Период полураспада

Время от времени Джейку даже казалось, что он живёт. Он выходил на улицу. Засыпал без таблеток. Просыпался не благодаря им. И – удивительно! – мог без них проводить день; обедать, над чем-то смеяться, смотреть смешные видео, танцевать под смешную музыку, быть смешным. Друзья радовались безудержно, бабуля всех богов благодарила; серьёзно, они вместе ходили даже пару раз в церковь и оставили где-то кому-то маленькое языческое жертвоприношение. «Не ягнята, конечно, — прошелестела тогда бабуля, — но ты большего и не стоишь». Она сказала это и посмотрела на Джейка, а Джейк посмотрел в небо и старался не заплакать: да, разумеется, он ничего не стоил, потому-то его и бросили, но зачем опять об этом напоминать; спасибо, Дирк на весь мир не растряс о том, какое же Инглиш ничтожество, никчёмное, жалкое. Ненужное. Бабуля сама чуть не расплакалась, раз триста сказала, что это шутка, а потом повела его в кино, совершенно как маленького. И Джейк чувствовал себя мальчишкой, не знающим, как неприятно бывает любить; он и не помнил уже последней поездки в город не ради каких-то врачей, не помнил, какой вкусный там бывает попкорн, на вкус очень не похожий ни на магазинный, ни на ярмарочный; как смешно сидеть на две пары очков, если кино в 3D, и бояться пошевелиться, чтобы картинка не смазалась; начнёшь ёрзать — сместится одна (или обе) из раздолбанных кучей людей линз — зрелище будет мутное, или всё поплывёт чёрными пятнами, какие ему иногда снятся в кошмарах, где он непременно слепнет, потерянный, и никто его не спасёт. Теперь точно уже не спасёт. Это как переживать несколько маленьких смертей. Сотен семь Джейк почти перенёс, и эта пара была ему уже нипочём. Он собой гордился. Им гордилась бабуля. Он мог поклясться, что и мир им гордился тоже. Город похлопывал его по плечу тёплыми юными клёнами, шептал самые последние новости из барахлящих давно магнитол, гладил вечерним ветром по волосам, целовал щёки, губы и ниже усталыми воздушными наплывами; город вёл себя так же, как Дирк; может быть, чуточку более нежно или доверчиво. Но так же. И, чёрт возьми, это было всё, о чём Инглиш мог только мечтать, и этого оказывалось достаточно. Он за неделю исходил весь город пешком, прибегал домой, падал на кровать и был абсолютно счастливым, и ему не снилось ничего о Дирке, только новые лица, мимо которых он за день проскальзывал, окрылённый своей обновлённостью, и сюжеты с ними в главной роли; столько событий, которые не случатся, столько исходов, которых Земля не увидит. В парке он видел замечательную девушку: серёжки-луны, волосы серебристые, как у русалки, старый кнопочный телефон с эппловскими наушниками; она ждала кого-то и очень хмурилась, а он мог бы подойти, купить мороженое, завязать разговор, а потом оказалось бы, что у них так много общего, так много, и грех не встретиться опять, не взять её номер или почтовый адрес (настоящий; Инглиш был уверен: она если общается с кем-то, то письмами, чтобы увидеть почерк, любимую бумагу, наличие-отсутствие вкуса в выборе этого и в выборе духов тоже); у автомата с колой он встретил мальчика, хрупкого, по-птичьи ссутуленного: лопатки торчат; и он был таким бледным, почти что серым, только глаза большие, чёрные, с огромными синяками, и красный свитер в июньское утро; возле заправки нечаянно толкнул потрясающего мужчину, подтянутого, обеспеченного, раздражённого, с которым они ездили бы за город и целовались на заднем сиденье, покуда хватало воздуха, и он осыпал бы Джейка подарками, и у них был бы ужасно горячий секс, и рядом с ним Джейк выглядел бы так юно, неопытно, неокрепше; и по городу бродят таких миллионы, разных, одиноких, незнакомых, и ни с кем у Джейка не будет общего будущего, зашедшего бы чуть дальше, чем: «Двойной шоколад, пожалуйста». — «Ваша сдача, приятного дня». Ни с кем. Ему стукнуло двадцать четыре, и он потерял первую любовь. Рокси, к примеру, была чуть старше, но не отчаивалась; Канайя с Роуз — куда моложе, но скоро женились; Джейд растила цветы и радовалась жизни, а он был глупый и от этого страдал сильнее, чем утопающий. Конечно, у Джейка практически отболело. «Практически» — это до любой новой записи на Страйдеровой странице. Инглиш старался, как мог; выбирался в город, за город, на пляж, в лес, в горы, в Интернет — и о последнем жалел лет с пятнадцати. Он заставлял себя верить, что всё у него в порядке, что он горд, независим, полон сил и флиртует (успешно!) со всеми подряд; он делал реблоги постов грустных и провоцирующих, музыкальных и текстовых, и вкладывал во всё это больше, чем следовало бы, смысла. И довольно часто он понимал: это так глупо, по-школьничьи, но не мог ничего с собой поделать; ему нужно, необходимо было доказать Дирку, что он живёт. Не существует, не волочит тушку за более сильными, а сам вдруг стал без него этим сильным, и все к нему тянутся; образ оказался сложным, но интересным; игра началась. Джейк не совсем понимал, односторонняя ли, реагировал ли Дирк на его выпады там, далеко, в Техасе, или куда его могло занести; игра была увлекательной. Тем больнее в ней было проигрывать. Джейк выглядел — Дирк был. Джейк ходил в клуб — Дирк организовывал у себя такие вечеринки, на фоне которых Четвёртое июля или Ночь Гая Фокса были детским спектаклем, организованным до ужаса плохим аниматором. Джейка затаскивали в постель — Дирк делал томный взгляд, манил пальчиком, и в его кровать прыгали сами. Джейк убеждал себя, что всё кончено, — для Дирка всё действительно кончилось, какой бы мразью он ни считал себя, каким бы виноватым он себя из-за этого ни чувствовал; Дирк распался, и его половина осталась в прошлом, а вторая успешно регенерировала, разделила себя новые клеточки, новые, безо всякой ненужной генетической памяти; Страйдер правда любил слишком долго, и ему оказалось достаточно. * «Как дети малые», — однажды подумал он и бросил игру. Джейк ждал; это была его подготовка к чему-то большему, это было его время, и оно уходило, и он наконец-то понял, что оно ушло, что Дирк его бросил и, даже встретившись где-то, случайно ли, нет ли, они не станут здороваться никогда больше. * Джейк сидит на кровати, и себя ему не собрать. Период полураспада урана длится пять на десять в девятой лет. Период полураспада Джейка… и того дольше.