Из раба в пираты

      Утро — это время, когда ты просыпаешься в уютной кровати, можешь сладко потянуться, заснуть, умыться, а то и принять душ, позавтракать и с улыбкой начать новый день. У обычных людей это было именно так. У рабов все иначе.       Их держали в амбаре за дворцом тенрьюбито. Около сотни человек спали на деревянном полу. Места, конечно, категорически не хватало, поэтому все спали подтягивая ноги ближе к груди, кто-то и вовсе сидя, облокотившись о стену. Все они напоминали причудливую мозаику.       Какие бы не были удобства внутри, но здание охранялось, и стены были прочные. Эти люди не привыкли терять свое имущество. С рабов не снимали цепи даже в этом месте, не давая им даже шанса на мысль о свободе. Тяжелые цепи всегда были на них. Сковывали не только физически, но и морально.       Луффи не помнит свою мать: она умерла, когда ему было три. Обычно, если рабыни беременели, их либо убивали, либо дожидались рождения детей, и продавали тех, или избавлялись... иными способами. Мать Луффи попала в рабство уже будучи носившей в себе жизнь, она помогала на кухне. Луффи не знал, как именно она ушла из жизни; единственное, что ему сказали, так это то, что она обменяла свою жизнь на его.       В амбаре не было окон. Они и не были им нужны. Рано утром их всех уводили на различные работы, ночью возвращали. Сил хватало только чтобы съесть черствый кусок хлеба и завалиться спать.       Луффи был «любимчиком» у своего хозяина. В частности это было из-за дьявольского фрукта. Ведь он столь великий, а перед ним на коленях ползает фруктовик.       Но что еще больше «любил» и ненавидел одновременно его хозяин — его стойкость. Сначала господин желал сломать ребенка, заставить умолять освободить, или хотя бы убить. Однако тот не делал ни того, ни другого, всячески терпел все, что для него готовили. Хозяин ненавидел улыбку Луффи. Однажды он продержал мальчика взаперти неделю без еды и воды, но даже тогда тот не просил прекратить это. В какой-то момент тенрьюбито стал считать его своей «качественной игрушкой», так как, что бы он не делал, тот не ломался.       Порезы и разнообразные болячки на теле фруктовика заживали быстро, так что эта игрушка практически не имела трещин.       В голову мужчины часто приходили мысли о том, чтобы убить раба, но что-то внутри говорило ему, что другого такого не будет. Всех рабов он без зазрения совести называл своими животными, однако Луффи был удостоен «звания» игрушки. Но никто ему не завидовал, так как зачастую ему было хуже других.       Луффи спал около стены, в которой была маленькая дырка, через которую он наблюдал за тем, что снаружи. Каждый раз, когда хотелось просто взять и заплакать, бить руками о стены, бесполезно, но все равно кричать, он смотрел на звезды, которые мог видеть сквозь это маленькое отверстие, он вспоминал слова матери. Конечно, ему их передал один из рабов, так как мать он совсем не помнил. «Луффи... стань свободным... свободнее, чем кто-либо... я верю, ты сможешь...»       Каждый день, просыпаясь от открывшихся дверей, все вставали чуть пошатываясь, выходили, и их разводили по рабочим местам. В голове не было мыслей, кроме как «побыстрей бы ночь».       Однако, это утро было необычным. Луффи открыл глаза раньше всех, за ними еще даже не пришли стражники. В помещении было темно, но сквозь щели уже проникал свет. Почему-то он вспомнил того парня, которого повстречал в таверне. И именно сейчас в мысли лез его рассказ об одном из островов. О том, что там рассвет переливается семью разными цветами, и так примерно до обеда. «Словно огромная радуга...». Луффи, сам не замечая этого, улыбается. — Когда-нибудь я тоже увижу это, — тихо, но уверенно говорит он.       Вскоре пришли стражники, и их повели на свои места работы. Обычно Луффи до обеда работал с остальными, а после чаще всего его брал на «прогулку» хозяин.       Эйс же, не мог выкинуть из головы мальчишку. Его то и дело грызли мысли, чтобы спасти его. Он не мог забыть тот теплый взгляд, ту улыбку и боялся, что если он сейчас же не побежит и не освободит ребенка, тот сломается. Взгляд потухнет, а улыбка навсегда исчезнет с его лица. Он даже не подозревал, что с ним делают — он и не хотел это знать.       Закупились они в тот день быстро: все уловили плохое настроение Эйса и старались сделать все побыстрее. Вернувшись на корабль, Портгас хотел поскорее отплыть, чтобы не было соблазна послать всё к чертям и побежать спасать мальчика. Всё потому, что он чувствовал, что должен это сделать. Но он не хотел подводить отца, и в то же время так сильно хотел помочь пареньку. К его неудаче, они должны быть тут еще около недели, ведь Мобидик нужно покрыть воздушным пузырем, чтобы отправиться на остров Рыболюдей.       Словно сама судьба говорила Эйсу: «Вот твой шанс, дерзай! Ты нужен ему!»       Портгас покачал головой, отгоняя непрошеные мысли.       Он так и уснул, размышляя об этой хоть и недолгой, но столь запомнившейся встрече.       Вскоре на палубе стало шумно, и Эйс нехотя проснулся. Марко с Белоусом разговаривал о том, что пора бы идти договариваться по поводу покрытия для корабля.       Еды, которую они закупили, вновь оказалось недостаточно, поэтому необходимо пополнить запасы. — Но мы ведь вчера купили кучу еды! — возмутился Эйс. — Ты сам почти все съел! — буквально взвыла команда.       Возможно, так и было, но Портгас этого не помнил. А раз не помнит, значит не было! — Сач, Изо, думаю, без вас нам снова не обойтись, — молвил Эдвард Ньюгейт и после короткой паузы продолжил: — Марко, ты с ними. — Да, Отец, — коротко и ясно ответил правая рука Белоуса. — Я тоже хочу пойти! — внезапно заявил Эйс, отчего в шоке была не только команда, капитан и командиры, но и сам Портгас. — Эй, Эйс ты в порядке, голову не припекло? — подшучивает над ним Феникс. — В полном! Я найду мастера для покрытия корабля смолой.       Вспомнив о нескольких случаях «снижения цены» для него, экипаж опасливо переглянулся. — Нет, — резко ответил капитан. — Почему, Отец? — недовольно вскрикнул брюнет. — Да потому, что мы все помним, что торговаться ты не умеешь! Из-за тебя и того, что ты побил продавца капусты, у нас была куча проблем. — Но он не хотел скинуть всего пятьдесят белли, а мы покупали у него целую тележку! — Речь шла о тысячи. — Пятьдесят, тысяча... не велика разница, — продолжал настаивать на своем Ди. — Нет, вообще-то разница огромна, — послышалось со всех сторон. — Я найду мастера, а ты помоги с продовольствием... хотя нет, знаешь... погуляй, — шутливо сказал Марко, помогая Сачу спускать шлюпку. — Все, что угодно, но не капуста.

***

      Он снова шел на запах прекраснейшего мяса. По зову не мозга, а желудка. Вновь слышал ту прекрасную мясную сонату. Приятный запах и нежный голосок прожаренного стейка зазывал его в обитель святых — в таверну.       В ту самую таверну.       В бар с барменом-бывшим пиратом.       С прекрасным элем и едой.       С просто потрясающим мальчиком, которого он так жаждет снова увидеть.       Он вновь поел ту прекрасную еду, говорил с хозяином (который, похоже, является таки единственным работником этого заведения). «Ты здесь?» — непроизвольная мысль,скользнувшая в его голове. «Давай же, покажись! Поговори со мной. Докажи, что твою душу еще не поглотил гнев. Подари мне свою прекрасную улыбку. Покажи, что ты жив, Луффи!»       Однако, как бы он этого не хотел, мальчишки не было в заведении. Он не сидел на полу у барной стойки, не доказывал «не девяностолетнему мужику», что в его возрасте жизнь только начинается. Не беседовал с постоянными клиентами и самим Эйсом.       После он тоже не показался. Разочарованно вздохнув, пират хотел покинуть заведение, однако голос хозяина остановил его: — Луффи ждешь, да? — Нет, — ответил парень. После, немного подумав и решив, что мужчина помог бы с поиском, изменил решение: — Да. — Он, сейчас, скорее всего, на рынке. — О... спасибо, — получив сведения о мальчике, в которых он так нуждался, Эйс отправился туда.       Придя на место, парень увидел кучу рабов, разгружающих телегу. Приглядевшись, он заметил в толпе того, кого искал. Мальчик стойко переносил в руках два ящика, на вид больше его самого. Помощи он не просил, от ноги всё также тянулась огромная цепь, явно из кайросеки. Портгас даже не представлял, как тот может двигаться с этим злосчастным металлом, поглощающим его силу.       Эйс знал, что у парнишки будут проблемы, если он полезет со своей жалостью, поэтому терпеливо ждал в стороне, надеясь, что у них скоро будет перерыв. С каждой минутой он злился все больше и больше. Рабов били розгами, угнетали и не давали даже испить воды. Тех, кто упал, стражники жестоко били, показывая свое превосходство. К ярости Эйса, перерыв был только через пару часов, и, когда начальник свистнул, все осели на пол, тяжело дыша. Вскоре Луффи встал, набрав в бочке воды, он разнес ее тем, кто еще не в состоянии встать. Напоив нуждающихся, мальчик попил и сам.       У пирата от этих действий сжалось сердце. Этот мальчик был бы прекрасным капитаном.       Когда их надсмотрщики отвлеклись, Эйс подошел к мальчишке и сел рядом. — О, Эйс! — от усталости не было и следа, Луффи был искренне рад видеть парня. Сам же Портгас не без радости отметил, что его, наконец, назвали по имени, а не «дяденькой». — Ну... это, ты не хочешь... — начал было тот, однако Луффи его нагло перебил. — Эйс, а расскажи еще про другие острова! — старший парень опешил, он и сам не заметил, как начал говорить то, чем расстроил бы ребенка, ведь он не сможет этого выполнить. Эйс отругал себя: он заметил ту промелькнувшую грусть в глазах мальчика. Парень мысленно ударил себя, но, взяв себя в руки, решил исправить положение. Ведь он видел как сиял счастьем парнишка, слушая его рассказы, и он хотел вновь увидеть эту восхищенную улыбку. Сначала ему казалось, что он делает только хуже. Ведь мальчику наверняка больно слушать о местах, где он не может побывать. Но, в какой-то момент, тогда в таверне, мальчишка заметил это смятение, и уже в который раз выбил пирата из колеи фразой: »Я рад слушать о всех этих местах, ведь я обязательно и сам их увижу».       В тот момент парню на мгновение показалось, что он увидел не ребенка перед собой, а настоящего взрослого. В Луффи было столько уверенности, что Эйс действительно поверил в его слова.       И Портгас начал рассказывать снова. О острове-десерте; о птицах размером с корабль; о течении, бьющем в небо, которое способно разломать судна на куски; о летающих китах; о ходящих по суше рыбах; о наглых птицах, ворующих еду; о пустынях; об оазисах; о заснеженных горах; о густых непроглядных джунглях; о чудесах и чудовищах, и еще куче невероятно невозможных мест. Луффи слушал его, сверкая восхищением, в нем не было и намека на недоверие. И пират, наверное, впервые почувствовал себя настолько нужным, что хотелось кричать об этом на весь мир. Каким бы он ни был ценным новичком на корабле Отца, такого он еще не испытывал. Конечно, им уже восхищались многие на корабле и в мире. Но это совсем другое. Тут чувствовалась ответственность, словно человек тебе родной. И откуда у него такие мысли? Парнишку ведь знает второй день.       Перерыв закончился, и парень поспешил отойти на расстояние, чтобы у Луффи не было проблем. Однако, к его удивлению, того не повели к остальным. Цепь открепили от общей, и Лу повели в другом направлении.       Пират напрягся. Что случилось? Может быть они заметили, что тот с ним говорил? Эйс медленно пошел за ними. Он же не собирается его освобождать, просто если у парня проблемы из-за него, то он не допустит, чтобы тот отдувался за его действия.       Когда Луффи приковали около большого здания, Эйс спрятался за угол, и выждав, когда стражники зайдут внутрь, подбежал к тому. — Что тут происходит? — резко выпалил он. Младший парень на него удивленно уставился, чуть ли не шипя на того. — Уходи отсюда быстро! У тебя будут проблемы! — взволнованно проговорил тот. — Скажи, что тут происходит? Это из-за меня? Тебя накажут? — не унимался пират, расспрашивая мальчика, хотя не ясно зачем, ведь он не может сделать что либо, если его действительно захотят наказать. Так он доставит проблем Отцу. Но, может быть, он сможет откупить вину Луффи? Даст денег стражникам, чтобы они не докладывали. Однако мальчик, все больше злился, будто сейчас Эйс, только и делает, что хуже. — Нет, все в порядке! Теперь уходи отсюда! — нервно озираясь на дверь, прошипел парнишка. — Подожди, если я могу... — начал было Эйс, но его неожиданно перебили. — Ты ничего не можешь сделать! Быстро уходи, или у тебя и у твоей команды будут проблемы! Быстрее! — отталкивая Портгаса от себя, кричал мальчуган. Эйс, все еще пребывая в шоке, вернулся в свое укрытие. Вот и сказали ему жестокую правду прямо в лицо. Он действительно не может помочь, не смотря на то, что сильно хочет. Это ли его свобода, которую он так искал?       Дверь отворилась, и Луффи завели в здание, Эйс ушел вниз по улице, смутно вспоминая дорогу к пирсу. В голове все перемешалось, а слова мальчика до сих пор звучали в ушах. И еще было более неприятно на душе от того, что ребенок о нем беспокоился. На стражниках были нашивки, означавшие что они прислуга тенрьюбито. Если бы Эйс сейчас не ушел, то у него действительно были бы проблемы. Луффи вот спас его, а Эйс его не может. Нет, это никакая не свобода: сейчас Портгас чувствует, что он сам находится в цепях.       Он жаждет избавиться от них. Разорвать ко всем чертям. Выкинуть в море, забыть. Но если он сделает это, то подведет всех, кто спас его.

***

      Коридор, поворот, десять шагов вперед, налево, лестница, десять шагов по коридору, дверь.       Он готов пройти с закрытыми глазами этот маршрут. Ведь столько раз уже был тут. Дверь отворили стражники, впуская в изысканное помещение. Те незамедлительно докладывают человеку в кресле о дне ребенка, а после снисходительного взгляда, отдают того служанкам, которые спешно кланяясь ведут отмывать мальчика и переодевать.       Спустя около получаса тот заходит в чистой белой одежде и присаживается рядом с креслом. Сегодня хозяин в хорошем настроении, он скидывает персик со стола, который точно приземляется в руки Луффи. Как бы он не любил есть, тут еда теряла весь свой вкус. Словно ты ешь не сочный фрукт, выращенный с трудом и любовью, а черствую землю, которая только и сушит горло. Но выбора нет, он благодарно улыбается и вгрызается в «лакомство». Большая ладонь опускается на голову, поглаживая словно щенка за хорошо выполненный трюк. Луффи ненавидит эти прикосновения. Нет, хозяин никогда не опускался до других себе подобных, он не видел прелести в растлении своих рабов. Для него те были слишком грязны для подобного. Даже Луффи. Однако, тому доставляло огромное удовольствие, наблюдать за страданиями своего имущества.       Луффи не знал имени своего господина, он мог называть его либо так, либо «хозяином». Он и не хотел знать его имени. Как бы не старался мужчина выдать все это за некую больную заботу и дать мысль о том, что тут у мальчика больше привилегий, он всегда оставался для него рабом, лишь его вещью. От ноги мальчугана тянулась цепь из кайросеки, причем довольно искусная. В обычное время он ее не носил, так как та была не столько прочная, как обычная и он мог разрубить ее тяжелыми предметами, например, которыми работали на поле. Однако тут мальчика купали в соленой воде, и сил у того, на побег или сопротивление, попросту не было. — Моя любимая игрушка, — обращается тот к ребенку у него в ногах. Хотя Луффи и не назовешь таким уж ребенком: тому уже было почти четырнадцать. Мальчик посмотрел на обращавшегося, и, пытаясь, скрыть беспокойство спросил: — Да, Хозяин? — он чуть сжал кулаки, готовясь к худшему. Так как на вид спокойный мужчина в гневе становился не способным себя контролировать, готовый бить его часами. — Что за ничтожество говорило с тобой у входа? — сердце мальчишки ёкнуло, только он заверялся кое-каким доверием в том, что тот ему верен, и опять придется разрушать подозрения.       Просил же уйти. Хотя, внутри него горела надежда, что Эйс сломает цепь и заберет его, или хотя бы отпустит. Плевать, если бы Луффи стреляли вслед, плевать если бы убили. Он так устал от цепей, от рук на своей голове, от еды, сушащей горло, от наказаний за лишнее слово, от наблюдения за умирающими товарищами. Сколько лет он уже не дышал свободно? Последний раз, когда попытался сбежать. Когда его нашли, то не хило отделали, и держали в темнице несколько месяцев, а выйдя из нее, он узнал, что всех рабов казнили, за то, что те не доложили о побеге. Тогда он так желал быть вместе с ними в тот момент. Однако, к его отчаянию, все вышло наоборот. Вновь поход по коридорам, подъем по лестнице, поворот, помещение с затхлым для него воздухом, соленная ванна, аккуратная чистая одежда, и ладонь на голове, лишь чуть сильнее сжимающая волосы в этот раз.       Сейчас же все может повториться. Юноша не знал, сильна ли команда Эйса, как он говорил, но был уверен, что против мирового правительства тем не выстоять. А значит, он должен сделать так, чтобы хозяин не решил наказать их. — Он просто спрашивал дорогу и я... — послышался звук пощечины, жгущей щеку. Глупая отговорка, тот, наверное, видел все в окно, или же стражники наблюдали... — Он просто глупец, который не знает своего места, Хозяин. Я больше не заговорю с ним, я обещаю вам, — ладонь снова опускается на голову, и слышится спокойный хмык. Луффи тихо вздыхает, в душе радуясь, что избежал худшего.       Нельзя сейчас необдуманных действий или вот таких опасных ситуаций, осталось совсем немного времени, и он осуществит свой план. В этот раз сбежит не только он сам. И возвращаться он не собирается.