, жалобно скрипнув, отворилась, и в комнате показалась Натали. Обнаружив, что госпожа уже проснулась и одета, она удивлённо подняла бровь — видимо, не заметила её во дворе… — Натали, принеси, пожалуйста, вина, — попросила Кристина. — Сухого анкерского. Пусть не разбавляют. Кивнув, служанка бросилась исполнять приказ. Хотя это был даже не приказ, а просьба: приказывать девушке, которая стала её единственной подругой, Кристина не привыкла. Она присела у туалетного столика и принялась заплетать волосы в косу. Длиной она вышла почти до талии, но не особо густой, и девушка вздохнула. Вообще у женщин не было принято стричься, но сейчас же особый случай… На войне волосы будут только мешать: под доспехи их спрятать сложно. А если отрезать косу под корень… Кристина поискала в ящиках столика ножницы, но ничего не обнаружила. Что ж, не беда: у неё был кинжал, достаточно острый, чтобы отрезать волосы. Кому какая разница, ровно или нет? Но как только девушка поднесла кинжал к косе, дверь открылась и в комнате появилась Натали. — Что вы делаете? — поражённо воскликнула она, едва не уронив поднос с вином. — Хочу отрезать волосы, — вздохнула Кристина. — Поможешь мне? Нужны ножницы, кинжалом не очень удобно… — Но зачем? — Служанка поставила поднос с хрустальным кувшином и серебряным кубком на столик и осторожно поправила коричневый чепчик на золотистых локонах. — В походе длинные волосы будут мешать, — ответила Кристина, вдыхая тонкий аромат крепкого вина. — Я кроме обычной косы ничего плести не умею, ты же знаешь. Да и она тоже не слишком практична.  — Но я-то умею… Натали налила в бокал вина и потупила взгляд. Кристина недоуменно и строго посмотрела на неё. — Ты не можешь поехать со мной. — С этими словами она резко встала и, прихватив бокал, направилась к окну. — Но как же вы без меня, миледи? — сокрушённо спросила девушка. — Я ведь много чего умею, вы же знаете… Да и у всех рыцарей оруженосцы есть, я видела, а у вас я буду. — Ты знаешь, что должен делать оруженосец? — усмехнулась Кристина, вспомнив Дикона, который, казалось, мог выполнить любой приказ. — Нужно уметь чистить доспехи, ухаживать за конём… — Я умею ухаживать за лошадьми, — нахмурилась Натали. — И кольчугу чистить тоже, мне Дикон показал. И косы плести, в конце концов! — Натали, если я вдруг подхвачу вшей, что будет совершенно неудивительно, то никакие косы меня не спасут, — улыбнулась Кристина, отпивая вино. — Но тебе всё равно нельзя ехать. Не бойся, я тебя не бросаю, ни в коем случае. Как только мы отвоюем Эори, я напишу тебе и ты вернёшься… Понимаешь, в походе будет очень опасно, даже вне поля боя. Может случиться всё что угодно. — Но Дикону тринадцать, и он едет, а мне в следующие именины будет восемнадцать. Почему я не могу? Господи, как ей объяснить, что дело не в возрасте… — Например, потому что почти вся наша армия состоит из мужчин? Кристина надеялась, что Натали поняла, что она имеет в виду. Она-то сможет за себя постоять в случае чего, а вот служанка… И у леди Коллинз вряд ли будет много времени, чтобы за ней приглядывать. — Я просто не хочу здесь оставаться, — не отступала девушка, едва не плача. — Здесь всё чужое, не родное. Я не смогу тут без вас… Кристина поняла, о чём шла речь. Если в Эори и Нижнем городе у Натали были какие-то знакомые, кроме неё, то здесь она, как и сама леди Коллинз, была чужой. Местные служанки хотя и были дружелюбными и учтивыми, но особой теплотой и искренностью не отличались — видимо, у них была своя компания. Поэтому Натали подруг не нашла. — Я умею залечивать раны, — напомнила служанка. — Может, и от меня какая-то польза будет. — Ну хорошо, — сдалась Кристина. — Только сидеть тише воды ниже травы, никуда не лезть и не пытаться строить из себя героиню. — Пожалуй, ей самой тоже стоит прислушаться к собственному совету. Мысль о том, что она легко может пасть в первой же битве, её дико напугала. Какой смысл тогда вообще будет в этой войне?.. — Конечно, миледи я… — От радости девушка не знала, куда себя деть. Она хотела сначала обнять Кристину, потом осадила себя, но всё-таки схватила её за руку. — Спасибо! — Пожалуйста, — улыбнулась леди Коллинз, допив вино и поставив бокал на столик. — Но волосы мы всё равно отрежем. Пока Натали искала ножницы, Кристина смотрела в окно, выходящее прямо на внутренний двор. Комната в Айсбурге, ставшая её временным пристанищем, была небольшой, но уютной. Ночью здесь было тихо, днём — светло, а от лишних звуков извне спасали плотные ставни. Но сейчас ставни были открыты и Кристина видела, как Штольц, отбросив лук, взялся за меч. Пожалуй, будь её рука в порядке, она бы его точно побила… С первого раза, конечно, определить чьи-либо слабости нелегко, но она заметила, что он чересчур близко подпускает к себе противника и то и дело забывает про щит. А ведь им можно не только защищаться: если щит сделан из хорошего дерева и с крепким стальным ободом, то удар, нанесённый таким, может быть попросту сокрушительным. Наконец Натали нашла ножницы, и буквально через пару минут коса Кристины оказалась на полу. *** Летняя Звезда загоралась на небе каждые шестьдесят лет, но день, в который она появлялась, называли днём Летней Звезды каждый год. Кристина ещё никогда не видела это явление, но слышала, что это невероятно красиво: ночью среди маленьких, едва мерцающих звёзд загоралась она, огромная, с красным огненным хвостом. Поговаривали, что даже её жар можно было почувствовать. Армия лорда Генриха Штейнберга покинула Айсбург ранним утром. Сердце Кристины отчаянно стучало; осознание приближающегося кровопролития накатывало на неё штормовыми волнами, и не спасало ничего: ни выпитые с утра три бокала неразбавленного вина, ни утешения Натали, ни отцовский меч на бедре, который она про себя называла Праведным. Девушка уже успела несколько раз потренироваться с ним и почувствовала, что он будто был выкован специально для неё. Меч буквально стал продолжением её руки. Несмотря на долгий перерыв, вспомнить старые приёмы не составило труда. Правда, иногда во время учебных сражений на неё накатывали воспоминания о дуэли, и Кристина старалась гнать их прочь — они лишь мешали, рассеивали внимание и ослабляли конечности. Ей так и не удалось отловить Штольца: он то метал ножи, то стрелял из лука, а за меч так и ни разу больше не взялся. Может, как-то догадался своим недалёким умишком, что Кристина была бы не прочь использовать его как мальчика для битья… Впрочем, девушка быстро об этом забыла. Мыслями она вновь и вновь возвращалась в родной замок. Это было болезненно, но в то же время приятно: воспоминания о доме навевали хоть какую-то толику спокойствия. Но Кристина не могла избавиться и от других воспоминаний, куда более болезненных и расстраивающих. Она уже почти забыла лицо Анабеллы, но помнила момент её убийства вплоть до самых незначительных мелочей. Хотя на самом деле значительным было всё: и то, с какой лёгкостью её, Кристины, нож пронзил шею леди Карпер, и цвет её крови, и звук падения. Леди Коллинз было страшно, что это отложится в её памяти навсегда. Ей не хотелось бы столь досконально помнить своё первое убийство. И Джоната почему-то она помнила хорошо. Вот бы разукрасить его лицо кулаком до неузнаваемости… Пожалуй, ярко-красная кровь на фоне его бледной кожи смотрелась бы неплохо. Девушка машинально дотронулась до рукояти меча. Один Бог знает, сколько крови он прольёт. Но Кристина дала себе клятву: если клинок Праведного не обагрится кровью Карпера, отца и всех, кого убил Джонат, нельзя считать отомщенными. Натали, ехавшая на молодой белой лошади рядом с Кристиной, выглядела искренне счастливой, чего нельзя было сказать о самой леди Коллинз. За то время, что она провела в Айсбурге, у неё случались редкие поводы для радости, но они были какие-то мелкие, незначительные, неспособные заглушить собой более сильное и раздирающее душу чувство. От него мысли в голове путались, и Кристина порой сама не могла понять, каково ей: так же больно, как поначалу, или уже не настолько. Вечерами на привалах царил гомон, шум, ржание лошадей и лязг оружия. Это действовало несколько успокаивающе и напоминало о доме: когда девять лет назад началась Фарелловская война, отец так же, как и лорд Генрих сейчас, созвал всех своих вассалов и в Эори несколько недель царила подобная обстановка. Кристине тогда было пятнадцать, и она ещё не очень хорошо осознавала, что такое война. Не понимала, что отец мог пасть в битве, что войска Драффарии могли разбить фарелловцы. Тогда всё закончилось благополучно, но так ли будет теперь? Первые дни похода проходили замечательно. Жары всё ещё не наблюдалось, небо было светлым и чистым, а воздух — прозрачным и прохладным. В многотысячной армии царило в основном приподнятое настроение. Лорд Штейнберг не раз радовался, что если и дальше всё будет проходить так прекрасно, они доберутся до границы с Нолдом гораздо раньше, чем он рассчитывал. И самое главное: Карпер, судя по всему, всё ещё не знал о наступлении. Но Кристина отрады не чувствовала. Та ночь, в отличие от других, была ветреной и промозглой. Кристина стремительно ворвалась в большой чёрный шатёр и тут же поймала на себе недоуменные взгляды. — Миледи, это не очень-то учтиво с вашей стороны, — заметил Штольц, закидывая ногу на ногу. — Да мне плевать. — Кристина одарила его презрительным взглядом, решив не замечать, что сидеть в такой позе тоже не является примером хорошего тона, — не до этого. Она повернулась к лорду Штейнбергу, и взгляд её стал гневным. — Почему меня не предупредили? — Миледи, успокойтесь, пожалуйста, — сдержанным голосом сказал тот. — Присядьте. — Не хочу я сидеть! — воскликнула она, стараясь, чтобы голос не перешёл на визг. — Я требую объяснить, почему о гибели целого дома моих вассалов я узнаю последней! Голос предательски дрогнул, а от того, что ей пришлось сказать это вслух, сердце защемило. — Это всего лишь слухи, — пожал плечами лорд Генрих. — Мы не хотели лишний раз тревожить вас. Почувствовав, как в шатёр врывается порыв холодного ветра, Кристина поёжилась. Полы её плаща затрепетали, захлопали по высоким сапогам. Помимо плаща, на ней были лишь тонкая рубашка и узкие штаны, почти не спасающие от внезапно налетевшего холода. — Разведка не докладывает о слухах, — возразил герцог Рэйкер, постукивая костлявым пальцем по столешнице. — Достоверность того, что она сообщила, не оставляет сомнений. — Что именно видели ваши разведчики, герцог? — нетерпеливо вопросила девушка, с трудом сдерживая накатывающий гнев, смешанный с тревогой и слезами. Она одновременно хотела и не хотела это слышать: слишком страшными были вести. Кристина просто случайно услышала, как переговариваются солдаты, потом увидела, что у лорда Штейнберга горит свет, и решила проверить, до последнего не веря, что услышанное ею было правдой. — Казнь барона Бейкера и его сына через повешение, — мрачно отозвался Рэйкер, пряча глаза. Кристина закрыла глаза, пытаясь осознать сказанное. В ушах зазвенело, но она не обратила на это внимания. Девушка бессильно рухнула на ближайший стул. Отчаянно хотелось рыдать и выпить вина, чтобы забыться. А ещё больше хотелось, чтобы всё это оказалось всего лишь очередным кошмарным сном. — Они… они лично это видели? — срывающимся голосом уточнила Кристина. Герцог Рэйкер ничего не ответил, но девушка заметила, как он кивнул. — Поэтому мы и не хотели сообщать вам этого раньше времени, миледи, — вздохнул лорд Штейнберг. — Но… но почему? — тихо, ни к кому, собственно, не обращаясь, спросила Кристина. Это было настолько глупо и беспощадно со стороны Карпера, что у неё не укладывалось в голове. — Почему Карпер… их… — Говорят, что они якобы присягнули ему, сделали вид, что встали на его сторону, — сказал Штольц, в голосе которого, в отличие от других, не было ни капли сочувствия. — Но, как только войска Карпера вступили в замок, они снова попытались оказать сопротивление. Ничего не вышло, как вы понимаете. По сути, он казнил их за измену. Кристина взглянула на него совершенно пустыми глазами, не понимая, почему это говорит он. Разведкой командовал Рэйкер, а не Штольц… — Вот именно это — и есть те слухи, о которых я говорил, — снова вздохнул лорд Штейнберг, с укором взглянув на барона Хельмута. Тот закатил глаза. — Одно нам известно точно: барон Рэймонд Бейкер и его сын Людовик казнены по приказу Джоната Карпера его людьми. Кристина молчала. Да и что ей было говорить? Как ей жаль? Что она непременно отомстит? Это и так было понятно, а присутствующим вряд ли интересно это слушать. Но молчание затянулось, и девушка чувствовала, что от неё ждут каких-то слов. Однако вместо неё сказал лорд Штейнберг: — Миледи, пойдёмте. Он встал, и ей пришлось встать вслед за ним. Лорд Генрих взял её под руку и вывел из шатра. Кристина, как тряпичная кукла, покорно шла, едва переставляя ноги и спиной чувствуя на себе взгляды оставшихся в шатре мужчин: сочувствующий — Гидельштоса, виноватый — Рэйкера и абсолютно равнодушный — Штольца. Граф Варден в поход не отправился, сославшись на преклонный возраст и слабое здоровье — и слава Богу. Кристине хотелось взглянуть на себя в зеркало и понять, насколько плохо она выглядела, что лорд Штейнберг предпочёл вывести её прочь. — Мне нужно побыть одной, простите… — пролепетала она, но лорд Генрих её не выпускал. Точно так же он держал её под руку, когда она впервые приехала в Айсбург… Кристина не понимала, зачем это вспомнила сейчас. Она вообще ничего не понимала. Девушка глубоко вдохнула, набирая в лёгкие свежего ночного воздуха, и ей стало чуть легче. Только бы не заплакать… Точнее, не позволить слезам, уже застилающим глаза, покатиться по щекам. Она шмыгнула носом и слегка запрокинула голову, зажмурившись на мгновение. Случилось то, чего она так боялась. По её вине снова кто-то погиб. — Я не буду говорить, как мне жаль, миледи, думаю, это и так понятно, — вздохнул лорд Штейнберг. — К тому же, ни барона Бейкера, ни его сына я не знал. — Зато я знала очень хорошо. Ветер всё нарастал, и Кристина совсем замёрзла. Ну, хотя бы горячие слёзы, стоявшие в глазах, немного согревали. Они с лордом Генрихом шли по лагерю в неизвестном ей направлении. Иногда она замечала, что их приветствуют, и отвечала лёгким кивком, но уже было довольно поздно, и большинство людей давно спало. А вот как она сможет уснуть после услышанного… — Нужно что-то делать, — пролепетала Кристина. — Если нечто подобное случится вновь… Нужно как-то передать им всем, что… — Пока нельзя, — покачал головой лорд Штейнберг. Кристина не понимала, почему. До границы Бьёльна с Нолдом, до замка Смитов оставались считанные десятки километров. Ей казалось, что давно пора предупредить вассалов о её возвращении и дать соответствующие указания. Девушка почувствовала, что тоска отступает, но её место занимает всепоглощающий горячий гнев. — Но он же убьёт их всех… — обречённо произнесла она, останавливаясь. — Вы хотите, чтобы это случилось? Смит в осаде, и как только они возьмут замок, то сразу же… Чем же я буду править, когда мы вернём Эори? Опустошённой разорённой землёй? С каждым словом её голос становился всё громче и отчаяннее, однако лорд Штейнберг оставался спокойным. Он лишь молча смотрел ей в глаза, но девушка не могла разглядеть, что было в его взгляде: укор, сочувствие, недоумение? Кристине вдруг стало так обидно от этого, что она всё-таки заплакала и, чтобы лорд Генрих не увидел её слёз, снова запрокинула голову. Сквозь мутную пелену слёз она разглядела искорки звёзд. — Успокойся, — негромко сказал лорд Штейнберг, и девушке пришлось опустить голову. Он поймал её взгляд. — Не кричи, хорошо? Что-то в его голосе заставило её сердце дрогнуть. Кристине всё ещё было страшно, больно, обидно; она чувствовала злость, ненависть и что-то ещё, заставляющее её вздрагивать от рыданий. Она догадывалась, что он ждёт от неё ответа. — Когда пришла весть о казни графа Аллета, ты отреагировала куда спокойнее, — заметил лорд Генрих. Кристина вздохнула, опуская глаза. — Знаете, когда мне было тринадцать, барон Рэймонд Бейкер приехал в Эори со своим сыном, — зачем-то сказала она. — Они с отцом хотели устроить помолвку. Не помню, из-за чего мы так повздорили с Людовиком, хоть убейте, не вспомню теперь. — Девушка горько усмехнулась. Она не могла контролировать свои слова, и воспоминания словно выливались из неё, не подвластные никакой воле. Лорд Штейнберг внимательно слушал, и она продолжила, не понимая, зачем говорит всё это. — Но я тогда ударила его так, что нос сломала. Он был сущим мальчишкой, хотя ему уже стукнуло шестнадцать. Так вот, я его ударила, и, разумеется, ни о какой помолвке и речи быть не могло. Отец на меня злился, а барон Бейкер только смеялся… Она замолчала. Лорд Штейнберг, кажется, улыбнулся, в темноте она не разглядела. Кристина вздохнула. Зачем она всё это сказала? Кому вообще это может быть интересно? Однако девушка, отогнав от себя эти мысли, набрала побольше ледяного ночного воздуха и продолжила: — А теперь Карпер их всех убил. Барона Рэймонда, Людовика… Перевешал как каких-то воров, как преступников. Но ведь это он преступник, — уже громче сказала она и услышала, что её голос сломался от слёз, стал каким-то хриплым и невзрачным. — Он, Карпер, у него, наверное, уже ничего святого не осталось… Его мало повесить, его… В следующий момент она почувствовала, как лорд Штейнберг положил руки на её плечи, а с них — на спину, заставляя приблизиться к нему. Кристина чувствовала жёсткость его кольчуги, но всё равно прижалась к его груди, переводя дыхание. Вот уж правда наговорила лишнего… Лорду Штейнбергу вряд ли была интересна хотя бы половина из всего ею сказанного. А выговориться она могла бы своему отражению, своей лошади или Натали, в конце концов. — Мы пока не имеем возможности их предупредить, пойми, — сказал он негромко. — Это опасно. Письма могут перехватить. Но когда мы окажемся на месте, они сами узнают, и тогда Карперу нас не остановить. Кристина молчала. Да, так оно и есть, но… — С этим ничего не поделаешь, — продолжил лорд Генрих, наблюдая, как ветер шевелит её короткие волосы. — Ты не должна отчаиваться, Кристина. Это ещё не конец. — Я знаю, — выдохнула она, не зная, куда деть собственные руки, — и всё равно, это… Я думала, что больше никого не потеряю. — К сожалению, ты ошибаешься, — покачал головой лорд Штейнберг, и девушке показалось, что он слегка погладил её по спине. Или не показалось… — Прости, что я такое говорю, но это война, а на войне ты можешь потерять всё. В том числе и себя. А этого ни в коем случае нельзя допустить. Ты ведь знала, на что идёшь. А ведь он прав, чёрт возьми. Кристина и так уже потеряла отца, землю, Бейкеров, и она боялась представить, что будет, если погибнут, скажем, Оскар или сам лорд Штейнберг. А если она правда потеряет саму себя? Если станет озлобленной, мстительной, словом, такой, как Карпер? Ничего хорошего из этого точно не выйдет. Тогда всё будет попросту зря. — Ты не должна отчаиваться, — словно услышав её мысли, повторил лорд Генрих. Девушка только сейчас заметила, что он перешёл на «ты». — Ты не единственная и не первая, кто столкнулась с подобным. Поэтому нужно держаться. В конце концов, — он усмехнулся, — это надо в первую очередь тебе. Мы всё-таки идём освобождать твою землю. Кто будет воевать за тебя, увидев, что от тебя осталась лишь оболочка, что внутри ты мертва? Кристина слабо улыбнулась. «Я не мертва», — хотела сказать она, но в последний момент передумала. Она просто не была уверена, что это так. Вокруг было пусто, холодно и темно. Ветер дул, завывая, в траве пели сверчки, где-то вдалеке ещё слышались негромкие людские голоса. И лишь сейчас Кристина осознала, в каком положении оказалось. Чувствуя, как краснеет до самых кончиков пальцев, она отстранилась. Лорд Штейнберг смотрел всё так же спокойно, почти равнодушно, но с его тонких бледных губ не сходила улыбка. — Спасибо, милорд, — пролепетала Кристина. — Я думаю, что справлюсь. — Я не могу точно гарантировать полную безопасность вашим вассалам, — сказал он, — но до границы остались считанные дни пути. Как только мы ступим на вашу землю, всё изменится. Ваши вассалы поддержат вас, а вместе нам точно удастся добиться того, чтобы Карпер получил по заслугам. Поэтому я не советую вам так сильно беспокоиться. Он снова перешёл на «вы», и Кристину почему-то передёрнуло. Она на мгновение закрыла глаза, пытаясь справиться с остатками слёз. — Милорд, я думаю, ничего страшного не будет, если вы будете называть меня на «ты», — тихо сказала девушка. — Хотя бы когда мы наедине. Мне как-то неловко, когда вы обращаетесь ко мне на «вы», я ведь куда младше… — Как скажешь, — усмехнулся лорд Генрих, взглянув на неё, и продолжил: — Я должен предупредить ещё кое о чем. Когда мы перейдём границу, нас встретят не только друзья, но и враги. Поэтому будь осторожна и следи за своей служанкой. Люди Карпера могут быть повсюду: как в замках и на дорогах, так и в деревнях и лесах. — Да, знаю, — презрительно ухмыльнулась Кристина. Она слышала, что это называется фуражировкой: захватчики грабят деревни, а тем, кто не согласится отдать последнее, перерезают глотки или вешают. — Хотя бы поэтому я и не собиралась отсиживаться в Айсбурге или монастыре, а пойти и освободить свою землю. — Не доверяешь это дело мне? — В голосе мужчины слышалась уже знакомая девушке усмешка. Он бросил короткий взгляд на центр лагеря, оказавшийся довольно далеко от них самих, и, снова взяв Кристину за руку, повернул туда. — Нет, вам я доверяю, но… Я просто хотела бы сделать это сама. — Девушка на несколько секунд замолчала, собираясь с мыслями. — Ради отца. Я часто думаю, как поступил бы он, и не могу даже представить. Я только что поняла, насколько плохо его знала. — Я тоже об этом думаю, — сказал вдруг лорд Генрих. — Я всегда стараюсь руководствоваться тем, чему меня учил твой отец. И мне кажется, что сейчас я поступаю так, как поступил бы он. Кристина не знала, что на это ответить. Отец позволил ей научиться владеть мечом, но стратегическим хитростям не учил. Успел ли он пожалеть об этом?.. — Лорд Джеймс всегда говорил мне, что самый простой план — самый лучший план. Но мне иногда кажется, что наши слишком прямые действия не слишком разумны… — Нет, что вы, — отозвалась девушка. — Ну, если ты так уверена… — усмехнулся лорд Штейнберг. — Правда, мне кажется, он бы под страхом смерти запретил мне брать тебя на войну. Ты — единственная наследница Эори, тобой нельзя рисковать. — Зато вам собой — можно? — парировала леди Коллинз. — Ну, мне в любом случае есть на кого оставить замок и землю, — негромко хохотнул он. — Вольфганг, младший брат, остался в Айсбурге за главного. Он женат на Луизе, дочери графа Вардена, и ожидает первенца. Поэтому я не позволил ему ехать, да и он не сильно возражал. А Рихард сейчас служит оруженосцем у барона Штольца. Ты, должно быть, его видела. И правда, Кристина не раз замечала в замке, а потом и в лагере юношу лет шестнадцати, зеленоглазого и темноволосого. Издалека он ей кого-то напоминал, но девушка не могла понять, кого. Сейчас, конечно, поняла: сам лорд Генрих в юности был таким же, но она уже почти забыла… Кристина взглянула на него и заметила, что он явно погрустнел, но не стала донимать расспросами. — Ты же у лорда Джеймса одна, и я боюсь представить, что начнётся, если ты, упаси Господи… — Он осёкся. — Не волнуйтесь, милорд, — улыбнулась девушка, — я постараюсь не погибнуть. На самом деле она не была уверена в этом, но уж лучше умереть, чем оставить Эори в руках Карпера. За то время, что они шли по лагерю, Кристина успела несколько раз споткнуться о торчащие из земли корни или камни и наступить в грязь, что вгоняло её в краску. От недосыпания у неё кружилась голова, но спать было ещё страшнее: кошмары так и не отступили. Девушка не знала, как от них избавиться — Натали давала ей успокаивающий чай, но он не особо помогал. Кристина боялась, что со временем сны станут только хуже, ведь ей придётся пережить ещё больше страшных вещей. Она вспоминала Людовика и его разбитый нос, когда они подошли к центру лагеря, где располагались шатры командующих. Небо светлело, ветер немного унялся, в лесу пели ночные птицы. Всё ещё было так тихо, что казалось, будто вокруг никого нет. — Уже светает, — заметил лорд Штейнберг. — Может, хотя бы немного поспишь? Мне нужно ещё кое-что сделать… — Ах, да, простите. — Кристина снова покраснела, опуская глаза. — Спасибо, милорд, я… я попробую. — Спокойной ночи. — Он улыбнулся, легонько сжав её плечо, и, развернувшись на каблуках, зашагал в противоположную сторону. А Кристина так и осталась стоять, провожая его взглядом и думая над тем, что он ей сказал. На войне ты можешь потерять всё. В том числе и себя. Девушка именно этого и боялась: слишком велика цена за Эори будет в таком случае, если она потеряет всех, кто ей дорог, а также себя саму, собственное лицо и характер. Не хотелось бы становиться безликой и опустошённой. Но ведь Генрих обещал помочь ей, и есть ли у неё причины ему не верить?.. Больше её пугал другой вопрос: есть ли у неё причины ему верить? Кристина вздохнула и направилась к собственному шатру, заметив, что впервые, пусть и мысленно, назвала лорда Штейнберга по имени, не употребив при этом титул. Эта мысль заставила её улыбнуться.