Шанс (всё изменить)

…Он понимал, что был наконец-то свободен. Он больше не висел под потолком и не верил своим ощущениям, боясь, что всё окажется сном. Всё тело по-прежнему болело, но, по крайней мере, у него теперь были шансы выжить в этом аду. Осторожно разлепив веки, Шанс в смутных очертаниях разглядел рядом с собой серую тень, которая присела на табуретку у его постели, и твёрдым голосом настойчиво произнесла: — Не засыпай. Тебе ещё рано, слышишь? Шанс решил, что двинулся рассудком — с ним говорил его покойный отец! Это было или сном, или… — Удивился? — точно прочёл его мысли он и усмехнулся. — Ты что здесь делаешь? Шанс, ничего не понимая, уставился на отца. Он совсем не изменился с тех пор, не постарел, не посолиднел… Он, словно бы, так и остался тридцатилетним. — Я?.. Не-е, бать, это ты, что здесь делаешь? Ты же… — Умер, знаю, — он по-дружески, как когда-то давно, в детстве, сжал его ладонь. — Никит, ты помнишь, что я тебе сказал перед смертью? Когда отдал тебе свои часы? — Нет, чёрт… — Шанс снова прикрыл глаза и скривился от стука крови в висках. — Бать, я почти ничего не соображаю, я едва не подох в этой чёртовой камере, теперь ты… Я сплю? — Нет, ты не спишь. Мне жаль, что ты не стал тем, кем хотел… — Мне тоже… — отчуждённым тоном бросил Шанс, но отец настойчиво продолжал: — Подожди. Ты просто послушай меня, а там решай, как тебе быть дальше. Я научил тебя жить, я был с тобой рядом, когда был тебе больше всего нужен, я верил в тебя — всё время. Я не знаю, почему твоя жизнь пошла под откос, но всё ещё можно изменить, слышишь? — Если меня не посадят, только что, — вздохнул Шанс. — А меня либо посадят, либо убьют. — Ты всё забыл, Никитон, — покачал головой отец. — Я говорил тебе, что ты должен снять с меня часы, помнишь? — Конечно. Это, действительно, важно? — Очень. Мне было тридцать два, когда меня убили. Тебе сейчас столько же, я прав? Они несут с собой своего рода карму. Все, кто носил их до тебя, были бессмертны. И ты выживал только благодаря им. Но дело всё было в том, что никому из нас это бессмертие не принесло счастья. Ни моему брату, ни мне, ни, как я вижу, тебе. Его тоже звали Никита, и ему тоже было тридцать два, когда он умер. Перед смертью он отдал мне часы, а через день его нашли с пулей в голове. Приходило время, когда смерть казалась нам привлекательнее жизни, и мы уходили из неё. Вот так. Шанс приходил одновременно в ужас и замешательство от слов отца, который, оказывается, почти сознательно выбрал смерть. Он выглядел серьёзным и задумчивым. — И ты знал, что умрёшь той ночью? — недоверчиво переспросил Шанс. — Я не знал, для чего я живу. Я потерял любимую женщину, но я выполнил своё обещание — я воспитал тебя настоящим мужчиной. Поэтому я ушёл со спокойной душой. Тебе же ещё не время уходить, второй шанс даётся далеко не всем, но у тебя он будет. Обещаю. Но и ты обещай мне, что не спустишь свою дальнейшую жизнь в сортир. Обещаешь? — Это зависит от меня? — Шанс уже почти верил в то, что бредит наяву. Он должен дать обещание фантому. Хоть и очень реальному. Ладно, чёрт возьми, с него не убудет. — Хорошо, батя, я обещаю. Только ответь мне на ещё один вопрос… — Я знаю, о чём ты хочешь спросить, — снова угадал тот. И улыбнулся. — Всё у вас ещё будет. Поверь, что так бывает. Со мной этого не произошло, но вы — это другое дело. Помни о смысле жизни. Помни, что жизнь коротка. Талисман талисманом, но… Ладно, зачем я об этом. Ты должен вернуться, тебя ждут. — А ты? — тут же спросил Шанс чисто машинально, забыв о том, что отца нет в живых. — Я буду рядом. А теперь возвращайся, и помни — всё изменится… Сквозь забытьё Шанс явственно слышал, как кто-то рядом с ним повторял как заклинание: — Возвращайся, давай же, возвращайся… Всё будет хорошо… Он действительно слышал эти слова. Только твердил их совсем не отец, а какая-то девушка. И не по-русски, а на чистейшем английском. Шанс почувствовал на своём лбу её прохладную ладонь и от этого приятного прикосновения не смог сдержать стона. — Шанс, очнись, ты слышишь меня? — встревожено произнесла она, гладя его по волосам. — Шанс? Он приоткрыл глаза. — Слава Богу, ты жив, — с облегчением заключила девушка, не убирая своей ладони с его лица. — Как ты? Шанс скривил губы в полуулыбке и совсем тихим хриплым голосом ответил: — Я жив. Этого достаточно. А ты, что тут делаешь?.. Он узнал её. Это без всяких сомнений была Мэй Ричардс, с которой он однажды переспал. Теперь она сидела у его изголовья и нежно шепталась с ним о его самочувствии… Ну, чем не продолжение бреда? Мэй — реальная, а не плод фантазии — тут же объяснила ситуацию: — Ты чуть не умер. У тебя случилась клиническая смерть, пока тебя везли в больницу. Ты что-нибудь помнишь о том, что произошло с тобой в тюрьме? Шанс не стал ничего скрывать: — Меня пытали. — О, Господи… Я так и думала, — Мэй закатила глаза и покачала головой. — Зверьё… Послушай, я могу помочь тебе выбраться оттуда раз и навсегда. Шанс, ты слушаешь? Он не слушал. Головная боль отняла у него последние силы, и он едва снова не проваливался в тёмную глубину беспамятства. Пока этого не случилось, Шанс попросил Мэй: — Мне нужно принять таблетку… Эти козлы отобрали их у меня, спроси, может здесь у кого-нибудь есть? Иначе я просто сдохну. Мэй поднялась и вышла за дверь. Там караулило двое копов, к которым она и обратилась: — Вы, что с ума сошли в своём ФБР? Зачем было его пытать? И, почему у него отобрали его таблетки? Вы хотели усугубить эффект, заставив его мучиться? Один из полицейских моментально возразил: — С каких это пор наркотики стали разрешённым лекарством? Мэй бросила на него сердитый взгляд и заявила: — Если бы тебя собрали по частям после аварии, то ты тоже сидел бы на пилюлях. Тем более — это не наркотик, а болеутоляющий препарат, и он, к твоему сведению, вполне разрешён. Так, что потрудитесь найти его у здешнего персонала, иначе будете иметь дело с властями. Коп послушно отправился выполнять поручение, а Мэй снова вернулась в палату, где лежал Шанс. Если бы она опоздала, его было бы уже не спасти. До последнего не было известно, протянет ли он эту ночь после того, что происходило с ним в камере. Мэй верила, что у Шанса хватит сил ухватиться за жизнь, и оказалась права. Мало того, что он не остался калекой, он ещё и пришёл в себя раньше, чем рассчитывали врачи. После того, как его, полуживого вытащили из камеры, Мэй решила ни на минуту не оставлять его одного. Она всю ночь просидела у его постели и собиралась и дальше ему помогать. Даже зная о нём всё. На зеленоватых простынях его смуглое загорелое тело контрастом выделялось и невольно приковывало взор. Почти всюду красовались чёрные синяки, а кожа натянулась на худом измождённом лице так, что скулы выступали, как лезвия сабли. Мэй было очень интересно знать, как Шанс мог бы выглядеть без бороды. Неужели, он что-то скрывает под ней? Ей Шанс казался интригующе притягательным с этой своей буйной растительностью, но, возможно, без неё он оказался бы еще красивее? Поймав себя на этой мысли, Мэй подошла к нему и сообщила: — Таблетки сейчас будут. Скажи, а для чего ты носишь бороду? Хочешь казаться суровым бандитом? Шанс удивился неожиданности вопроса: — Нет… Тут всё, куда проще… когда я только приехал сюда, у меня не было денег на пластическую операцию, а, когда они появились, мне попросту расхотелось её сбривать. Твоё любопытство удовлетворено? Мэй отнеслась к его истории с пониманием. Пожав плечом, она усмехнулась: — Вполне. Ты прости меня, но я всю ночь просидела рядом с тобой и слышала, как ты бредил. Шанс, ты — русский? — Я бредил? — Шанс вновь прикрыл глаза и решил, что скрывать всё равно больше нечего. — Да, я — русский. Только не спрашивай насчёт моего настоящего имени. Для всех я — гражданин Канады Ченс Маршал. И пускай моё прошлое останется между нами, оʼкей? — Без вопросов. Только, что ты собираешься делать дальше? — У меня, что — такой большой выбор? — удивился Шанс. — Выбор не большой, но кое-в чём я помочь тебе смогу, — продолжила начатую незадолго до того тему Мэй. — Я заплатила за тебя залог. Для меня — деньги не проблема, но фэбээровцы не слезут с тебя. Пока не упекут за решётку. Поэтому нужно что-то предпринять. У тебя есть время подумать. Возможно, не так много, как надо, но оно у тебя есть, так, что начинай прямо с этой минуты. А я постараюсь вытащить тебя из-за решётки раз и навсегда. Шанс медленно перевёл свой взгляд на неё и спросил: — Ты как узнала обо мне? Извини, но это важно. Я не хочу быть должником, особенно, когда не знаю, кому я должен. Нетерпеливо закатив глаза, Мэй вздохнула и неохотно сообщила: — Хорошо, Шанс, если это важно, то я навела о тебе справки ещё до нашей встречи. Это совсем другая история. В этот раз мне сообщили о тебе мои осведомители, и я решила, что я буду не я, если не помогу тебе выбраться из этой переделки, в которой замешаны типы покруче, но всю вину свалят на тебя. Ты сам не знаешь, куда влип, поэтому я прошу тебя, хотя бы раз в жизни доверься мне, и я не дам федералам отмазать своих, подставив тебя. Шанс не знал, что думать и кому верить. Мэй оказалась не такой уж простой штучкой, возможно, она работает на Интерпол, если так яростно не любит Бюро, и, возможно, у неё тоже какие-то интересы в этом деле, о которых она молчит. Стоит ли быть с ней откровенным? — Знаешь, Мэй, у меня к тебе только одна просьба, — заговорил Шанс и дотронулся до её руки. — Если сможешь, то помоги мне уехать в Россию. — Ты собираешься вернуться? — изумлённо подняла брови Мэй, естественно, не забыв их разговора, в котором он говорил, что не хочет ворошить прошлого. — Что-то изменилось? — Всё изменилось, — кивнул Шанс. — Я понял кое-что очень важное, и решил, что моё место там. Это тебе по силам устроить? Мэй задумалась, только скорее не о том, по силам ли ей окажется организовать побег Шанса, а о том, как опустеет её жизнь без него. Они виделись всего лишь второй раз в жизни, но Мэй понимала, что лучшего мужчины у неё не было прежде и уже не будет потом. Ей было жаль терять его, но, видимо, судьба распорядилась так, что им не суждено было быть вместе. Тем более, она — секретный сотрудник Интерпола, а он — наёмник и криминальный делец. Какое уж там будущее… — Хорошо, Шанс, — всё же согласилась Мэй. — Я позабочусь об этом. Главное, ни с кем не говори без меня и ничего не подписывай. Я буду навещать тебя каждый день, а заодно и сообщать, как продвигаются дела. Выздоравливай и не пытайся сбежать отсюда, это рискованно и очень глупо. Наклонившись, Мэй нежно поцеловала его в губы, и, чувствуя, что теряет над собой контроль, позволила Шансу продолжить. Он с жаром овладел её ртом и привлёк за талию к своей горячей груди. Мэй со стоном подчинилась его движению, и, оказавшись рядом с ним на узкой кушетке, поняла, что они оба этого хотят. Шанс был ещё слаб, но страсти в его стремительных ласках оказалось немало. С его губ слетел хриплый смешок, когда она тихо выдохнула его имя: — Шанс, не останавливайся, Шанс… — Вот это по мне… Его рука потянулась к воротнику её мягкой блузки, порывисто погладила сквозь ткань округлости груди и быстрым, ловким движением расстегнула на ней пуговицы. Мэй сдалась. Шанс обвил рукой её шею, настойчиво привлёк к себе и снова жадно поцеловал, нисколько не заботясь о том, что в любой момент к ним могли войти и застать врасплох. Его непокорные волосы коснулись её лба, и Мэй запустила в них свои длинные ухоженные пальцы. Неистово одаривая друг друга поцелуями, они наполняли тишину палаты протяжными вздохами и стонами. Мэй вытащила из копны своих чёрных волос шпильку, тряхнула головой и позволила им смешаться с чуть влажными кудрями Шанса. Они вели себя, как настоящие безумцы. Их ноги сплелись, а тела точно стали единым целым, когда он, точно боясь не успеть, резко и стремительно проникал в неё. Боль и усталость отступила, когда пришло наслаждение, а за ним и ощущение реальности. Тяжело дыша, Шанс закрыл глаза и велел Мэй с привычной властностью в голосе: — Одевайся. За дверью кто-то есть… Быстро скользнув с кушетки, она подобрала с пола трусики, запахнула блузку и сказала ему напоследок: — Это должно добавить тебе сил, Шанс. Отдыхай, а я ещё вернусь. С удивительной скоростью солдата в армии Мэй привела себя в порядок, и через минуту оставила его одного. Шанс принял принесённые ему лекарства, и, не заметив того, вскоре провалился в глубокий сон.