Flowey Is Not a Good Life Coach

      — ...не пойму, чего ты от меня ждешь. Я же не могу запереть его в сарае на весь день.       Папирус замер на месте, полусонный и запутанный. Ах да, точно. Он спал на кушетке. Это объясняло разболевшиеся суставы.       Ему досталась как вся кушетка, так и весь плед. Раз уж его братец проснулся первым, значит, Папирус спал очень долго. Голос Санса доносился с кухни, будучи чуть громче, чем шепот. Похоже, он говорил по телефону.       — Нет, вообще-то, не могу, — ответил Санс кому-то. — Конечно, мне не плевать, — прошипел он, — он же мой брат! Почему ты думаешь, что я позвонил ради... — Санс замолчал, когда собеседник его перебил. Папирус слышал голос Андайн, но не мог различить слова.       Они говорили о нем. Папирус сразу же насторожился, однако заставил себя укрыться пледом, закрыть глаза и расслабиться. Если Санс войдет в гостиную, он ничего не поймет. А пока что Папирус мог попробовать угадать, о чем именно они говорят, чтобы заранее подготовить контрмеры.       — Я знаю, что ты осторожна с ним, — сказал Санс. — Я не хотел тебя обвинять или типа того, честно. Просто не знаю, где еще он мог получить такие... ага.       У Андайн не очень хорошо получалось соблюдать правила телефонных разговоров.       — Максимум он получил их позавчера, и это плохо. Его локтевая кость будто была разрублена — там даже линию видно. И оттуда вниз идет трещина в виде спирали...       Пальцы Папируса нашли перелом на руке. Следы были слабыми — только другой скелет смог бы их увидеть, а Папирус даже не прикрыл их, когда был дома. Все его кофты и рубашки с длинными рукавами остались в стирке... черт побери его нелюбовь носить грязную одежду! Он должен был догадаться, что брат заметит.       — Я без понятия, поэтому и звоню, — вздохнул Санс. — Он ничего не говорил, и навряд ли ответит, если я спрошу. — Он замолчал. — Знаю, — немного хрипло сказал он, — я тоже волнуюсь.       Насколько это было очевидно? Папирус держался и следил за собой целый месяц, а теперь почему-то трещины стали показываться. Что он упускал? Что замечали они, чего не видел он?       ...Другие трещины — не те, что на его руке. Это просто глупый недосмотр. И, что хуже всего, теперь он расстраивал Санса и Андайн без веских причин. Они ничем не могли помочь, будучи в безопасности, не зная. По крайней мере, он мог бы сделать так, чтобы они не грустили из-за него.       Когда Санс закончил говорить и вернулся в гостиную, Папирус притворился, что проснулся из-за шагов.       — О, привет, — сказал Санс. — Ты в порядке? Не заболел случаем?       Папирус хотел возразить, что никогда не болеет, но спохватился.       — Может быть, — согласился он. — Сколько времени?       На самом деле он знал время, так как часы были прекрасно видны. Вообще-то он проверил их двадцать минут назад, когда проснулся.       — Уже восемь тридцать, — нахмурился Санс. — Ты проспал хороших девять часов.       Его беспокойство было весьма обосновано. Папирус обычно спал где-то половину этого времени — ему никогда не требовалось столько сна. Впрочем, в последнее время он не успевал поспать и скудных четырех часов. В конце концов это его догнало.       Папирус сел, и его позвонки с хрустом встали на место. Он и впрямь мог приболеть — от этой жесткой кушетки ныло все тело. Поднимаясь, он надавил кулаком на челюсть, разминая шею. Так немного лучше. Когда он поднялся, его бедро сместилось с глухим стуком.       — Напомни мне больше никогда не спать на этой ужасной штуке, — простонал Папирус.       — Никогда больше не спи на этой ужасной штуке, — пожал плечами Санс.       — Спасибо, Санс.       Очень сложно заметить, как скелеты закатывают глаза (так как у них нет настоящих глаз), но Санс видел это выражение лица несчитанное количество раз.       — Обращайся, — посмел рассмеяться он.       Если бы Папирус попытался, то смог бы почти забыть о подслушанном разговоре и притвориться, что это обычное среднестатистическое утро.       — Э-э, — протянул Санс, засовывая руки в карманы, — Андайн звонила. Хочет потренироваться этим утром. Я сказал, что тебе не очень хорошо, но раз уж ты проснулся, то это твое дело.       Если бы Папирус не знал точно, что Санс лжет, то сам бы и не догадался. Его брат, как и всегда, смотрел прямо ему в глаза со своим обычным привкусом приветливой лени.       Папирусу захотелось быть таким же хорошим актером. Это бы решило много проблем. Он предположил, что просто надо практиковать это умение.       И первым шагом будет тренировка у Андайн. Санс отмазал его, но Папирусу нравилось проводить с ней время. Ему нравилось тренироваться. Раньше, по крайней мере... но за внешним видом определенно нужно следить. Он совсем расслабился. Но больше ничего не будет: он не мог даже думать, что произойдет, если их любопытство выйдет из-под контроля.       Неважно, чего это потребует, неважно, как его душа съеживается внутри — он убережет их от опасности.

~*~

      Папирус наблюдал, как Андайн отходит от него ровно на двадцать шагов.       — Мне кажется, это не самая лучшая затея, — выдал он.       Она повернулась к нему на последнем шаге.       — Слушай, Папс, — заявила она, поставив руки на бедра, — я понимаю, ты еще немного опасаешься, но надо возвращаться в седло.       Массивная трещина в стене притягивала взгляд Папируса, точно магнит. Беспорядка уже не было, но камень испортился навсегда.       Андайн щелкнула пальцами, привлекая внимания.       — Алло! — Она сделала строгое лицо. — Если будешь бояться своей магии, под контроль ее опять никогда не возьмешь.       — Я не хочу тебя ударить. — Папирус знал, что начинает ее бесить.       Они надели свою обычную одежду. На Андайн не было защитной брони: только свободные брюки, короткий топ и любимые сапожки. Тонкая одежда окажется бесполезной, если Папирус вновь не рассчитает атаку. Он слышал, как монстры получали ужасающие инфекции, когда ткань попадала в их раны.       Если попросить Андайн раздеться, она поймет его не в том смысле. Папирус сразу же отклонил эту мысль.       Андайн вздохнула. Она вовсе не была терпеливой, но она старалась, и Папирус это ценил.       — Ты не ударишь меня, Папс, давай. — Она скрестила руки. — Что случилось со всей твоей уверенностью? Это, — она указала на трещину, — получается лишь время от времени; в основном, когда ты вырываешься из своего кокона. На самом деле твой уровень выше, чем ты думаешь, просто надо привыкнуть к этой мысли. Ты знаешь, что делаешь. Я тебе доверяю.       Похвала прошла мимо ушей, хотя Папирус признал, что в ее словах есть смысл. Он боялся своей магии, разве нет? Вообще-то он много чего сейчас боялся, но с этим еще можно было что-то поделать.       — Конечно же, ты права, — признал он.       — Так гораздо лучше! — улыбнулась Андайн. — Ничто не может тебе помешать, Папс. — Она расправила плечи. — Если тебе так будет удобнее, — сказала она, доставая из воздуха одно из своих копий, — можем начать с моих атак и твоей защиты, а потом посмотрим. Ага?       Папирус встал в оборонительную позицию, призывая магию.       — Да, — кивнул он, — я смогу.       Когда они впервые начали тренироваться, Папирус считал Андайн жуткой, а от одной мысли о спарринге с ней ему становилось страшно. Позже, узнав ее, он обнаружил, что за ее грубой внешностью скрывалась страстная и заботливая натура. Нет, конечно, грубость тоже была ее неотъемной чертой, но она вполне могла показывать свои тонкие чувства своим уникальным способом. Он уважал и безмерно любил ее; она стала его первым (и единственным) близким другом, кроме его брата.       Ему не нравилось думать, что она волновалась, поэтому он выложился в эту тренировку. Первые пятнадцать минут он просто отклонялся от ее атак. Это не требовало использования магии, и он мог спокойно поразмыслить над ситуацией. Когда она начала давить на него, он смог плавно перейти к блокированию ударов.       За это Андайн его хвалила. Почему-то она не одобряла уклонение от атак. Блок, по ее мнению, был более четким и благородным. Папирус не видел разницы, как именно защищаться, но хотел ее порадовать.       Копья Андайн ломали стены костей одну за другой. Пока магия Папируса легко витала в воздухе, отгоняя атаки, он принялся продумывать тактику. Его оборона стала более сложной, активной. Он больше не ждал за стенами, а перехватывал воздушное пространство, где кости и копья рассеивались с мерцающими вспышками магии. Андайн ответила разнообразием атак, заставляя его усложнять защиту.       Вопреки здравому смыслу Папирусу стало весело. Андайн была замечательным бойцом, и их разные стили сражения сделали спарринг увлекательным и стимулирующим способности.       — Ладно, — сказала она, продолжая биться, — разминка окончена. Я буду надоедать тебе, пока ты не нападешь.       Вот здесь все могло пойти не так. Но Андайн не изводила его атаками, как Флауи, и Папирус мог сосредоточиться. Андайн находилась открытой между бросками, оставляя место для своих больших атак.       Папирус наблюдал, ожидая нужный момент, когда Андайн сделала очередной залп. Бросив защиту, Папирус кинулся на другую сторону и отправил слабую контратаку. Она прошла сквозь воздух, как прыгающий камень, направляясь к ребрам Андайн.       Она вызвала копье и отбила атаку. Миниатюрная кость разлетелась, напоследок издав маленький магический «пуф».       — Это не считается! — фыркнула она. — Ты можешь ударить сильнее, чувак!       Андайн сильнее схватилась за копье, и оно засветилось, становясь солиднее и реальнее в ее руках.       Судя по всему, настала очередь Папируса. Он сделал глубокий вдох, сдвигаясь на другую позицию. Пока что все шло нормально. Он мог справиться.       Вокруг него сформировался первый залп. Он чувствовал, как каждая атака слегка тянет его за душу, в каком-то роде питаясь ею. Они вышли такими большими и сильными, как он и хотел. В нужный момент он отпустил их, будучи точно уверенным, что даже если Андайн не увернется ни от одного из них, раны будут незначительными.       Андайн блокировала каждую кость, откидывая их на землю.       — Слишком просто!       Папирус нахмурился. Ну да ладно. Если хочет защищаться — пусть защищается так, как захочется ему. Он принялся за следующую атаку.       Пока стратегия Андайн заключалась в том, чтобы противник застыл на месте, Папирус формировал свои атаки в определенные шаблоны, заставляющие противников двигаться. Андайн быстро поняла (после пары слабых ударов), что не может эффектно отбросить обе волны костей, надвинувшиеся на нее, и прекратила упрямиться.       Папирус не смог не порадоваться тому, как мисс «Пробью-Стену-Лбом» прыгает туда-сюда, избегая его атак.       — Эй, Папс, — позвала Андайн в перерыве между прыжками, — если ты хочешь продолжить с этими сопливыми... ай!       Она споткнулась, когда в ее спину врезалась кость, сбивая с ритма.       — ...этими сопливыми атаками, — продолжила она, больше не пропуская удара, — мог бы хотя бы сделать меня синей или типа того. Я хочу по-настоящему потренироваться, понимаешь?       Форма волны дрогнула.       — Ты уверена?       Папирус вот точно был не уверен. Андайн, кажется, нравилось тренироваться под эффектом особой техники Папируса. Она говорила, что благодаря этому чувствует себя Гоку — кем бы этот Гоку не был. Папирус думал, что сейчас не самое подходящее время, чтобы так гонять ее; не тогда, когда он не уверен в своем контроле над магией.       Андайн выпрямилась в полный рост и кивнула.       — Да, да! Смотри, — сказала она, — ты атакуешь так, будто бьешься с Сансом или типа того. Дай мне немного волнения, ради бога!       — Что ж, — хмыкнул Папирус, полностью не одобряя ее идею, но желая угодить своему командиру и подруге, — если ты настаиваешь, то...       — Настаиваю! Удиви меня, Папс!       Папирус осторожно отрегулировал свою магию, и вокруг него замерцали кости ледяного синего цвета.       — Не забывай не двигаться, пока не пройдут, — напомнил он.       Он знал, что она знает, но эта фраза, произнесенная вслух, успокаивала его нервы.       Андайн держалась неподвижно, позволяя атаками безвредно пройти сквозь нее. Она чуть тряслась: даже будучи ожидаемыми, синие атаки были обессиливающими, холодными и покалывающими. Ко времени, когда волна закончилась, эффект взял свое. Андайн упала на колени, помогая себе копьем.       — Гравитация Земли, умноженная на двести, — пробормотала она себе под нос. Папирус знал, что его атака работает совсем не так, но не поправил ее.       — Ты в порядке? — спросил он.       Они множество раз так тренировались, но он не мог отделаться от ощущения, что в данный момент они искушают судьбу.       — Лучше некуда! — просияла Андайн. Она немного неловко бросила в него копье, призывая к себе в руку новое.       Папирус уклонился от атаки. Скорее, это больше был толстый намек на то, чтобы они вернулись к бою.       Они обменивались ударами довольно долгое время, и Андайн удивительно хорошо уворачивалась, несмотря на ее затрудненное движение. Папирус решил, что она была права. Атаки могли сделать что-то не то лишь тогда, когда он об этом переживал слишком много. А сейчас все было хорошо. Он знал, что делает — и Андайн тоже знала. Просто нужно ей доверять.       Через полчаса они оба ослабели и поникли.       — Перерыв? — напряженно поинтересовался Папирус.       Ему было все труднее удерживать внимание, чтобы отправлять качественные атаки и уклоняться от копий Андайн. Он видел, что она устала так же, как и он.       — Еще пять минут!       Отскакивая от волны костей, она тяжело приземлилась на ноги и улыбнулась.       — У нас есть еще немного сил, Папс, давай.       Ее жабры широко раздулись, и она вдыхала воздух ртом.       Папирус пропустил очередной залп копьями, создавая последнюю атаку. Его подруга устала, хотела она признавать это или нет, поэтому он сделал так, чтобы от нее потребовалось делать лишь осторожные, небольшие движения для удачного уклонения. Даже не справившись, она бы их блокировала. Он поднял руку, готовясь бросить атаку.       Позади Андайн шевельнулось что-то золотистое. Отвлекшись, Папирус взглянул туда.       Флауи улыбнулся и помахал листочком.       Все пошло не так.       Папирус отскочил назад, и паника внутри него возросла, как лавина. Его атака вырвалась из-под контроля и, слишком сильная и вольная, отправилась прямо к Андайн.       Если бы она не была синей, может, она бы убежала. Но она была слишком тяжела, устала, а времени совсем не осталось. За секунду до удара Папирус видел, как она готовится к нему, ставя копье у груди, замерев и оскалив зубы.       Папирус рванулся к ней, только выпустив атаку; он споткнулся, увидев удар и то, как он сломал копье Андайн и отбросил ее через двор, как тряпичную куклу.       — Андайн!