Физика без правил

Очень даже не иногда мне казалось, что я немного не от мира сего. Мне нравились мои растрескавшиеся губы, секущиеся волосы и изломанные ногти. Во мне всегда было что-то безумное и будет глупо делать вид, что я всего этого не знала. Знала, знаю... До бесконечности можно рассуждать о моей поехавшей психике и вспоминать, почему же я стала не столь вменяемой, как всегда мечтала моя мама, но я не буду. Почему-то, именно сейчас мне не хочется ворошить своё не самое милое прошлое. Не хочется, наверное, как раз потому что это прошлое было не самым давним из всех "прошлых". Время ещё не успело посыпать события двухлетней давности пеплом приятного забвения. Сейчас я было отдалённо счастлива. Конечно, до полной безоблачной сказки, о которой я мечтала было ещё далеко, но это не мешало мне радоваться тому, что моя мнимая правильность рассыпается по кусочкам и никто ничего с этим поделать не может. Даже я сама. Учителя удивлённо косились на меня, обнаруживая, что их любимица Миронова забыла большой и крепкий гвоздь на дисциплину, домашнюю работу и, вообще, учёбу в целом. Мама обречённо не обращала на меня внимания, потому как те времена, когда я беспрекословно плыла по течению прошли и она это понимала, проклиная мою юную творческую натуру с пылкими, непрагматичными шагами вперёд. Я не надеялась, что кто-то меня поймёт и, в общем-то, мне было плевать. Я знала, что кому-то, кто далёк от моего мира, будет сложно меня, хотя бы, оправдать, а не то что бы ещё и поддержать. Ну и пусть они катятся шариком по свету, я счастлива. *** Как ни странно, постепенно погода в нашем городе стала до ужаса весенней. Судя по календарю, снегу стояло начать таять минимум через неделю, а то и две, но уже сейчас, в преддверии Всемирного Женского Дня природа радовала нас лужами, грязью и цветущей мать-и-мачехой, а пришибленные на голову птички не давали спать по утрам, по дням, да и по вечерам тоже. Лепота. Настроение у меня было хотя и не плохое, но всё же не весеннее. Напавшая на меня хандра скорее соответствовала осени, но мне было до лампочки. Я начала чувствовать себя маньяком, который, наконец, дорвался до своей жертвы и теперь выжимал из неё все соки, ибо я не могла расстаться с кистью или карандашом ни на секунду. Я хотела весь мир положить на свой лист. Меня даже уже водили к школьному психологу. Ольга Петровна сурова испытывала меня своим тяжёлым взглядом, а потом, не найдя отклика на все свои логичные увещевания, устало вздохнула и попросила, хотя бы, не палиться. И, чёрт возьми, это немного поубавило мой пыл. Можно подумать, что моя тяга к искусству начала угасать, но нет. Я просто-напросто перестала видеть во всём и вся предметы, которые можно изобразить. Вокруг меня вновь появились обычные дома, люди и бабочки. Но у такой ненормальной личности, как я, не может быть всё легко и просто. У меня появилась новая мания, точнее, вернулась та, которую я до маньячества ещё не успела довести. Максим Евгеньевич. Я уже не могу посчитать, сколько его портретов есть в моём альбоме, сколько его портретов разбросано по моей комнате, в которую теперь даже маме вход был воспрещён. Десять, двадцать, может, тридцать или сто, двести, пятьдесят. Считать я даже не пробовала. Я рисовала его карандашом, писала масляными красками, акрилом, акварелью, изображала углём и пастелью. В моей тетради по физике перестали появляться формулы и схемы, их заменил гордый профиль Королёва. А ему это, похоже, нравилось. Он ставил мне пятёрки за самостоятельные под каждым рисунком, он выдирал листы из рабочей тетради, когда собирал на проверку и бесцеремонно выуживал из моей сумки картины маслом. И мне это всё нравилось просто до чёртиков, хотя в моменты полного отсутсвия вдохновения, я сама про себя усмехалась, размышляя о том, что единственными ценителями моего искусства так и останутся Максим Евгеньевич да мусорная корзина. И мне это не нравилось до чёртиков. *** Утро моего законного выходного началось нифига не радужно, а очень даже пасмурно, ибо я умудрилась оставить вечером окно открытым, а уже утром моя комната напоминала совсем неуютный вытрезвитель. Впрочем, утро итак было каким-то странным. Мне с самой первой секунды бодрствования не понравился "творческий бордак", царивший в моей обители... Громко-то как сказано, однако. Я выкинула все неудавшиеся наброски, все скомканые листы, которые я использовала вместо палитры. Разложила на столе краски, поставила в стаканчик кисти и довольно улыбнулась, лишь про себя подусав: "На долго, нет?" Сегодня от чего-то совсем не хотелось больше шевелиться, поэтому я завалилась на еле-как заправленую кровать и начала заниматься наинтереснейшим делом: разглядыванием потолка. А ещё сегодня не было желания кого-то видеть, с кем-то разговаривать... Но не скажешь же этого своей матери, верно? Она решила посетить меня как раз в тот момент, когда маленькая стрелка часов в плотную уставилась на цыфру "12", прочем, как и большая. Родительница с нескрываемым удовольствием оглядела восстановившийся порядок вокруг и, немного помявшись, подошла к моей кровати и аккуратно присела на её край. Не знаю, что сподвигло её на столь странное поведение, но мне почему-то и узнавать не хотелось. Наверное, потому что я где-то в глубине своего сознания, догадывалась о том, что ничего хорошего с этого не выйдет. Как всегда. – Алиса, я хочу обсудить с тобой один важный вопрос, – она не смотрела на меня, лишь разглядывала потолок, так же, как и я. – Я всё понимаю... Ты любишь рисовать и всё вот это вот тебе доставляет удовольствие, – она неопределённо махнула рукой, будто бы намекая на нечто эфемерное. – Но ты, надеюсь, понимаешь, что это несерьёзно... Даже предположить не могу, что помогло мне в тот момент не накричать на неё... – Тебе нужно выбирать профессию, которая поможет тебе стать достойным человеком, да и занять приличное место в обществе, – тут даже и предполагать не надо, к чему она клонит. – Думаю, юридический факультет для тебя самое то, да и у меня есть связи там... Моё внутреннее "я" каталось по полу, выло и выдёргивало на себе волосы, в то время как я продолжала пялиться в потолок. Не хотелось спорить, потому что я знала – это бесполезно. С таким же успехом можно быть об стенку горохом. – Ну, мы друг друга поняли, да? – мама сама себе кивнула и вышла из комнаты. Поговорила сама с собой и счастлива. Ну, пускай.