Шанс (всё изменить)

Густая тьма ночи едва освещалась тусклым светом фар. Грузовичок, в котором ехали Шанс и Чед, легко шёл по богом забытой трассе, ведущей к порту. Жара не спала даже с наступлением ночи, ветра тоже практически не было. Шансу казалось, что ещё немного, и у него начнут плавиться мозги. Воздух, прорывавшийся сквозь окошки, и тот был каким-то сухим и мёртвым. Было уже далеко за полночь, но до рассвета оставалось много времени, и они надеялись успеть вернуться до наступления утра. Дорога значилась на карте, как почти необитаемая, и это, действительно было так. За всё время мимо них не проехала ни одна машина, что в любом случае радовало Шанса, поскольку за то, что он делает свою работу тихо, ему и платят те бабки, на которые он соглашается. Кроме того, в машине они везли не хилую партию наркотиков, на полу у ног валялись два автомата с почти полными магазинами, а за ними не было ни крыши, ни строгого, но справедливого закона. Шанс чувствовал себя по обыкновению спокойным и деловым. Его интересовала только дорога, и ещё то, что выйдет из той опасной затеи, которую они организовали с Переславским. Чед, разумеется, ничего не должен был знать о ней, он и не знал — дремал себе рядом — и лишь дожидался малейшего шороха, чтобы вступить в схватку с врагами. Шанс понимал, что приятель может пострадать просто по собственной неосторожности, но всячески продолжал убеждать себя в том, что ребята сработают безукоризненно, то есть без настоящих жертв. …Склад, с которого они уехали несколько часов назад, был разгромлен под ноль. Они вошли внезапно, и сразу же вскинув автоматы, расстреляли находившихся там торговцев. Товар достался им целым, и теперь оставалось лишь достоверно отыграть остальную часть пьесы. Шанс чувствовал сухость в глазах и боялся, что случайно уснёт за рулём, поэтому постоянно думал и боролся с катастрофической усталостью как мог. Хотя на самом деле ему больше всего хотелось сильно напиться и заснуть навсегда. Парочка таблеток в сочетании с алкоголем сделала бы своё дело, но вместе с тем Шанс точно знал, что не время ещё искать забвения. Особенно сейчас. Рядом зашевелился Чед. Зевнув, приятель сосредоточил свой затуманенный взгляд на руле и, вероятнее всего, подумал, что Шанс — железный, раз ещё не отрубился спать. — Господи, когда уже мы приедем в этой вонючий порт? — пробормотал Чед, потирая затёкшую шею. — Шанс, как ты, дружище? — Лучше не бывает, — цинично хмыкнул тот. — Да? А меня до сих пор тошнит, — пожаловался Чед, вновь чувствуя позывы где-то в районе желудка. — Ненавижу запах крови. — А запах денег? — тут же вставил Шанс. — Не пошёл бы ты со своими вопросами, а? — он зажёг сигарету и, отвернувшись, продолжил излияния — Ты же знаешь, я не решился бы на такую мясорубку, если б не бабки. Я же ничего больше не умею. Но, Шанс, мне противно даже вспоминать об этом… — Забей. Твоя совесть, наверное, просит тяга, — ровным голосом сказал на это Шанс. — Через день ты даже не вспомнишь об этом. Вспомни прошлый раз? Ты даже твердил, что это твоё последнее дело. — Тогда было всё не так, — покачал головой Чед, хотя на самом деле всё было именно так, а может, даже хуже. — Я, действительно, чувствую себя отвратительно. — Ничего — переживёшь. Чед промолчал. За первой сигаретой последовала вторая, а потом и третья. Дальше разговор не клеялся. Шанс понял, что они совсем близко к порту, когда вдали показались какие-то огоньки. Там их должен был встречать человек Рикки. Сбавив скорость, они проехали ещё несколько километров прежде, чем остановиться в условленном месте рядом с убогой конурой заброшенной забегаловки. Чед без энтузиазма промычал что-то и пополз блевать в кусты. Шанс решил, что такое приключилось с приятелем скорее не из-за горы трупов, оставленной на складе, а из-за банального перепоя. Он вылез следом и неслышным шагом направился ко входу. Вокруг царила кромешная тьма, ничто даже не намекало на присутствие здесь кого бы то ни было, но мелькнувшая внутри помещения тень дала Шансу знать, что внутри всё-таки кто-то есть. Если Слава послушал его совета и всё сделал, как надо, то на месте парня Рикки сейчас должен был находиться кто-то из команды Макса. Шанс отворил дверь, одновременно вынимая из-за пояса джинсов пистолет. Тень шагнула к нему, и ему хватило секунды, чтобы распознать в незнакомце.Маркуса! Он стоял напротив него, в правой руке сжимал пистолет, готовясь в ту же самую секунду нажать на курок. Он собирался сделать это раньше, но Шанс выстрелил первым. Эхо от громкого хлопка нарушило зловещую тишину ночи, и тело Маркуса тут же рухнуло на пол. Шанс, прислушиваясь к любым звукам, шагнул глубже и тут ему в глаза ударил яркий свет фонарика, а потом внезапный удар током лишил его чувств. …Когда Шанс медленно пришёл в себя, он сначала подумал, что всё происходящее — часть очередного ночного кошмара. Но по мере того, как его сознание прояснялось, он постепенно начинал верить в то, что это не сон. В нос ударил стойкий запах сырости, а всё тело ломило от мучительной боли. Боль в руках и плечах всё время нарастала, голова разламывалась на части, и от этого Шанс почти ничего не видел вокруг себя. В первые секунды ему даже показалось, что он ослеп, но позже, как выяснилось, с приходом рассвета, картинка немного прояснилась. Он увидел, что его окружают серые стены душного помещения с единственным крошечным окошком под самым потолком. Веяло просто-таки могильным духом — сыростью и одновременно духотой. Шанс довольно быстро догадался, где он. Это была самая настоящая тюремная камера, а он сам был подвешен за руки к почерневшему потолку. Именно потому их сковывала дикая боль, от которой нельзя было отвлечься даже во сне. Шанс думал, пытался вспомнить, что произошло, но память упорно ему отказывала. Кроме того, голова не давала сосредоточиться, и ему казалось, что ещё пара часов — и он сойдёт с ума. В камере было тихо и, за исключением, тусклого утреннего света, её ничто не освещало. Значит, он провёл в камере всю оставшуюся ночь. Шанс моментально вспомнил о Чеде. Неужели он тоже попался? И, что, вообще, произошло вчера ночью? Как так случилось, что всё покатилось к чертям? Стиснув зубы, Шанс решил напомнить о себе. Его сильный голос заставил стены задрожать, а через несколько минут он услышал, как со скрипом проворачивается в замочной скважине ключ. Какие-то голоса перебрасывались фразами на испанском. Стало ясно, что это мексиканская тюрьма. Дверь отворилась, и на пороге возникли трое. Шанс попытался поднять голову и рассмотреть их лица, но кровь снова прилила к глазам, и картинка потеряла всякие чёткие очертания. Он услышал шаги и вслед за ними в камере зажёгся свет. Вошедшие продолжали переговариваться по-испански, и один из них, приблизившись к Шансу, громко обратился к нему:  — Что за кошачий концерт, амигос? Надоело одиночество? Шанс, чуть повернув голову, сделал ещё одну попытку разглядеть того, кто с ним говорил. Это был коренастый смуглый коп, по выражению лица которого нельзя было определённо сказать, о чём тот думает в этот момент. — Какого чёрта вам надо? — прохрипел Шанс, и каждое слово пульсирующей болью отозвалось в висках. Тут же кто-то с силой врезал ему тяжёлым металлическим прутом в район печени. Шанс, будучи не в силах сдержать пронзившей всё его тело боли, разразился проклятиями. — Теперь ты понял, — снова обратился мексиканский коп — что от тебя хотят? Шанс, перетерпев боль, ответил: — Да… Хоть и не знаю испанского… — Оʼкей, — мексиканец перешёл на английский. — Я не собираюсь вести с тобой перепалку, у меня совершенно нет на это ни времени, ни желания. Я знаю, что ты и твой дружок Лоуренс торговали наркотиками, которые предназначались Алваросу. Вы оба работали на него. И меня интересует весь расклад на Рикки. Этот спокойный уверенный вопрос немного удивил Шанса. Он бы подумал, что ослышался, если бы не владел английским в совершенстве. — А с чего ты взял, что я знаю весь расклад? — сведя брови в одну линию, спросил Шанс. — Я ведь простой исполнитель. — Ну, да. Сейчас ты мне станешь рассказывать свою историю «обыкновенного наёмника», — хмыкнул мексиканец и обошёл его по кругу. — Ты знаешь больше, чем позволяешь знать о себе. Но я всё равно развяжу тебе язык, чего бы мне это ни стоило… — Не сомневаюсь… — в том же ироничном тоне сказал ему Шанс, и снова его настиг сокрушительный удар тяжёлой железкой. Мексиканец поднял его голову за волосы и злобно процедил прямо в лицо: — Не идиотствуй. Твой подельник Лоуренс мёртв, ты замочил моего человека, а, значит, только ты можешь рассказать всё на Алвароса. И ты мне всё расскажешь, чёрт тебя дери! Не рассчитывай умереть раньше, чем я узнаю всё. Рэнди может сломать тебе хребет, если я ему прикажу, и ты в предсмертных муках выдашь мне всё… — Даже не рассчитывай, — Шанс закашлялся от сигаретного дыма, выпущенного ему в лицо. Едкий запах жёг глаза, но он старался не терять из-под контроля взгляд мексиканца, который таким зверским образом его допрашивал. — Ты — псих? — сощурившись, спросил он, качнувшись на каблуках. — Нет, я — самурай, — фыркнул Шанс. — Мне плевать, что ты сделаешь со мной. Можешь сколько угодно приказывать своим костоломам — я ни хрена не скажу. — Скажешь. Скажешь, когда узнаешь о том, что тебя ждёт в этом случае, — мексиканец неспеша подошёл и загасил свой окурок о спину Шанса. Тот вздрогнул, но мужественно не произнёс ни звука. — Ладно, придурок, мне говорили, что ты — ненормальный. Посмотрим, как ты запоёшь завтра. Шанс поднял глаза и напоследок сказал: — Эй, начальник. — Что тебе? — обернулся мексиканец. — Ничего. Просто попрощаться. В ответ прозвучало длинное испанское ругательство, и мексиканец, что-то сказав своим напарникам, вышел из камеры. Дверь за ними снова захлопнулась, и Шанс, уронив голову на грудь, снова потерял сознание…