Closer

Винтерфелл казался чужим, несмотря на то, что он теперь был здесь хозяином. Бесчисленные коридоры походили на каменные лабиринты, он бесцельно бродил по ним, прикасаясь ко всему, что видел. Кое-где стены были покрыты инеем, когда он дотрагивался до них, на коже оставались острые кристаллы льда. От стен веяло холодом. Место, в котором он вырос, теперь казалось незнакомым. Замок, наводнённый призраками. Его до дрожи пугал мрак, будто бы сгущающийся за спиной, тьма, гуляющая ночью по пустым комнатам, ветра, воющие из щелей, подобно древним духам. Болтоны многое поменяли, переставили, разрушили, но было то, что они не в состоянии были изменить: вид из его комнаты, число шагов до покоев отца, царапины на двери, которые они оставили с Роббом, когда играли в детстве в рыцарей. Бесчисленные метки наводняли Винтерфелл: следы их жизни, их счастья, застывшие в веках. Несмотря ни на что, было приятно заниматься восстановлением замка. Его называли королем Севера, и спустя некоторое время он перестал поправлять. Они говорили ему «Сир», «Ваша милость» — все, кроме лорда Бейлиша и его сестры. Леди Бейлиш. Когда к ней обращались — это до сих пор резало слух. Он вспомнил её одиннадцатилетнюю — ещё по-детски нескладную, но ведущую себя совсем как взрослая, совсем как её мать. Она всё время выглядела так, как будто уже носила корону. Она была невестой принца. А что потом? Жена карлика, бастарда, престарелого выскочки. Лорд Хареннхолла, Лорд-Протектор Долины, Гранд-лорд Трезубца… Он был Лордом Ничего. Джон был рад тому, что лорд Бейлиш так быстро уехал. Несмотря на то, что победа была невозможна без сил Долины, несмотря на то, что он был чрезвычайно полезен, и его помощь была необходима, ещё боги знают, сколько времени его присутствие тяготило. Особенно теперь, когда он при помощи шантажа стал членом их семьи. Нет. На самом деле — это Санса стала членом его семьи. Он просто забрал её у Джона. Они с сестрой проводили вместе не так уж много времени, в основном во время совместных трапез. Ему нравилось находиться с ней наедине, пусть даже молча, пусть даже в абсолютной тишине. Было нечто, что объединяло их — призраки. Духи отца и леди Кейтилин, и Робба и Рикона и даже Арьи и Брана. Он никогда не садился на место отца. Она никогда не садилась на место её матери. Когда обмен новостями заканчивался, когда они оба замолкали, начинался настоящий семейный ужин. Они переносились на много лет назад, слушая звенящие голоса детей. Они смотрели на отца, улыбались матери, ощущали запахи любимых блюд, чувствуя, как те дни постепенно умирают в темноте. Но всё же это было лучшее время в течение всего дня. Они снова были детьми — прекрасными и непорочными. Они снова были собой. Джон предпочел бы навечно остаться за этим обеденным столом. Только та жизнь, погребённая временем, только та жизнь стоила его борьбы. Реальность врывалась в их мир внезапно, что-то происходило, открывалась дверь, и люди, которых там не должно было быть, наводняли комнату. Призраки исчезали. «Леди Бейлиш», — произнесла служанка, подавая Сансе свиток с отпечатком пересмешника на сургуче. Сестра не поморщилась, услышав это обращение, более того, на долю секунды её лицо просветлело. Лорд Бейлиш писал довольно часто и подробно, но, насколько Джон знал, Санса редко отвечала ему и всегда очень коротко. Правда, в последнее время воронов не было, но он никогда бы не подумал, что сестра может ждать письма. Он видел, как она пытается скрыть нетерпение, как деланно безразлично бросает: «Я потом прочту…» — откладывая свиток. Впиваясь в него глазами. Всё сжалось у Джона внутри. Что если он ошибся в ней? Что если лорд Бейлиш отнимет не только её имя, но и её душу? Что если она родит от него детей? Он знал, что последнее невозможно. Насколько он понял, в брачную ночь между ними ничего не было. Лорд Бейлиш отсутствовал уже пятый месяц, и всё шло как нельзя лучше. У него и так было множество дел и собственных интересов, но Джон намеревался загрузить его дополнительными поручениями, дабы оградить сестру от его присутствия на максимально долгий срок. А затем настанет то время, когда лорд-выскочка больше не будет им нужен. Его волновали только руки сестры, излишне сильно сжимающие столовые приборы. Когда наступит подходящий момент, Джон должен был быть уверен, что эти руки не дрогнут. Он почувствовал, как она вздрогнула, когда накрыл её ладонь своей. Ободряюще улыбнулся, желая, чтобы ей передались вся его сила, вся уверенность. Он хотел, чтобы она поняла, как важно для них быть вместе. Как важно для них быть только вдвоём.