Усы, лапы, хвост.

Гарри Поттер считал. В прямом смысле этого слова: "Один плюс один, дважды два, кубический корень из пятисот сорока девяти..." С момента окончания первого тура и заключения их двоих под надзор мадам Помфри у них практически не было возможности нормально принять кошачий облик, да и просто побыть наедине. И это БЕСИЛО!!! Началось всё почти нормально – отлежав трое суток под попечением колдомедика, они были выпущены на свободу, в обмен на обещание вернуться на ночь. Это было даже неплохо – кровати стояли недалеко, разделённые исключительно ширмой и то задёргиваемой по желанию. Но день за днём условия становились всё более строгими. Сначала их спальные места были разнесены на максимальное расстояние, а сами кровати обзавелись столбиками буквально изрисованными рунами. Потом им выделили по соседней комнате и на следующий день запретили их покидать после отбоя. Дальше было только хуже – правила становились строже, постепенно всё более исключая какое-либо времяпрепровождение вне зачарованных помещений и практически полностью запрещая пользование магией. Но это было лишь частью проблем. Он ведь умудрился победить в первом туре, что само по себе плохо – ему и так общественного внимания было через край. Так вскоре после этого вышла статья некоей Скиттер, об их отношениях с Гермионой... После этого у него появилось подозрение, что два из трёх непростительных у него получатся с первой попытки. Потом были письма возмущённых... читательниц и не только, пришедшие на имя Гермионы, в нескольких из них были опасные вложения, за уничтожение которых Снейп снял с Гриффиндора немало баллов. В прочем, Флитвик тут же их возвращал "за замечательную демонстрацию исчезательных чар и чар определения". Но всё равно, подозрение стало просто-таки уверенностью. Вся эта вакханалия продолжалась день за днём... Дурные ученики, шепчущиеся поглядывая на них и показывающие пальцем. Помфри, яро поддерживаемая директором, и выпускающая их исключительно перед завтраком, а возвращаться они должны сразу после последнего занятия, а ужинать в своих отдельных палатах. Причём, внутри мед крыла им запрещалось пользоваться магией и даже покидать свои личные комнаты в душ и туалет, только по часам. Загадка золотого яйца до сих пор оставалась неразгаданной, самоподготовка замерла и главное – никаких превращений. Потому что стоит расслабиться, выпуская уши и хвост, как в комнату врывается целительница и долго допытывается, что же тут произошло. В общем, уверенность в том, что непростительные – это легко, переросла в ярое желание, проверить оные на практике. Ну а чтобы всё-таки избежать применения круцио и авады – Гарри считал. И учил. Особенно Нумерологию и, с некоторых пор, Руны. Он решил, что вместо четвёртого года волшебного счетоводства, посмотрит, что там в первом по другому любимому подругой предмету. Шло, пока, не очень хорошо, но голову и время, которого благодаря вечерам в одиночной палате, было с избытком, забивало замечательно. – Эй, Гарри, приятель... – Раздался знакомый голос, стоило только Макгонагалл объявить о конце занятия. "Квадратный корень... ста двадцати девяти равен..." – Да, он всё прекрасно слышал. – Эй, друг! "Одиннадцать целых, три десятых", – и столь же прекрасно чувствовал эмоции. – Гааариии! "Пять сотых", – но именно это и заставляло налегать на вычисления. – ГАРРИ! – Рональд Биллиус Уизли! Прекрати орать в классе! – Тут же отчитала крикуна Гермиона. – Но он не слышит! – С обидой в голосе воскликнул этот самый "Биллиус". "Семь тысячных, восемь..." – Гарри. – Да, Гермиона? – Тут же повернулся к подруге парень. – Видишь, – он всё прекрасно слышит. – ЧТО!? – Тут же взорвался Шестой Уизли. – Я домашнее задание по нумерологии делал. – Но у тебя же нет ничего в руках! – Обвинение и обида в равной степени смешались в голосе рыжего. – Хочешь сказать, что я обманщик? – Спокойно спросил Гарри. Эта фраза, разом заставила замолкнуть, уже который день не затыкающегося парня. Гарри и Гермиона тем временем покинули класс. Они на самом деле не специально обидели Рона, пытавшегося вернуть их дружбу, но и помириться, никак не получалось. Не то чтобы обстоятельства совсем уж не складывались, хотя и не без этого – практически полное отсутствие досуга отличного от чтения в одиночестве в палате под надзором чутких чар от мадам Помфри, несомненно сказывалось. Но скорее дело в самом Уизли – Рон хоть и не был им так уж неприятен... большую часть времени... но порой из него лезло ТАКОЕ. И ведь не заткнёшь уши там или нос – не поможет. Их чувства не позволяют заглушить их, чтобы не ощущать окружающих, поэтому приходится просто избегать. Поэтому зайдя за угол и, намеренно свернув не в ту сторону, ребята буквально понеслись к ближайшему женскому туалету – сейчас была очередь Гермионы. Она быстрым шагом вошла в пустое помещение, заняла кабинку и, проследив по карте ближайшие окрестности, на наличие призраков, расслабилась. У неё было почти четверть часа, которые она могла потратить в своей кошачьей форме. Было жалко, что Гарри придётся остаться снаружи – они и так дважды были застигнуты вдвоём выходящими из женского туалета. С какого-нибудь призрака станется заглянуть в кабинку, а покинуть её вдвоём можно не всегда – кто-нибудь может быть поблизости. Поэтому приходилось использовать малейшую возможность хоть как-то уединиться. Так изворачиваться приходилось потому, что если сократить два кошачьих часа до нескольких пятнадцатиминутных перерывов получилось, то совсем обойтись без этих передышек оказалось просто невозможно, а урвать свободное время на что-то большее у них не получалось. *** После её отдыха, они быстро бежали на следующую далее по расписанию Гербологию, которая была последней. А по её окончанию, быстро прошмыгнув мимо отчитывающей Рона Спраут, ребята направились в персональную тюрьму. Уже у самой двери больничного крыла, Гарри, неожиданно для Гермионы, остановился как вкопанный. – А может... – И без продолжения было понятно, что он предлагает. – Гарри, но это очень важно, ведь если мадам Помфри не узнает, как нас лечить, то ты можешь умереть! – Я понимаю, просто не уверен, что хочу, чтобы она действительно разобралась со всем этим. – Что?! Но почему? – То зелье Дамблдора... – Понимаю... Ты прав, он узнает, но так тоже нельзя! – Да. Нельзя. – Грустно и несколько обречённо кивнул парень. Он ненавидел это состояние бессилия, которое, с начала их Экспериментов, вроде бы практически насовсем оставило его. Ведь большую часть последнего времени ему действительно кажется, что он может на что-то в своей жизни повлиять. Что-то выбрать самостоятельно, а не просто течь по самому удобному, простому или указанному другими руслу. В отличие от Гермионы, он, даже чисто символически, не выбирал идти или не идти в Хогвартс. А уж до школы никому и в голову не пришло бы спросить чего он хочет. Да и после окончания каждого курса, никому по-прежнему не было интересно, как он хочет провести лето. Ну, кроме Сириуса, который ничем не может помочь и Гермионы... На самом деле даже в самой школе... даже тут, он не был так уж уверен в том, что сам выбрал пойти на Гриффиндор. "Не Слизерин" – это не его выбор, а влияние Малфоя и Воландеморта. Да и Гриффиндор – тоже скорее выбор Рона, Хагрида и, как ни странно, Невила и Гермионы. Ах да, ещё его родителей, о которых он только слышал... А потом он ещё и положился на простые варианты с дополнительными курсами. Он пошёл за Роном спасать его сестру, а до этого за Гермионой философский камень. Это были правильные поступки, но не до конца его. И уж точно он не выбирал участвовать в этом дурацком Турнире. Из самостоятельных поступков он на самом деле гордится тем, что побежал спасать от тролля девочку, тогда ещё не бывшую его подругой. Это был его самый важный выбор. Гермиона. А потом было зелье с кошачьим волосом. А благодаря уже ему, Нумерология и много чего ещё. И вот теперь, он вновь делает только то, что хотят от него другие... Такие мысли всплывали в голове парня уже не в первый раз, и он даже привычно начал загонять их в дальний угол сознания неизменно эффективной дубиной Чистых Чисел, когда к собственному удивлению, услышал слова Гермионы: – К чёрту! – Яростно ругнулась, всегда такая правильная, отрада преподавателей. – Идём отсюда, вернёмся к ужину. – От такой столь нестандартной для подруги реакции, он даже немного опешил, но это совершенно не помешало парню расплыться в глупой улыбке человека, неожиданно освобождённого от пожизненного заключения. Радостные от собственной смелости но, тем не менее, со всеми предосторожностями, двое подростков вернулись в своё уютное гнёздышко. Расстеленный на полу матрас показался им пушистым облаком, а видимые из окон, заваленные полуистаившим снегом холмы и край Запретного леса – неземной красоты пейзажем. Некоторое время двое полукотят, скинув верхнюю одежду и наложив на окружающее пространство согревающие чары, просто валялись, глупо смеялись и пихались в шутку пытаясь отвоевать себе дополнительное место. Данная забава перешла в бескомпромиссную щекотку-до-смерти, в результате которой десять конечностей двух магических мутантов сплелись в странный клубок – щекотать и хвостом можно, хоть и трудно. Когда же силы окончательно их покинули, они долго просто валялись, болтали обо всём подряд и строили планы на ближайшее будущее. Спустя много-много времени и веселья они всё же покинули свою обитель и, несмотря на вполне вероятные неприятности, их хорошее настроение не рассеялось даже после пересечения границы территории школьной медсестры. – Мистер Поттер, помня вашего отца, я ожидала что-то подобное, но всё же надеялась на ваше благоразумие. Как видно – зря. А вы, мисс Грейнджер, вот от кого я не ожидала подобного, так это – от вас. Два подростка, стоящие напротив постарались сделать виноватые лица, но у них не получилось. И немолодая женщина их понимала. Не оправдывала, но определённо понимала. Всё-таки она перегнула палку с таким строгим режимом. Но так надо и детям придётся с этим смириться. – Если вы продолжите в таком духе, то мне придётся совсем запретить вам покидать ваши палаты. – Нет. – Синхронно, произнесли два голоса. – Что? – Ей на секунду показалось, что она ослышалась. – Вы не имеете права удерживать нас, если мы здоровы. – На этот раз говорила только Гермиона. – А мы, по вашим же словам, здоровы, хоть и изменились. Такую отповедь, будучи опытнейшим колдомедиком Магической Британии, через руки которого прошло не одно поколение волшебников, Поппи Помфри совершенно не ожидала. С ней уже давно никто не пытался спорить, даже Дамблдор! Даже он настаивал, уговаривал, иногда вопреки её решениям что-то делал, но не так откровенно спорил. А тут... – Вы должны понимать, что если случится что-то страшнее пореза, я не смогу помочь. Мне нужно знать, как функционируют ваши организмы, чтобы вылечить, а для этого мне нужно очень много наблюдений. – Мы понимаем. – Снова совершенно синхронно. Неестественно синхронно. Надо сказать, что она общалась с близнецами Уизли и с обоими Лавгудами… Она была, в конце концов, ведьмой и странности её не пугали, но это определённо был симптом! Точно так же симптомом можно было назвать молчаливое общение глаза-в-глаза, которым предварялось сольное дополнение, на этот раз от мальчика: – Мне нужно тренироваться, а ещё надо разгадать тайну яйца. Это тоже важно. Поппи, в очередной раз, осмотрела подростков, всё более убеждаясь, что простых слов они не понимают. Применение магии сделает их сегодняшнее пребывание здесь попросту бессмысленным, а её приказы они, похоже, решили игнорировать. – Что ж, раз вы так ставите вопрос... – Произнесла она, оставляя их одних в помещении. Через четверть часа Помфри в сопровождении заместителя директора, была в персональной палате Грейнджер и не без мрачного удовлетворения обнаружила там и Поттера. – Мистер Поттер! – Тут же среагировала Минерва. – Вас здесь быть не должно. Вам обоим чётко были разъяснены предписания колдомедика. Что-то было не ясно!? – Последняя фраза совершенно не звучала как вопрос. – Нет, мэм. – Вновь неожиданно синхронно ответили Поттер и Грейнджер. – Тогда почему я вас тут до сих пор вижу? – Чуть смягчившимся тоном, обратилась персонально к Поттеру декан Гриффиндора, делая полушаг от двери, чтобы подросток мог выйти. Но ожидаемого исчезновения оного из помещения не произошло, наоборот – двое ребят переглянулись и парень совершенно индифферентным тоном произнёс: – Потому, что у вас достаточно хорошее зрение? Мэм. На несколько секунд в помещении воцарилась тишина. – Мистер Поттер! Это переходит всякие границы! Двадцать баллов с Гриффиндора и отработки с мадам Помфри, по крайней мере, до конца года! – Взорвалась отнюдь не последняя в Хогвартсе женщина, не ожидавшая столь откровенного хамства. Сам же наказываемый как-то по особенному хмыкнул и, кивнув подруге, взял в руки золотое яйцо. Но, вместо до сих пор ожидаемого старшими женщинами, удаления из комнаты, он... открыл артефакт, заставив пожилых дам содрогнуться от совершенно ужасных воплей. Сами ученики, судя по всему, уже немного попривыкли, потому слушали сей адский концерт, почти не морщась, а вот Макгонагалл, спустя пару минут, не смогла не применить магию: – Силенцио. – Произнесла декан Гриффиндора. – Какого Мордреда вы творите молодой человек?! – Это не я, мэм. Это организаторы турнира. – Всё тем же индифферентным тоном откликнулся Поттер. – Это не даёт вам право так себя вести. – Строго говоря, даёт. – Неожиданно оспорила лучшая ученица, бывшая, до недавнего времени, любимицей присутствующего профессора трансфигурации. В ответ же на уже привычно-шокированный взгляд обеих женщин, она уточнила: – Персонал школ не имеет право вмешиваться в подготовку участников турнира. Вы наложили силенцио, помешав Гарри разбираться с заданием, а мадам Помфри не даёт тренироваться – это неправильно, так как идёт вразрез с правилами Турнира. Ни инициатор данной встречи – Помфри, ни сама декан Гриффиндора решительно не понимали, что им ответить на данную отповедь. “Впрочем, самоуправство детей должно быть прекращено, они перешли всякие границы допустимого”. – Так подумала Макгонагалл: – Петрификус! Петрификус! – Двумя быстрыми резкими движениями она парализовала обоих. Следующее движение её палочки заставило ближайший стул отрастить пару деревянных рук и подхватить начинающего заваливаться на бок Поттера. И она уже приготовилась излагать длинную обличающую речь парализованным, но способным её слушать отбившимся от рук ученикам, когда стоящая рядом Помфри наконец отмерла: – Минерва! Как ты могла!? Я же говорила, что использование заклинаний недопустимо! – Ничего. Это совершенно безопасные временные и лёгкие чары. Ты сама говорила, что на внешние временные воздействия реакция вполне стандартная. – Да, но теперь я потеряла ещё один или два дня обследования. – Ничего, детям нужен был урок, и они его получат. – Как скажешь… – Недовольно поджав губы, всё же согласилась целительница и вышла из помещения не желая участвовать в происходящем. Следующий час, а скорее даже больше, был просто ужасным – пертрификус только внешне сковывал движения, но вот слушать и изменяться под действием их приобретённой способности, он не мешал совершенно. Поэтому два запертых в своих телах подростка вынуждены были бороться с собственными эмоциями, чтобы не выдать свои необычные возможности и при этом выслушивать казавшуюся им просто невероятно лицемерной речь. Макгонагалл вещала о важности уважения к старшим, дисциплине, соблюдения правил. Да, та самая Макгонагалл, которая ни разу за прошедшие годы не помогла своим подопечным, та самая, которая настояла на участии первокурсника в квиддиче, та самая… в общем, претензий к компетентности и моральному облику этой женщины у обеих её жертв было с избытком. Закончилось всё просто: лежащая на своей кровати Гермиона была оставлена в одиночестве, а Гарри был транспортирован в его комнату всё тем же стулом. А удовлетворённая проведённой воспитательной беседой заместитель директора направилась по своим делам. Оставшаяся в одиночестве Гермиона, не имея возможности даже сменить позу, а уж тем более, сделать что-то большее, медленно сходила с ума. Пока декан изливала поток сознания, ей приходилось прикладывать множество сил для самоконтроля, но сейчас, лишённая возможности даже взять лежащую на расстоянии вытянутой руки книгу... лежащую в жалких нескольких сантиметрах... А Помфри даже не подумала снять с них эти чары… Первым симптомом подступающего безумия было заключение о том, что правила соблюдают только те, кто не могут их нарушать, те, кто считает их выгодными и дураки. Это было неожиданное заключение, но его несомненным подтверждением была мадам Помфри, влетевшая в комнату Гарри. Нет, Гермиона не видела, как это произошло, но она почувствовала это. С начала это было раздражение, жёстко контролируемое холодком вычислений – то самое специфическое ощущение, которое Гарри неизменно распространял вокруг себя, когда начинал сосредоточенно считать. Эти эмоции столь хорошо ощущались, потому, что кровать её друга стояла за той самой стеной, к которой была прислонена и её собственная, так что сейчас их разделяло, буквально полметра, не больше. А для ощущения этого было вполне достаточно. В какой-то момент эмоции Гарри стали какими-то обречёнными, подавленными, и с каждой минутой всё больше затухали, как будто бы проваливаясь внутрь самих себя. Гермиона мгновенно забыла о собственных переживаниях и попыталась обнадёжить и приободрить, как можно ярче представив, что она это делает и, неожиданно, у неё получилось. Она поняла это когда Гарри буквально вспыхнул благодарностью, а в ответ на её облегчение от него пришла волна немного жестокого веселья и, наверное, ехидства. После чего она почувствовала происходящую с ним трансформацию. Спустя пять минут послышались шаги – это, несомненно, была Помфри. Гарри совершил обратное превращение незадолго перед тем, как дверь в его палату открылась. Пара минут затаённого дыхания и дверь закрывается обратно. Десять минут ожидания и снова трансформация заставляет колдомедика мчаться, чтобы выяснить в чём дело. После третьей процедуры и обмена взаимным весельем, Гермиона сосредоточилась на желании попробовать и в ответ получила немного удивлённое и обрадованное согласие. Следующая пробежка была уже до её двери. На девятое превращение школьная медсестра решила поначалу не реагировать, но когда сигнал от чар стал парным и синхронным, то убывая, а то нарастая, она всё же решила посмотреть. Но, не обнаружив ни проблем, ни симптомов, на оставшийся вечер, она просто отключила оповещение. Столь эффективное решение их проблемы с необходимостью превращений и натолкнуло на мысль о… неправильности правил. Да это определённо было какой-то формой сумасшествия. Впрочем, когда колдомедик перестала прибегать, им стало одновременно легче и скучнее. С одной стороны они, с огромным облегчением полностью сменили облик, а с другой делать больше было нечего. Некоторое время они ещё пытались "общаться" при помощи своих нестандартных возможностей, но вскоре уткнулись в невозможность передать, таким образом, что-нибудь более сложное, чем некоторый набор эмоций или сигнал к действию. В это время и стал проявляться второй симптом безумия – Гермиона начала ловить себя на мысли, что эта месть Помфри слишком мелкая и незначительная. Что нужно сотворить что-то более серьёзное и с постоянным эффектом. Что-то равноценное бесцельно потерянному бесценному времени. Робкий голос совести, указывающий, что эта женщина старается для них был моментально задушен доводами: Помфри при работе с ними испытывала исключительно любопытство, создавалось стойкое ощущение, что возможное лечение – лишь предлог. Любые попытки получить объяснения проделываемым процедурам и исследованиям – натыкались на глубоко скрытое раздражение и нейтральные ответы, указывающие на полное отсутствие у них какой-либо подготовки. Даже просьба посоветовать что-нибудь почитать была отклонена предложением не пытаться прыгнуть выше головы. Окончательно удавив голос совести, по-прежнему парализованная Гермиона, продолжила обдумывать планы мести, постепенно становившиеся всё более конкретными, целенаправленными и жестокими. Она знала, что пока не сможет что-либо сделать с Дамблдором, но вот защищённость Макгонагалл, по её мнению, была значительно меньшей. Как и Помфри, которую всё же решено было наказывать без фактического членовредительства – Гермиона понимала, что она далеко не единственный ученик в Хогвартсе, а Помфри, всё-таки уникальный профессионал. Впрочем, комфорт личной жизни должен быть нарушен сильно и надолго – это однозначно. Осталось определить насколько должна быть покалечена декан и действительно стоит ли рисковать убийством Директора и если да, то когда? Вот тут-то и стал болезненно очевидным третий симптом подступающего безумия – её совершенно не волновали жизнь и здоровье этих людей. И это-то её и беспокоило. Потому как пришедший в голову план убийства Макгонагалл, путём смены агрегатного состояния гранитной ступеньки под её ногами... Да, да, моментальное образование пара вместо камня не затрагивающее верхний слой, должно привести к взрыву который нашпигует тело профессора каменной шрапнелью. Если заранее облить ступеньку зельем нарушающим работу чар (банальное чистящее зелье, которое предназначено для смывания волшебных загрязнений и чар, например, меняющих цвет предмета), то лечение будет крайне трудным. А помешать непосредственно взрыву оно не сможет, так как модифицированная формула растопки льда будет наложена с обратной стороны. Учитывая особенности Хогвартских лестниц, правая рука Дамблдора должна будет вынуждена после всего этого ещё и совершить полёт на пару этажей вниз... Внимательно рассмотрев последнюю мысль, Гермиона неспособная пошевелить даже пальцем, окончательно убедилась в том, что безумна. Но по прежнему не могла найти в себе ни малейшего беспокойства по этому поводу. *** Альбус Персифаль Вульфрик Брайан Дамблдор пил чай, пытаясь решить, что делать со сложившейся ситуацией дальше. Этим вечером, у него было два неприятных разговора и выяснившиеся в результате них факты не радовали совершенно. И это на фоне всего того бедлама, которым он загружен на каждодневной основе. Первый разговор был с пришедшим по его личной просьбе, деканом Райвенкло, поведение которого, в последнее время, начало настораживать. Излишне оптимистичный полуполурослик, с некоторых пор взял себе правило вмешиваться в воспитание Гарри и его подруги. Отменять наказания и даже давать совершенно излишние, дополнительные занятия обоим ребятам. Это было антипедагогично, но Филиус совершенно отказывался это понимать. – Вызовешь меня на дуэль, Альбус? – Со своей извечной и временами немало раздражающей улыбкой произнёс он, в ответ на требование не вмешиваться. В общем, совершенно бесполезно потраченное время. Если не сказать хуже. А несколько позже, в его кабинет, буквально ворвалась Минерва. И с порога стала излагать просто отвратительные новости. Отказ Поттера и его подруги от содействия в исследованиях вплоть до нарушения прямых приказов медика и споров со своим деканом... Контроль, воспитание этих детей был невероятно важен, для всех. И тут такое. Как выяснилось в процессе обследований, неизвестный химеролог не просто изменил телесную суть детей, а вложил некий механизм, который с каждым днём вносил всё большие изменения. Мало того, видно ожидая стороннее противодействие он как-то сделал так, что процесс шёл нелинейно, то немного откатываясь, то напротив, ускорялся без видимых внешних причин. Во всяком случае Поппи так и не смогла найти их. Самое неприятное, что попытки ограничить магию для того, чтобы дать ей успокоиться и довести преобразование до конца, похоже не приводили к нужному результату. И как обычно всё упирается во время. Время... Как жаль, что он не может воспользоваться хроноворотом. Гениальнейшее детище столь любимых им трансфигурации и менталистики, в его руках, было совершенно бесполезно и, более того, опасно. Как бы было замечательно существуй на самом деле способ менять прошлое или быть в двух местах одновременно. Тут же ему вспомнилась морока прошлого курса. Так и не угасшее с годами стремление к экспериментам подбило его на серию новых опытов с хроноворотом. Идея была проста – выдать артефакт третьему лицу и банально натренироваться не вмешиваться в работу этой сложной магии. Поначалу всё шло неплохо. Ему удавалось либо избегать, либо попросту не касаться волны преобразования реальности создаваемой артефактом. Но с каждой неделей, ежедневные, и, как правило, неоднократные искажения всё больше и больше изматывали. Он так не уставал даже во времена работы на Фламеля, хотя тут, наверное, он не справедлив, всё-таки тогда он был изрядно моложе. В общем, последние три месяца хроноворот ломался шесть раз, и ему приходилось подтирать память девочки, выдавая новый. В очередной, седьмой раз, Альбус решил, что эксперимент окончен, тем более, что подтирать память пришлось бы не только одной Грейнджер. А ведь как хорошо было бы получись задуманное, как же жаль...