Серебро и сталь

Рассвет реял в утреннем небе кровавым флагом. Кристина с трудом оторвала от него оцепеневший взгляд и нервно сглотнула. Конь под ней был странно спокойным, как, впрочем, и всё в окружающей обстановке: снежинки тихо падали на ровную холодную землю, облака мирно плыли по пронзительно яркому небу, окрашенные солнцем в розовый цвет, да и воины в большинстве своём выглядели невозмутимо и стойко. Кристине казалось, что она ― единственная, кто боится до дрожи во всём теле, до стука зубов, до желания убежать куда-нибудь далеко, где никто и не знает о том, что вот-вот начнётся битва, которая решит судьбы тысяч. На самом деле, конечно, это было не так. Солдаты лишь выглядели спокойными, но в воздухе веял запах страха, тяжёлый и горький, как дым от летних костров. Кристина боялась вглядываться в лица солдат, боялась встретить с их стороны недоверие и нежелание сражаться за неё. Впрочем, если ей одной придётся выйти против орд Карпера ― она сделает это не задумываясь. Она ведь не имела права приказывать им сражаться и умирать за неё — да и, если говорить по совести, никто не имел. Она для них никто, всего лишь какая-то посторонняя леди-девчонка, приглянувшаяся их лорду. Но Кристина искренне надеялась, что солдаты понимали, за что им предстоит биться. Понимали, что нужно восстановить справедливость и наказать подонка, который разорил её землю и убил сотни ни в чём не повинных людей. Будь на то воля Кристины, она бы позволила воинам уйти домой, к своим семьям, но у неё не было прав делать это, да и истинные хозяева солдат уж точно не позволят такому случиться. Поэтому им придётся сражаться, а ей — видеть и осознавать то, что умирают они за неё и из-за неё. Но ведь никто из них никогда и ни за что не канет в небытие. Всех их запомнят как людей, освободивших Нолд от подлого захватчика. Их будут вспоминать с благодарностью — уж она-то точно будет… Кристина чувствовала, как дрожит, как безжалостно трепещет сердце в её груди. Страшно, да, страшно до слёз, до безумия… Ну вот, ещё не хватало перед битвой расплакаться и показать тысячам мужчин, какая она слабая, беззащитная девчонка. Когда вперёд вышли лучники, она поняла, что враг приближается. Интересно, будет ли Карпер участвовать в битве или предпочтёт отсиживаться в замке? Впрочем, плевать: в любом случае, она убьёт его, чего бы ей этого ни стоило. Пальцы до скрипа в костях сжали поводья. Она-то находилась в авангарде, в самом сердце армии, той части, которая примет на себя первый удар… Тем временем лучники пустили первую порцию стрел, которые градом посыпались на врага. Стремительно приближающего врага, ряды которого хоть и редели, но всё же продолжали наступать. Странно, но Кристина внезапно перестала чувствовать страх, словно у неё отключился инстинкт самосохранения. Было волнение, было беспокойство, было нетерпение, но страх за собственную жизнь? Нет. Странно, но нет. Конь под седлом, почуяв смерть, заволновался, ударил копытом по мёрзлой земле. Девушка натянула поводья и одними губами тихо проговорила: ― Подожди, подожди ещё немного. Самой не терпится. А враг всё приближался, и уже можно было разглядеть лица солдат, но Кристина предпочла этого не делать. Всё переменилось в одно мгновение. Лишь секунду назад она в относительном спокойствии сдерживала себя и своего коня, наблюдая за приближающимся врагом, а теперь с нечеловеческой скоростью, то и дело пришпоривая жеребца, неслась вперёд, навстречу неминуемой смерти. Светлая сталь меча сверкнула, отражая блики рассветного оранжевого солнца. Ещё мгновение ― и в воздухе раздался звон, а клинок Праведного обагрился густой горячей кровью. Кристина почувствовала, что у неё непроизвольно заслезились глаза. Что это было ― страх, жгучая ненависть, что-то ещё, ― она не знала. Ей удавалось отражать удары с уверенной силой, удачно ставить хорошие блоки, чтоб чужие клинки её не ранили, но перед глазами стояла мешанина лиц, взглядов, звуков и бликов на стальных доспехах и мечах. Девушка не представляла, кто свой, а кто чужой ― казалось, что у них попросту не было лиц, ― и билась лишь с теми, кто бился с ней, не нападая первой. В воздухе уже летал пепел ― в него превращались созданные Карпером копии, когда погибал оригинал. Но ведь были ещё и живые… Хоть они и враги — но всё же люди, такие же люди, как она. Впрочем, остался ли здесь хоть один человек, или все превратились в нелюдей, творящих абсолютно бесчеловечные вещи? Кристина замерла, давая себе шанс отдышаться, и приподняла забрало, чувствуя, как в рот затекает стальная на вкус кровь. И вдруг сокрушительный удар ― девушка даже не поняла, куда он пришёлся ― пронзил её тело тупой болью, заволок взгляд непроглядной чернотой, наполнил слух бесконечным звоном. А когда через пару мгновений Кристина почувствовала под собой твёрдую землю, то поняла, что, впрочем, это и неважно. Вокруг раздавались тысячи, тысячи тысяч звуков, смешивающиеся в единую тишину. Эта тишина убаюкивала, заставляла забыть о том, где сейчас Кристина находилась. Теперь она точно знала, что ей уже ничего не страшно, в том числе и умирать. Потому что где-то там, за гранью добра и зла, за краем вечности её ждал долгожданный покой. Там не было этого безумия, этого недоразумения, этого абсурда под названием война. Может, дело было в том, что девушка сильно приложилась головой, но сейчас она понимала, насколько это глупо и бессмысленно — воевать. Глупо, бессмысленно и жестоко. Бесчеловечно. Мерзко. Не должно такого быть, ни за что не должно… Кристина из последних сил сжала чудом не потерявшийся меч и закрыла глаза. Вдруг блаженная тишина рассеялась, нарушенная чьим-то ослепляюще громким голосом прямо напротив её лица. ― Вставайте, миледи. Нельзя вам умирать. Зачем вставать? Пусть рядом безумные люди убивают друг друга. Её это теперь не касается. Но голос стал громче, яростнее, наполнился гневом и раздражением. ― Вставай, глупая девчонка! Если ты сдохнешь, то мы все полетим к чёрту. Не встанет. Ни за что не встанет. Но её руку словно сжали в стальных тисках, и даже латная перчатка не спасала. Потом руку резко дёрнули, и Кристине невольно пришлось подняться, при этом сильный толчок заставил открыть глаза. И тут же на неё обрушился самый настоящий ад: крики ужаса, боли, отчаяния, ненависти; буквально текущие по земле и сбивающие с ног подобно горящей горной реке потоки человеческой крови. Воздуха вокруг не было ― была лишь страшная смесь гнева, страданий, страха… Впрочем, этой смесью тоже можно было дышать, только вот она раздирала лёгкие, заставляя всё нутро буквально сгорать от страха и беспомощности. ― Зачем ты вообще сюда полезла, болванка? ― продолжал орать ей в лицо вконец обнаглевший Штольц. Забрало его шлема было поднято, и Кристина видела струйки крови на его лице. Правой рукой он сжимал свой меч, а левой ― руку Кристины, причём сжимал так, что у девушки не было никакой возможности вырваться. ― Дура безголовая, ты понимаешь, что теперь тебе отсюда не выбраться? ― Да мне плевать! ― По горлу тут же разнеслась боль, но Кристина не смогла сдержать возмущённого крика. На языке всё ещё ощущался привкус крови. ― Немедленно отпусти меня, сволочь! И сама рванула руку, всё же расцепив его стальную хватку. Врезать бы ему хорошенько, а лучше проткнуть его самовлюблённую рожу мечом, да вот только… Если бы не барон Хельмут Штольц, она бы уже была мертва. Растоптана конскими копытами или людскими сапогами, заколота мечом или топором, пронзена копьём или стрелой. Удивительно, впрочем, что с ней этого так и не произошло. Да уж, вот это её приложило… Интересно, сколько она так пролежала? ― Спасибо, ― бросила она Штольцу и побежала в обратном от него направлении, проводя рукой по мокрому лбу. Шлем потерялся… Чёрт. Чёрт, Дьявол, ад и преисподняя! Кристина процедила сквозь зубы пару ругательств и с трудом натянула на голову кольчужный капюшон, который почти тут же сполз. И снова не знающий поражения Праведный скрестился в пропитанном кровью и страхом воздухе с чужим клинком. Кристина, словно каменная, уперлась ногами в землю, отбивая удары весьма умелого вражеского мечника. У него был двуручник и, следовательно, отсутствовал щит. Пока вверху скрежетали клинки, Кристина успела нанести врагу удар ногой чуть ниже живота. Встреча сабатона с кольчугой ― и противник сбит с ног. Пока он пытался вернуть равновесие, Кристина занесла меч и вонзила его в просвет между воротом и шлемом. Оттуда тут же ручьём потекла алая горячая кровь, и девушка отвела взгляд. Со следующим было сложнее: он действительно умел сражаться и постоянно целился в незащищённую голову, но самое большое, что ему удалось ― срезать пару волосков с головы Кристины. Ловко увернувшись от десятка, не меньше, ударов, она улучила момент и двинула локтем по челюсти противника, а потом смертельно острый клинок Праведного вспорол его кольчугу, словно листок, в области чуть ниже груди. Тут же в неё брызнула его кровь и что-то тошнотворно вязкое. Кристина не стала размышлять о том, что это такое. Она резко развернулась, замахнулась мечом, опустила его на обнажённую голову стоящего к ней спиной врага и краем глаза заметила что-то серо-голубое, мелькнувшее в его алой ране. Азарт битвы заставлял её испытывать всё новые приливы сил, и усталости она не чувствовала. Сражение бурлило, увлекая её всё глубже и глубже, и ей казалось, что ничего, кроме этой битвы, не существует и не существовало никогда. Но в голове то и дело возникали мысли, отягощающие душу и заставляющие сердце трепетать уже не от гнева и азарта. Она ведь убивает. Лишает жизней. Уничтожает, разрушает… И какое право она имеет делать это? Кристина попыталась утешить себя тем, что это не от неё зависит, что это не в её власти, что она уже не может всё это остановить… Если она не станет убивать — убьют её, и всё будет напрасным. Она оглянулась: вокруг замелькали солдаты лорда Штейнберга ― значит, пришло подкрепление с боковых флангов. Один из этих флангов должен вести он сам, но Кристина его не видела. Мысль о Генрихе кольнула её сердце и заставила замереть ― всего на пару мгновений, достаточных для того, чтобы удар чьего-то боевого топора задел её плечо — благо, она успела вовремя увернуться, и удар оставил вряд ли что-то большее, чем царапинку на наплечнике. Потоку ругательств, которыми Кристина покрыла обладателя топора, позавидовал бы сапожник. Поудобнее перехватив меч, она обрушила клинок на его защищённую шлемом голову и, оглушив, добила ударом в сердце. Она скрещивала своей меч то с одним, то с другим вражеским клинком, раскалывала щиты, вонзала лезвие в чью-то плоть… Насколько всё-таки хрупок и слаб человек, поняла она, если один взмах какого-то жалкого куска стали может его запросто уничтожить. А ещё мнит себя повелителем мира… Кристина ухмыльнулась и увидела в глазах очередного своего противника неудержимый ужас — неужели её ухмылка так его напугала? Впрочем, ничего удивительного: во рту ещё чувствовался привкус крови, наверняка она окрасила зубы в алый цвет и ручейками стекала по губам. Девушка задела лезвием лицо врага, тот вскрикнул, а она вонзила меч в его глаз. И всё-таки, где Генрих… Кристина последний раз видела его ещё перед битвой. Жив ли он вообще? Потому что если нет… Если нет, то Штольц мог не стараться. Отбив совершенно неумелый удар очередного противника, она рассекла его туловище поперёк живота, краем глаза увидев его склизкие мокрые внутренности. Зрелище не вызвало ни страха, ни отвращения, потому что уже через миг внимание Кристины переключилось на другого врага, который тоже пытался воспользоваться её слабостью и обрушить свой меч на голову. Девушка, негромко зарычав, отбила удар и почти случайно отсекла ему кисть руки. Она не знала, откуда берёт силы на такое ― в любой другой момент ей бы не удалось… Видимо, страх за свою жизнь и первобытное, инстинктивное желание защититься во что бы то ни стало не позволяли ей устать. Ещё она помнила, что отцовский меч делает своего хозяина непобедимым лишь в том случае, если он прав. А она права, определённо права, иначе и быть не может. А глаза… Взгляды у всех были разные. Кто-то смотрел на неё с яростью, негодованием, ненавистью. Чей-то взгляд выражал испуг, страх, граничащий с безумием. Но во взглядах всех, абсолютно всех людей, которым пришлось столкнуться с Кристиной в этой битве, читалось нечто общее: недоумение. Она, правда, не знала, по какому именно поводу они недоумевали. Возможно, кто-то узнавал её или просто догадывался. Может, существовали и другие причины ― у девушки не было времени о них думать. Отпихнув ногой встретившуюся на пути чью-то отрубленную чёрную от крови ногу, она бросила короткий взгляд на далёкие тонкие башни Эори. Наверняка Карпер засел где-то там, на безопасной вышине, и наблюдает из окна за тем… Чёрт, Кристина даже не знала, кто одерживает победу: просто рубила нападавших врагов направо и налево, не задумываясь о том, в чью пользу разворачивается игра. Ей казалось, что пешей сражаться всё-таки удобнее, чем на лошади: больше возможности для манёвров. Мысли, не успев зародиться где-то в глубине сознания, разбивались о реальность. Стиснув зубы до скрежета, она отбила тяжёлый удар, а затем ещё один и ещё, окончательно сбившись со счёта. Ей многие говорили, что к убийствам рано или поздно привыкаешь, но девушке казалось, что взгляды убитых ею воинов будут являться ей во снах. Пожалуй, тогда-то она сможет их сосчитать. Одной из её противников в этой битве оказалась женщина — она была невысокой, тонкой и быстрой, а из-под шлема выглядывала длинная чёрная коса. Кристина слышала, что в Шингстене к воительницам относятся куда спокойнее, чем в Нолде. Дралась шингстенка как дикая волчица, с рыком и остервенением. Хотя леди Коллинз не видела её лица, закрытого прочным блестящим шлемом, она чувствовала ненависть врагини, которая исходила из неё волнами и едва ли не сбивала с ног. Кажется, Анабелла не была такой остервенелой… Эта женщина была хорошо защищена: бригантина, наручи, поножи, щит, которым она пару раз воспользовалась как оружием, двинув Кристине в плечо и грудь. Но та выстояла, хотя удары были ощутимыми — шингстенка оказалась сильнее многих мужчин. Кристине удалось задеть мечом её голову, она сделала подсечку и, повалив противницу на землю, бросилась прочь. В какой момент у неё подкосились ноги, она не поняла. Просто внезапно все конечности словно налились невыносимой тяжестью, колени непроизвольно согнулись, а перед глазами всё поплыло. Чёрт, нельзя поддаваться усталости, иначе ― смерть… А потом Кристина увидела Карпера. Он сидел на вороном коне в окружении охраны и с высоты холма наблюдал за битвой, предпочитая не вступать в неё. Однако на бедре у него висел меч, сам он был облачён в кожаный доспех, да и присутствие охраны говорило о том, что Карпер был готов к любому исходу. Усталость как рукой сняло. Ненависть заклокотала в сердце, разливая горячую кровь по венам, которая придавала сил. Поудобнее перехватив меч, Кристина бросилась сквозь бойню вперёд, к холму. Как только она убьёт Карпера, всё закончится. Закончится эта жестокая битва, закончится эта бессмысленная война, закончатся её мучения… Карпер должен разлететься в пыль, как разлетались в пыль созданные им солдаты. С небывалой лёгкостью прорубая себе путь, она бежала по полю битвы навстречу своему заклятому врагу. Сейчас он ответит за всё, что наделал. Ему уже не искупить своей вины. Может, он сделал всё это ради своей любви к погибшей жене, но Кристина лишь рассмеялась бы, если бы он попытался оправдаться этим. Любовь… Он попросту опорочил это святое понятие и теперь уж точно не сможет защититься с его помощью. Карпер был уже совсем близко и, кажется, даже заметил её. По крайней мере, его на удивление равнодушный взгляд Кристина поймала. Она до боли в пальцах сжала рукоять Праведного. Клинок этого меча не знал поражения. И сегодня ей предстоит ощутить сладкий вкус победы над тем, кто убил её любимых и изломал её судьбу. И если сломанную судьбу ещё можно исправить, то мёртвых не вернуть. Что ж, скоро Карпер присоединится к ним. Да и не за себя ей сейчас хотелось отомстить. Когда он увидел её, то сразу же быстро спешился и сделал знак охране. Кристина было подумала, что сначала ей придётся избавиться от неё, но Джонат, на ходу выхватывая меч из ножен, сам двинулся ей навстречу. Как глупо с его стороны… Впрочем, расслабляться не стоило. Карпер, безусловно, маг сильный, но Кристина не знала, каков он в бою. Поэтому нужно собрать в кулак всю свою ярость, волю и силу и задать трёпку этому мерзавцу. Карпер первым занёс меч, но Кристина отбила удар и атаковала сама. Ему пришлось отступить на пару шагов, и некоторое время они медленно вышагивали, нарезая круги и прицеливаясь, ища слабые места и изредка скрещивая звенящие клинки. Наконец Кристина решилась и бросилась вперёд, но Карперу удалось парировать целую серию её ударов. Тяжело дыша, девушка поняла, что Джонат вполне может применить магию в этом поединке, а ей нечем будет ответить. Все силы уходили на сражение, и для колдовства ничего не оставалось. Поэтому следует рассчитывать лишь на собственную силу да верить в то, что легенда о мече содержит в себе хотя бы толику правды. Джонат молча атаковал вновь и вновь, и Кристине на миг стало страшно. Ноги задрожали, а руки устали держать весьма тяжёлый меч, но она пыталась из последних сил. Если Карпер её убьёт, то всё будет бесполезно. Он не должен победить, а она просто не имеет права позволить этому произойти. Поэтому она отбивала его удары и пыталась ударить сама, но он хорошо защищался. Кристина же уже успела ощутить на себе тяжесть его атак: лезвие карперовского меча едва не пробило её кольчугу и пару раз прошлось по незащищённому лицу. Клинки скрежетали, девушка была вынуждена приблизиться к нему вплотную, и ей показалось, что глаза Карпера сверкнули золотом, хотя магию девушка не чувствовала. Кристина оттолкнула его, двинув локтем то ли в плечо, то ли в шею, резко развернулась и попыталась с размаху ударить мечом в голову. Попытка оказалась почти бесплодной — Джонат увернулся, но девушка всё-таки задела лезвием его руку. Она увидела, как кровь тонким ручейком потекла по наручу, и ухмыльнулась. Кажется, боли он совсем не почувствовал и снова занёс меч. Удары Карпера становились всё яростнее и сильнее, он двигался всё резче и быстрее, всё чаще и громче звенели и скрежетали их мечи. Боже… Кристине внезапно стало страшно, ярость, ненависть и азарт исчезли, ужас сдавил её горло, мешая дышать. Вылить бы всё, что она чувствовала, в крике, в грязной ругани, но отчего-то не получалось. «Господи… ― вместо этого зазвучало в голове. ― Господи, хотя бы сейчас…» Кристина резко пригнулась, уворачиваясь от клинка, попыталась ударить своим, но её удар оказался снова отражён. Хотела ударить его ногой, чтобы хоть немного лишить равновесия, но вражеский меч плашмя ударил по колену, которое едва не свело. Конечно, Карпер ведь не участвовал в битве, сил у него больше… Или она, Кристина, просто слабачка, которая полезла туда, куда не следовало. Но теперь делать нечего. Она убьёт его или умрёт сама. Третьего не дано. Лезвие вражеского меча прошло в миллиметре от её горла. Кристина заметила, что Карпер тоже заметно устал: дыхание сбилось, взгляд рассеялся, пальцы дрожали. Сейчас или никогда. Она замахнулась, но он успел вовремя спохватиться, и их мечи снова скрестились. В утреннем холодном воздухе вспыхнули горячие искры. У Кристины уже не было сил сдерживать натиск Карпера, но она, стиснув зубы и стараясь буквально врасти ногами в землю, пыталась хотя бы не позволить ему перевесить и тем самым нанести удар. Он смотрел на неё равнодушно. В его взгляде не было ненависти, презрения или недоумения. В его взгляде не было ничего живого. Кристину это испугало больше всего. Его ярость, злоба и упорство не заставляли её бояться так, как это безразличие. Что-то повело её назад, она чуть пошатнулась и, глухо выдохнув, всё-таки отбила удар. Ноги тряслись и уже практически не держали её, но девушка не обратила на это внимания. Несмотря ни на что, она бросилась вперёд и атаковала вновь. Только её атака была бесполезной ― Карпер легко парировал удар, да с такой силой, что Кристина едва не выронила меч. В левой руке что-то хрустнуло, и пока она пыталась справиться с наваждением от острой, раздирающей всю руку от локтя до плеча боли, Джонат замахнулся, целясь прямиком в её грудь. Кристина едва успела увернуться, и ледяная сталь, пробив кольчугу, больно полоснула правый бок. Инстинкт заставил её приложить левую руку к ране. Горячая кровь обожгла кожу, и Кристина почему-то почувствовала её вкус, полный серебра, стали и дыма. Настоящий вкус смерти. Она пошатнулась. Сперва удержалась на онемевших ногах, но потом, взглянув вперёд, не увидела ничего, и это сбило её с толку. А затем резкая, острая боль ударила в затылок, как будто девушка напоролась головой на камень. В ушах дико зазвенело. Кристина не поняла, как упала. Может, Карпер добил её, может, она всё-таки потеряла равновесие… Страшная, безумная боль разлилась по всему телу. Девушка чувствовала, что руки, облачённые в латные перчатки, всё ещё сжимают скользкую от её крови рукоять меча. Чернота перед глазами медленно рассеялась, и она увидела полуденное ясное небо. Небо, которое через мгновение разлетелось на тысячи осколков, заполонивших мир. *** Когда Хельмут увидел Генриха, у него словно камень с души упал. Вокруг царил настоящий ад, и погибнуть мог кто угодно. Лорд Штейнберг спешился, лёгким движением снял с головы шлем и оглядел местность. Шингстенцев удалось оттеснить к холму, но сдаваться те и не планировали, хотя их, как прикинул Хельмут на первый взгляд, осталось раза в полтора меньше, чем было. — Ты какого хрена тут забыл? — гневно выкрикнул Генрих, наконец заметив его. Внезапно возникшего напротив особо наглого шингстенца он мгновенно уложил, пройдясь мечом по горлу. — Да эта тупая болванка… — Хельмут закатил глаза, поймав его злобный взгляд, и едва не пропустил удар — противник, видимо, целился в лицо, за что получил сначала подсечку, а затем — точный удар в сердце. Но во рту всё равно возник железный привкус крови. — Извини, у леди Кристины возникли проблемы. Она бы сд… точно не выжила, если бы не я. Не волнуйся, лучники без командования не остались. — А где она сейчас? Хельмут кивнул на холм, не глядя укладывая очередного шингстенца. Как же надоели, Господи Боже, лезут, словно муравьи… Все они такие наглые, что ли? Генрих, видимо, хотел выругаться, но сдержался, скрежетнув зубами. Затем он коротко кивнул Хельмуту и бросился к холму, чуть прихрамывая. Барон Штольц расценил этот кивок как приказ следовать за ним. Они находились не так далеко от холма, но чтобы до него добраться, пришлось буквально прорубать себе путь. Как ни странно, мало кто из простых шингстенских солдат при виде двух тяжеловооружённых рыцарей поворачивал прочь — большинство отчаянно лезли напролом и то и дело напарывались на клинки. Хельмут сжимал одеревеневшими пальцами меч, надеясь, что ему не подвернётся какой-нибудь особо талантливый мечник — сам он владел клинком куда хуже, чем тем же луком. Но командование лучниками пришлось оставить ради дуры Кристины — иначе она бы отдала Богу душу прямо посреди поля битвы, и вся эта война оказалась бы напрасной. И чего Генрих носится с ней как с ребёнком? Хельмут на его месте давно бы её попросту отодрал, выбив из неё всю дурь. Чем ближе они подходили к холму, тем больше вокруг обнаруживалось трупов, среди которых иногда барон Штольц замечал фиолетовые сюрко или выгравированные на доспехах изображения льва… И становилось страшно, будто он видел убитых впервые. Хельга наверняка не погладит его по голове за такую расточительность, но теперь исправлять что-либо было поздно. На него снова бросился шингстенец с топором и щитом, и Хельмут заскрипел зубами — будет сложновато… Топор тяжелее меча, а щит давал врагу дополнительную защиту. Беглого взгляда было недостаточно, чтобы обнаружить в его броне слабые места, а на бегу, не целясь, кольчугу так просто не пробьёшь. Хельмут уже был готов к тому, чтобы просто увернуться, не позволив себя задеть, а потом попробовать дать дёру, как вдруг его противник в мгновение ока остолбенел сам собой, выронил топор и упал. Хельмут было решил, что это Генрих, но тот даже не приблизился к нему, чуть правее разбираясь с вражеским мечником. А потом барон Штольц заметил в плече шингстенца стрелу. В памяти очень, очень некстати всплыли воспоминания другой битвы, которая произошла много лет назад. Она была чем-то похожа на эту: такой же ад, такие же реки крови, столько же жертв… Пожалуй, наверное, все битвы в чём-то друг на друга похожи. И если бы не оклик Генриха, Хельмут так бы и продолжал смотреть на эту чёртову стрелу, наверное, до конца своих дней. Кристина билась с Карпером у подножия холма, в небольшом отдалении от основной свалки. Что ж, другого от неё ожидать и не следовало — было ясно, что она любой ценой попытается пробить себе путь к её врагу. Хельмут закатил глаза, но тут же понял, что его усилия вот-вот пройдут даром: Карпер явно побеждал, а девчонка едва на ногах стояла. Продолжая мысленно поминать её последними словами, Хельмут бросился вслед за Генрихом, хотя ситуацию, казалось, было уже не исправить: Карпер резко отбил удар Кристины, и пока та пыталась прийти в себя, занёс меч, готовый ударить прямо в её сердце. Кажется, Генрих всё-таки выругался, да и Хельмуту тоже было не до смеха: как бы его ни бесила эта проклятая Кристина, её смерть — событие совсем не желательное. Слава Богу, ей хватило сил увернуться, но меч Карпера, кажется, её всё-таки задел, потому что она пошатнулась, приложила руку к правой стороне туловища и через мгновение медленно осела на землю. Снова. Если ему опять придётся вытаскивать её с того света… Нет, Хельмут на такое не подписывался! Пусть Генрих сам делает со своей ненаглядной, что хочет. Карпер мерзко усмехнулся, видимо, совсем не замечая ни того, как стремительно редела его армия, ни того, что он сам оказался окружён, и занёс меч, готовый окончательно добить Кристину. И он явно не ожидал, что вместо того, чтобы благополучно опуститься, его меч столкнётся в воздухе с клинком Генриха. Неожиданный сокрушительный удар выбил клинок из рук Карпера. Тот бросил изумлённый взгляд на валяющийся в грязи меч, потом ещё более изумлённо взглянул на лорда Штейнберга, который, воспользовавшись моментом, врезал ему по лицу кулаком, облачённым в латную перчатку. — Хельмут, забери её отсюда, быстро! — бросил он через плечо. Да почему чуть что, так сразу Хельмут? — Она меня сволочью назвала, — процедил он сквозь зубы, кинул меч в ножны и совсем не бережно взвалил Кристину на руки — вместе с её мечом. Даже в доспехах она весила не особо много. Вся правая сторона её кольчуги была залита кровью, густые алые капли мерно падали на землю и заляпали Хельмуту обе руки. Чёрт, кажется, не дышит… Изукрашенное многочисленными царапинами и подтёками крови лицо было чересчур спокойным и, пожалуй, даже красивым: глаза закрыты, ресницы не вздрагивают, губы плотно сжаты… Ну точно мертва. Впрочем, ему-то какое дело? Ему велели её забрать, а живая она или мёртвая, пока неважно. Хельмут вздохнул и потащил девчонку в безопасное место.