Closer

Он давно не чувствовал в себе такой ярости, не ощущал себя таким ничтожеством. Он привык не сожалеть о содеянном, но, о боги, как же он сейчас сожалел! Он оставил её униженную и жалкую, лежащую поверх деловой переписки на дубовой поверхности его письменного стола, запачканную его спермой и кровью. Он никогда не забудет, как замерли в ужасе её зрачки, когда он разрывал ей платье. Он никогда не перестанет ненавидеть себя за это. Распахнув дверь в одну из комнат, он в ярости опрокинул зеркало, услышал, как зазвенели по каменному полу тысячи стеклянных осколков, понадеялся, что ночь сохранит в тайне следы его несдержанности. Он закрыл лицо руками и в изнеможении опустился на стул. Внутренности сжались в тугой узел и внешне он тоже сжался. Он ощутил, как что-то солёное и горячее катится по его лицу. Как можно было поддаться порыву? Как можно было в одно мгновение разрушить все то, к чему он шёл долгие месяцы, нет, годы? Он до сих пор видел её губы, изогнутые в кривой презрительной усмешке, когда она называла его ничтожеством. Всё, чего он хотел, это чтобы она любила его! Он так хотел, чтобы она его любила! Но теперь все потеряно… уничтожено. Он не мог представить, что ему пришлось бы сделать, чтобы снова заслужить её расположение, её доверие. Боги, она ведь ему доверяла! Что это было? В нем взыграла гордость? В нем взыграла похоть? Он убил бы кого угодно и за меньшую боль, нежели та, что он ей причинил. Боги, теперь ведь он будет для неё всё равно что Рамси, всё равно что этот безумный бастард! Он не знал, за что больше ненавидит себя: за то, что совершил, или за то, как наслаждался этим. Несмотря на обиду, несмотря на физическую боль, ему ещё никогда не было так хорошо. Её мольбы, её просьбы, её угрозы — только распаляли. Её укусы, раны, которые она наносила своими губами и своими руками — только распаляли. Он всё ещё чувствовал на себе аромат её соков, её пота, её духов. Его тело всё ещё пахло актом этой гнусной любви. Он хотел было послать за водой, чтобы смыть с себя все запахи, как хотел бы смыть воспоминания о произошедшем, но передумал. Вместо этого он лёг в постель, поглубже зарывшись в шкуры. Он лежал, ощущая вокруг себя жар и почти осязаемый мрак, желая, чтобы его сердце просто перестало биться. Он ощущал её так, как будто она и теперь была рядом, как будто он и теперь сжимал её бедра, закидывая длинные ноги на свои плечи. Хуже всего было то, что он всё ещё хотел её. Он бы вернулся, чтобы снова взять её, даже если бы она рыдала, он бы повалил её на шкуру у камина, лег бы сверху, прижимаясь к её разгоряченной промежности. Она была бы такой влажной. Он бы зарывался в её волосы, трахая её до изнеможения. До того момента, пока ему не было бы достаточно. Ему никогда бы не было достаточно. И не всё ли равно, что она будет чувствовать, если для него всё потеряно, если она никогда его не простит? Он был так счастлив, когда она вышла за него. Когда он наблюдал за тем, как она идёт к нему на встречу в богороще, такая красивая, свежая, словно морозный воздух, ему казалось, что это сон. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ему было так хорошо, когда он взял её силой. Внутри, она была узкой, словно девственница, снаружи — неистовой, будто дикая волчица. Пока он был в ней, ему казалось, что он забывает дышать, в голове путалось, в глазах мутнело. Всё, что он чувствовал — это пульсацию по всему телу, сконцентрировавшуюся на одной его части. Он чувствовал только жажду, которую был не в силах утолить. Он желал её во всех позах сразу, желал, чтобы она умоляла, угрожала, была ему благодарна, стонала от удовольствия, осыпала его проклятьям, рыдала, просила, называла его по имени, раздирала его кожу, шептала ласковые слова, выкрикивала его имя во время оргазма. Он всё бы отдал, чтобы снова ощутить её тело, яростно извивающееся под ним, увидеть белоснежную грудь с красными следами от его пальцев, наблюдать за тем, как она кусает собственные губы, пытаясь сдержать стон. Он и правда ничтожество, она была права. Жалкий слабак, снедаемый демонами прошлого и настоящего, отвратительное чудовище, уничтожающее всё на своём пути. Не в силах сдерживаться, он разрыдался. Солёные слёзы прожигали разорванную кожу, ему нравилось напоминание о той боли, которую он ей причинил. Он так хотел, чтобы она его любила!