Closer

Метель гнала нас вперёд. Я двигался в окружении всадников посреди заснеженной пустыни. Мы были лишь точками на поверхности бесконечного полотна. Вокруг расстилалась только белая холодная смерть. Такая же прекрасная, как кожа на твоих запястьях. Я никогда и ни с кем не чувствовал такой сильной связи, как с тобой. Никогда и ни с кем. Чем дальше я отъезжал от Винтерфелла, тем сильнее натягивалась связующая нить. Я ехал прочь, но моё сердце оставалось в стенах замка. Я застрял навеки в твоих глазах цвета небесной лазури. Конечно же, я оставил тебе пять сотен человек, этого бы хватило для недолгой обороны, но куда ни кинь взор, вокруг не было крупной силы, которая могла бы напасть на Винтерфелл, так что это было сделано, скорее, для моего спокойствия. Если бы только этого было достаточно для того, чтобы обрести покой. Прикрывая веки, я каждый раз видел твоё лицо. С каждым километром всё сильней чувствовал гнёт разлуки. Я не должен был позволять себе такой сильной привязанности. Но я позволил. Я не помню, когда начал тебя обожать, когда стал желать столь неистово, не помню, когда ты затмила Кэт в моих мыслях. Я не знаю, почему меня так задело то, что ты пытаешься мной манипулировать. Ведь я так часто использовал тебя. Так часто, что перестал замечать, как лгу, перестал различать собственное притворство. Возможно, я верил в то, что ты способна меня понять, разделить мои стремления. Я верил в то, что ты оценишь величие моих амбиций, что не ужаснёшься чудовищности средств. Ты сказала мне так много в тот вечер, слишком много, чтобы я мог пробыть в Винтерфелле хоть одну лишнюю минуту. Ты назвала меня ничтожеством, никем, говорила, что ненавидишь меня, что желаешь мне смерти. Мне было так больно, что лучше бы ты ударила кинжалом в спину. Только не ты. Но я помню слёзы в твоих глазах, которые я видел, очнувшись после горячки, это было так реально. Ты не желала мне смерти тогда, хотела, чтобы я жил. Мейстер сказал, что ты не отходила от моего ложа неделю. О чём ты думала, сидя у моей постели? Ты по мне горевала? Прости меня, за всё прости. Я убил бы себя, если бы только был сильнее. Но ты права, я слаб, я ничего не могу. По правде говоря, я не пережил бы и половины твоих бед. Ты моя беда, моё несчастье, моё горе. Ты горше самого жестокого разочарования, болезненнее самого тупого клинка. Моя любовь — это жалкое оправдание для слабости, которая гонит меня двигаться вперёд. Я всегда хотел быть чем-то большим, нежели грошовый лорд с убогих земель. Я хотел оставить своему потомству нечто большее. Величие. Власть. Силу. Железный трон не совместим с простым человеческим счастьем. Бремя власти обрекает на одиночество. Но увидев тебя, я убедил себя в том, что всё может быть по другому. Я был не в силах от тебя отказаться даже ради всех престолов этого мира. Я был не в силах отказаться от надежды на то, что ты сможешь меня полюбить. Никто не любил меня, кроме матери и Лизы. Моя мать умерла. Я убил Лизу собственными руками. Убил единственную женщину, которая была готова всё для меня сделать — ради призрачной тени твоей любви. И я бы сделал это снова. И снова. И снова. Даже зная, что ты никогда не будешь мне благодарна. Я просто не мог по-другому. Никто никогда не хотел меня видеть, у меня не было родных и не было друзей. Я долгое время жил в мире иллюзий, играя в чертогах Риверрана. Пока я был ребёнком, я мог быть кем угодно: рыцарем, лордом, королём. Я жил под крышей Великого Дома, притворяясь, будто это и мой дом. Только вот я был там чужим. Я везде был чужим. Ничто меня не ждало, кроме покосившейся башни на Перстах. А потом появился свет. Будто солнце на мгновение выглянуло из-за туч. Я увидел мельчайший проблеск надежды на то, что смогу получить всё: власть, признание, любовь. Я понял, что смогу получить всё это через тебя. Ты должна ненавидеть меня за это, я и правда слаб: поддался искушению последовать за светом. Я помню, как ты впервые улыбнулась мне в Королевской Гавани. Ты поправила свою сестру, вежливая девочка, но про себя сама называла меня Мизинцем. Воспоминание как будто из прошлой жизни. Подумать только, тогда ты была ещё ребенком, а неделю назад ты звала меня по имени, умоляя. После того, как я тебя изнасиловал. Правда в том, что я не могу остановиться, не могу отказаться от того, кем хочу быть, это значило бы утратить свет, утратить смысл моей жизни. Я всегда хотел быть чем-то большим, чем имя на могильной плите. Моя плита заросла бы травой. Никто бы не пришёл ко мне. Не пролил бы слёз. Но я видел, так же ясно, как небо над головой и землю под ногами, яркий свет, манящий вдаль. Лестницу, возникающую из хаоса, ведущую в бездну. Я хотел быть чем-то большим. ___________________________________________________________________ Я сидела на постели, чувствуя себя абсолютно обессиленной. Мои руки безвольно висели, словно верёвки, голова поникла, будто увядший цветочный бутон. Я подняла глаза, и упёрлась взглядом в зеркальное отражение, не узнала себя в бесцветной, сгорбившейся фигуре. Глаза будто бы потеряли цвет. Словно вся синева вымылась солью. Я подошла ближе и положила ладонь на холодную поверхность стекла. Ярче всего во мне сейчас были нити чуть вздувшихся вен. Я больше не сияла, постепенно исчезая среди теней. Чем больше времени проходило с твоего отъезда, тем сильнее я ощущала, как что-то натягивается внутри. Как будто была некая цепь: один конец обвит вокруг моей шеи, другой у тебя в руках, и чем дальше ты отъезжал, тем меньше было воздуха. Я вышла, чтобы прогуляться по замку, хотела отвлечься, но на самом деле искала следы твоего недавнего присутствия. Доказательство твоего существования. Лучше чувствовать тоску, чем ничего не чувствовать. Я заглядывала в комнаты, но находила там только холод, выглядывала из окон — и видела только снег. Я застыла в нерешительности у дверей твоего кабинета, зашла внутрь, будто в трансе. Я сжала руки в кулаки, сжалась, стараясь не дышать, как будто воздух был отравлен. Я всегда любила наблюдать за тобой, когда ты работал, ты был так безмятежен, погружённый в паутину своих интриг. Я хотела быть чем-то большим, чем часть твоего грандиозного плана. Я хотела быть. Я легла на шкуру, вытянувшись у пустого камина, шерсть обволакивала меня, на месте пылающего пламени красовалась только горсточка пепла. Интересно, что ты чувствовал, беря меня силой? Тебе понравилось? Тебе было приятно? Знаешь, я всегда хотела, чтобы в подобный момент, в то мгновение, когда мы всё-таки станем близки, ты видел только пустоту во мне, я хотела, чтобы ты чувствовал только разочарование. В тот вечер всё было именно так. Всё было так, как я хотела. На самом деле я хотела иного. Я никогда бы не сказала вслух и никогда бы не позволила себе думать, что могу желать быть частью тебя, быть членом твоей семьи. Я привыкла думать, что ты — чудовище, не замечая, что сама стала чем-то худшим. Ты прав: я хуже, чем моя мать, я не заслуживаю любви, я никогда никого не любила достаточно сильно. Людское обожание доставалось мне легко, я вызывала симпатию, лишь взмахнув ресницами, я вызывала восхищение, лишь назвав свое имя. Старк. Я была так горда, как будто единолично совершила все подвиги своих предков, я была так скромна, как будто фамильная добродетель была моей врождённой чертой. Я принимала как должное помощь и даже жертвенность. Я считала, что ты недостаточно хорош, чтобы быть моим мужем, но правда в том, что это я недостаточно хороша. Я была не права, сказав, что ты — ничто без меня. Без меня, ты всё ещё будешь Петиром Бейлишем, лордом ничего, который зашёл так далеко, что не может сделать и шага назад. Ты будешь первым из своего Дома и, возможно, первым своего имени, в то время как я перестала представлять из себя хоть что-то, прекратив носить имя Старк. Я шептала, словно заклятье: я — Санса Старк, окружая, себя символами своего Дома, но по правде, даже если бы ничего не случилось, даже если бы мой отец остался в живых, меня бы выдали замуж, я прославляла бы Баратеонов, Тиреллов или кого-нибудь ещё. Я была не ценнее разменной монеты. Я хотела, чтобы ты ценил меня больше, чем другие. Я хотела, чтобы ты ценил — меня.