Физика без правил

Нашим гостем, как оказалось, был мамин коллега, Евгений Викторович. Мужчина явно смущался своего присутствия в нашем доме, завидев меня соскочил со стула и принялся передо мной оправдываться. Мне было без разницы, поэтому я в краткой форме отчиталась перед мамой и слиняла в свою комнату, стараясь не нервировать нервных. Хотя, если говорит честно, меня вся эта ситуация интересовала и даже очень. Последним посторонним человеком, который переступал порог нашей квартиры, был какой-то древний знакомый моей бабушки, заносивший для неё какое-то не менее древнее барахло. И, если мне не изменяет память, это было около двух лет назад. Но думать о посещаемости мне было некогда, так как мама сегодня, судя по её настроению, начнёт проверять мои тетради. Конечно же, я делала всё идеально, все домашние работы были на месте, никаких помарок... конечно же, моей родительнице не стоит знать, что основном там только половина всего задания, да и то нагло списанная с ГДЗ. "Куда же ты катишься, Алиса?" – нравоучительным тоном мамин голос сверлил дырку в моём черепе. И я не могу не признать, что это иногда имело эффект. Мне становилось стыдно, я садилась за учебники, зубрила всё, что под руку попадётся и даже уголовный кодекс. Но хватало меня не надолго и я, сама себя увещевая, продолжала "сливать своё время в канализацию творчества", без конца стараясь запечатлеть каждую чёрточку всего, что я выдела. Я тосковала по тем временам, когда я была беззаботной девчонкой, когда мне удавалось уговаривать родителей на занятия в художественной школе. Я была счастлива и мне, в общем-то, ничего другого не надо было. Я совсем немного уделяла своего времени учёбе, мечтая, как я поступлю в художественное училище и никакие математики с обществознаниями (прим. автора: не ошибка) мне будут не нужны. Конечно, с того времени изменилось совершенно всё и теперь мои мечты горели синим пламенем юриспруденции, но кое-что так и не изменилось. Мне по прежнему необходимо чиркать карандашом по листу бумаги и ловить каждую толику красоты окружающего мира. *** Мама ослабила свой контроль. Это я почувствовала почти мгновенно и начала нагло пользоваться этим. Конечно, мне всё так же читали ноации, но даже на известие о том, что я пропускаю репетиторов, реакции было почти ноль. Я объяснялась тем, что прекрасно могу заниматься сама, что мне просто толдычат одно да потому. А мама кивала головой и почему-то безразлично позволяла мне всё чаще и чаще глотнуть свободы. Такое отношение разжигало во мне уверенность в том, что я могу добиваться того, что мне надо, хотя я к этому никаких усилий и не приложила. Просто Фартуна сыграла на моей стороне, подкинув халявной удачи. В глубине моего создания изредка просыпались сомнения, но я отшвыривала их куда подальше, сосредоточившись на своей небольшой цели. Не знаю, чего именно я добивалась в конечном итоге, но я безумно хотела заполучить безоговорочное внимание физика. Он уже был заинтересован мною намного больше, чем кем-то из моих одноклассников, он уже выделял меня из толпы своим взглядом, но мне недостаточно. Я хотела приковать его зрачки к себе. Даже и не знаю, как назвать своё чувство. Я подумывала о том, что возможно влюбилась, но сразу же отмела эту мысль, потому что меня не интересовал Максим Евгеньевич, как тот, кого можно представит на месте Принца-на-белом-коне. Возможно, это был всего-лишь какой-нибудь глупый комплекс неполноценности или что-то на подобии этого, но мне нет до этого дела. Когда я ещё пятилетней девочкой приезжала в гости к бабушке, соседские старушки говорили, что я вырасту распущенной. Бабушка смеялась, отмахивалась, а я, хлопая глазами, размышляла как я могу стать такой, я же не волосы. Потом, когда я стала старше, мне стало смешно от детских дум, а сейчас хочется рыдать, потому что одному только Богу известно, как бы я хотела вырасти распущенной, свободно, способной выражать свои мысли и намерения именно такими, какие они есть, а не обдумано-половинчато. Я могу сколько угодно держать чертей в своём тихом омуте, только вот они когда-нибудь меня саму же и придушат, потому что воли им не дала. И мне становилось тошно от одной только мысли о том, что я стану когда-то такой, как моя мать. Она была идеалом для сотен людей: справедливый прокурор, хорошая мать – сильная женщина, но не для меня. Я представляла, что когда-то мой ребёнок будет чувствовать себя точно так же, как я, что моя дочь или мой сын будет с содроганием смотреть на меня, бояться меня. И вот сейчас у меня был мизерный шанс. Раньше я не понимала, почему мне чего-то нельзя и просто брала это, не спрашивая чужого мнения. Теперь же я знаю, почему нельзя, но если поступлю точно так же, как и раньше, возможно, у меня получится хотя бы на какую-то толику стать той, кем Я хочу себя видеть. Глупо, наверное, было сейчас об этом размышлять, слушая бубнёж учительницы о войнах и императорах. И не менее глупо было разрисовывать лист бессмысленными линиями. Оглушающая трель звонка привела меня в себя и я, глянув в дневник, ухмыльнулась. Следующим уроком стояла физика. *** Учитель сидел за своим столом и что-то быстро строчил в своём блокноте. Он не обращал внимания на приветствия, поэтому я промолчала, не надеясь на то, что меня он заметит. Я никогда не замечала, что парт в кабинете впритык, но когда я увидела огромное синее пятно чернил, размазанное почти по всей столешнице и хотела пересесть, то поняла, что мне некуда. – Максим Евгеньевич, – на удивление, мой голос даже не дрогнул, когда я произносила его имя. Он поднял голову и вопросительно посмотрел на меня. – Там парта... ну, синяя. Не знаю, что там пронеслось в мыслях физика, но он как-то странно ухмыльнулся, глянул со своего места на парту, потёр переносицу и, наконец, выдал решении. – Ну, тащи стул, тут посидишь. Точно не могу описать те чувства, которые я испытала, но мне стало как-то приторно-приятно от того, что я буду находиться от него ближе всех в классе, а не дальше, как обычно. На уроке, правда, мне от этого стала совсем неуютно, потому что я находилась на обозрении всего класса, да ещё и не могла позволить себе отвлечься на рассматривание преподавателя, который стоял сзади чуть левее от меня. Но когда он, подвинув меня, сел рядом на свой стул и начал объяснять задачу, которую дал на самостоятельное решение всему классу, я почему-то объяснения не поняла совсем.