***
Было абсолютно недопустимым врываться в её покои без приглашения — ни с точки зрения этикета, ни учитывая скандальный характер их отношений, но он был вне себя и потому сделал это. Леди Санса стояла у зеркала в расшитом золотом парчовом халате, её длинные волосы, ещё не убранные в прическу, сияли на солнце. Она сама сияла. Окружавшие её фрейлины взвизгнули, едва он вошел, а леди Санса, заметив в зеркале его отражение, прогнала их нетерпеливым движением руки. Обернувшись, она сцепила руки и слегка наклонила голову, прежде чем спросить: — Должна быть веская причина… Её лицо было тёмным, несмотря на льющийся на него солнечный свет, и глаза были тёмными. И потому, хотя лорд Алекин вовсе не хотел быть резким, он всё же спросил, прервав: — Ты знала, что так будет? Она непонимающе вскинула брови. — Леди Лейвна… что она умрёт. Ужас на её лице был неподдельным, и это его успокоило. Она отшатнулась от него прежде чем, сглатывая, спросить: — Как? — Её нашли в озере, только что. Ты что-нибудь знаешь об этом? Во взгляде леди Сансы промелькнула ярость, но её голос был удивительно тихим и мягким: — Почему ты спрашиваешь? Ему должно было быть стыдно за свои подозрения, но вместо этого стало жутко. — Из-за тех писем, которые я передавал. Я думал, что это для того, чтобы свести леди Нору с сиром Джулианом, но это ведь не так? Его вопрос повис в воздухе. От тишины звенело в ушах. Где-то за окном слышался звук ветра, путающегося в листве, и людские голоса, звучащие радостно и безмятежно. Голоса тех, кто ещё не знал. Там, за окном, утро было невинным, в нём не было смерти. Он смотрел на белое лицо своей возлюбленной, отмечая то, как болезненно ярко сияли её синие глаза, смотрящие обескураживающе прямо и в то же время скрывающие что-то. Так смотрят дикие звери, загнанные в угол. Хищные звери. — Что было в тех письмах? — в отчаянии повторил он вопрос, осознавая, что звучит жалко, слыша, как срывается голос, уже зная, что именно может услышать. Она покачала головой, и глаза хищника выпустили из себя крупную, как горошина, слезу. — Я не хотела, — сказала она тихо и твёрдо, — этого не должно было произойти. Внутри лорда Алекина всё задрожало, а затем разбилось, и он сам задрожал, а потом рванул к окну и распахнул ставни. Это не помогло. Женщина, которую лорд Алекин Флорент любил больше жизни, его свет, его солнце, его весна, предала и его и их любовь. Потому что разве не предательство: обмануть доверие, использовать его в качестве орудия убийства и за невинностью спрятать звериный оскал? Он почувствовал в сердце остервенение, несвойственное его натуре. Нечто такое, чего он не ощущал даже в бою, даже потеряв всё, даже находясь на краю гибели и абсолютного краха. Развернувшись, лорд Флорент одним движением опрокинул стол. Его возлюбленная вздрогнула и попятилась назад, она назвала его по имени, но от этого стало только хуже. — Зачем ты это сделала? — закричал он, вглядываясь в её лицо, теперь так явно напоминающее маску, — зачем, Санса?? Зачем? Что она тебе сделала такого, что заслужила смерть?! О, боги… да что бы она ни сделала, ей ведь было шестнадцать… Леди Санса закрыла лицо руками и снова замотала головой, а затем, отняв руки, скрывающие слезы в широко раскрытых глазах, с надрывом повторила: — Алекин, я этого не хотела. — А чего ты хотела?! — воскликнул он, ощущая, как мир, сжавшийся до пространства комнаты, побывать в которой он так давно мечтал, рушится. И то, что ранее казалось благословением, оборачивается проклятием. — Зачем вообще было ей вредить? Леди Санса промолчала, но он видел, что у неё был ответ. — Из-за того, что она сказала про тебя и твою семью? Ведь то были слова глупого завистливого ребенка! Неужели не понятно! Или может ты оскорбилась за честь Мизинца?! — последние слова, он выплюнул, захохотав в нервном припадке. — Ты же не могла… — шептал он на выдохе, смеясь. — Ты не могла… не могла. Леди Санса не двигалась, словно выжидая, обдумывая, ища пути к отступлению. Он и раньше замечал за ней эти повадки, но списывал всё на годы, проведённые в Королевской Гавани среди чудовищ и монстров в золотых одеждах. Теперь лорд Алекин видел: она сама была одним из тех чудовищ, от которых он хотел оберегать её, и золота на леди Сансе Бейлиш было предостаточно. А затем послышался вопрос: — Ты кому-нибудь рассказал? Так вот что на самом деле её волновало. Он схватил её за руку и с силой сжав, процедил сквозь зубы: — Та девушка захлебнулась водой и тиной и лежит разве что не в холщовом мешке, среди мух. Всё, что её ждёт теперь — холодная земля, где она будет гнить, пока ты пьешь борское золотое, наряжаешься в драгоценности и спокойно спишь в мягкой тёплой постели! А всё что тебя волнует — рассказал ли я кому-то о тех письмах?! Боги, Санса! — схватив её за плечи, лорд Алекин с силой её встряхнул, — Ты убила человека! Ты понимаешь? — Чего ты от меня хочешь? — воскликнула она, вскинув на него отчаянный взгляд. — Видят боги, я не желала ей смерти! Это была правда. — А чего ты желала ей? Что было в тех письмах? Какое отношение имеет к этому сир Джулиан? Леди Санса осеклась и опустила взгляд, приобняв себя рукой. Её губы дрожали, а слёзы продолжали беззвучно течь по лицу. Он вспомнил гадкую ухмылку леди Норы — и всё понял. — Всё верно. Ты не желала ей смерти, лишь бесчестья. Всего лишь сломать жизнь, не отнять. За то, что она сказала тогда. Только за одну фразу. Леди Санса посмотрела на него как-то странно— так, будто надеялась на поддержку или понимание с его стороны. Лучше бы он разбился на смерть на турнире. Лорд Алекин подошел к ней вплотную и приобнял за талию. Он ощутил, как бешено колотится её сердце в хрупкой оболочке мягкого живого тела. Он укрыл ладонью её щеку и тонким аккуратным движением очертил линию подбородка и скул, стирая солёную жидкость с поверхности её кожи, ровной и бархатно-нежной. Затем он поцеловал её, проклиная и наказывая себя этим поцелуем, чувствуя не тепло, а лишь разрывающую на части боль. А оторвавшись, подождав пока она приоткроет глаза, он выдохнул прямо ей в рот неистово и жарко: — Будь проклят тот день, когда я увидел тебя и полюбил. Будь проклят тот день, когда я не позволил тебе умереть. Ты не женщина, а чудовище. Не бойся, я никому не скажу ни о тебе, ни о письмах. Можешь вздохнуть спокойно. Но не обольщайся более относительно моих чувств к тебе. Эта любовь умерла. Моё молчание не ради тебя, а ради чести моего Дома. Молись Семерым, Санса. Я тоже о тебе помолюсь. Она кивнула в ответ, проглатывая слёзы и покачнулась, когда лорд Алекин отпустил её. Он поспешил выйти вон, борясь с желанием просить у неё прощения, успокоить, вырвать и бросить к ногам леди Сансы свой собственный язык. Лорд Алекин Флорент отдал бы многое в обмен на сладостное забвение. Блаженны забывающие, ибо не помнят они ошибок своих.***
Он нашёл свою жену в углу комнаты, на полу, прижавшейся спиной к стене. Парчовый халат сполз с её плеч, обнажая шёлковую сорочку и кожу, которая, несмотря на многие месяцы проведенные в Просторе всё ещё была бледнее, чем у других. Он перешагнул через опрокинутые бумаги и чернильное пятно, зловеще расползшееся по ковру, и опустился рядом с Сансой на одно колено. Дотронувшись до её плеча, он ощутил дрожь, словно в лихорадке, и всерьёз забеспокоился о ее здоровье. Она подняла на него широко раскрытые красные глаза с маленькими блестящими капельками влаги на ресницах. Глаза, в которых застыл ужас. Он давно не видел её такой. А потом она открыла рот так, будто и вправду собиралась закричать, но её лицо лишь исказилось в гримасе крика, из горла же не вырвалось и звука. Она обняла себя руками и медленно качнулась вперёд, втягивая ноздрями воздух. Он всегда был беспомощным перед её болью. Не смел утешить, когда другие унижали и обижали её. Но то было раньше, не теперь. И пусть она сама была причиной его боли и отчаянья, это ничего не значило и не меняло. Она была его женой, не только перед людьми и богами, Санса была женой в его сердце. Она была его… Поэтому он обнял её, не обращая внимания на слабое сопротивление, и крепко прижал к себе. Позволил ей уткнуться себе в грудь, чтобы она могла спрятать лицо, заглушить всхлипы и слушать, как спокойно и ровно бьётся его собственное сердце. Будто ничего не произошло. Она вначале упёрлась в него руками, а затем до боли сжала его плечи, стискивая зубы, пытаясь совладать со своими чувствами. — Тшшш, Санса... — успокаивающе прошептал он. — Что такое? Что случилось, девочка? Она протестующе замотала головой, зарываясь в него ещё сильнее. Он оперся спиной о стену, устраиваясь в углу по-удобнее. Нежно поглаживая Сансу по волосам, начал осматривал следы разрушения в комнате: помятые бумаги, прижатые к полу корпусом стола, колыхающиеся от порывов ветра, разбитую пиалу, на осколках которой ещё не высохли полупрозрачные капельки травяного чая. В тех каплях отражался солнечный свет и зелень из опрокинутого цветочного букета. Раньше он не замечал за ней таких порывов. Всё ещё судорожно всхлипывая, Санса переместила голову на его плечо и потерлась щекой о ключицу, устраиваясь. Минут десять они молчали, и он уже думал, что жена успокоилась и задремала, как, наконец, она произнесла: — Лейвна Рован мертва. — Я знаю, — ответил он спокойно. Она приподнялась и посмотрела на него снизу вверх, смущённо и осторожно. Он слегка улыбнулся ей, не только губами, но и глазами, и погладил по голове. Санса сглотнула и, не отрывая взгляда от его лица, сказала: — Я этого не хотела. Он усмехнулся и прикусил губу, собираясь сказать колкость, когда увидел, как настороженно жена следит за его реакцией. Она говорила серьёзно. Боги, да что с ней такое? Он стёр с лица насмешку и глубоко вздохнул, наблюдая за её нетерпением и нервозностью. — Я знаю, — просто ответил он. — Конечно, ты не хотела, птичка. Это просто случайность. Несколько мгновений Санса не двигалась, мышцы на её лице и теле как будто закостенели. Затем её брови дёрнулись к переносице, с дрожащих губ сорвался стон не то отчаянья, не то облегчения, а из глаз потекли слёзы. Она закрыла лицо руками и почти прокричала: — Я этого не хотела! Я не хотела! Не хотела! Этого не должно было произойти! Я не хотела, слышишь!!! Так вот, что её мучило? Чувство вины. Ощущение, которое он загнал в себе достаточно глубоко, чтобы оно не тревожило мыслей и снов. Но он хорошо понимал, что она испытывает. Он никогда не убивал своими руками, но был достаточно умен, чтобы четко осознавать свою роль в том или ином несчастье. Санса не плакала так, когда они убили лорда Ройса, но то было вопросом выживания и власти, а эта девочка никому ничем не угрожала, на её месте могла быть любая, и в то же время там могло никого не быть. Лейвна Рован умерла по недочёту, потому что его жена не всё просчитала, и потому что сама жертва оказалась слишком слаба. В конце концов, он верил в то, что каждый определяет свою судьбу. Да, он подтолкнул Неда Старка к правде, но не та погубила его, а собственные принципы. В тоже время, хотя не он занес меч над головой Неда, но был тем, кто дернул за ниточки, заставляя кукол ожить. Нельзя было знать наверняка, как много крови они захотят. Это можно было назвать издержками профессии. И всё же он хорошо понимал её боль. К такому тяжело привыкнуть, и даже тогда, когда привыкаешь, невозможно не помнить, что именно ты такое и как много сделал. Воины тешат себя иллюзией о том, что их право на убийство оправдано жизнью и долгом, а война за короля и родных священна, но смерть есть смерть. Ты слышишь последний вздох своего врага и отнимаешь у него не только следующий, но отнимаешь всё, что он видит вокруг, и небо над его головой, и каждый день из многих, что он провел бы под этим небом. Даже один день — это очень много. Но в отличие от воинов, они с Сансой были скорее охотниками, расставляющими ловушки. У жертвы всегда был выбор. И пусть на ней будет часть вины за неосторожность и глупость, когда за манящим сиянием желаемого не была увидена опасность, за наивную уверенность в том, что не случится ничего плохого. В конце концов, он и она стали охотниками после того, как сами попались, от того и сострадание. Они помнили боль от защёлкнувшегося капкана. — Санса… Санса! — позвал он осторожно, но настойчиво, стараясь вырвать её из цепкой хватки болезненных переживаний. Она подняла к нему голову, прислушиваясь, но посмотрела лишь мельком, с испугом и горечью, словно не веря в происходящее. — Птичка… — снова позвал он, добавив в голос тепла, звуча ободряюще и нежно. — Я знаю, что ты этого не хотела, милая. Так бывает. Это не твоя вина. — Она умерла из-за меня, — отчеканила Санса с горечью. — Не ты толкнула её в воду, — возразил он, заправляя прядь волос ей за ухо. — Она сама. Санса снова отрицательно покачала головой, скривив губы. Её лицо раскраснелось и опухло от долгого плача. — Петир… — произнесла она, кажется только за тем, чтобы схватиться за его имя, как за соломинку. Не бойся девочка, я тебя вытащу. Он положил руку на её сонную артерию, прощупывая сбивчивый пульс, а затем подтолкнул под подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Подумай, милая: с тобой случались вещи и похуже, но ты всё ещё дышишь. Почему? Санса промолчала, ожидая его ответа. — Потому что ты сильная. С тобой никому не справиться. Боль проходит, унижение забывается, людские голоса замолкают. Всё проходит и меняется, пока ты дышишь. Живи — и всё можно изменить, но прерви эту жизнь — и то, что приносило боль, останется в вечности, а образ, которого ты стыдилась, навечно отпечатается в людском сознании. Ты не убила себя в Королевской Гавани и не убила себя в Винтерфелле, а Лейвна Рован убила. Она, не ты. — Но… я желала ей зла… — Уверен, это было обоюдно. Только у тебя хватило мозгов и смелости осуществить задуманное. — Она бы ничего не сделала. — Мы не знаем, сделала бы или нет. Она была нелояльна. Может быть, Лейвна Рован стала бы опасной, а может и нет. Да, ты сделала многое для того, чтобы опорочить её, но и такое можно скрыть или даже обернуть в свою пользу, только, видимо, для неё репутация была дороже жизни. Ирония в том, что теперь начнется расследование, и о том, что произошло, о причинах, по которым она утопилась, узнают все. Не преуменьшай значение выбора, Санса и не бери на себя больше, чем нужно. Ты не убивала Лейвну Рован. Выслушав его тираду, Санса кивнула, не поднимая на него глаз, а затем произнесла так тихо, что он едва расслышал. — Он сказал… я — чудовище… — Кто? — … Алекин. Он выдохнул, сдерживая ярость, ощущая, как играет желваками. Пекло! Гребанный… Перед тем, как начать говорить, он сделал свой голос мягким, звучащим почти дружески-насмешливо, так, если бы говорил с самым раздражающим на свете человеком: — Лорд Флорент ничего не знает о чудовищах. Кого из них он встречал? Санса неуверенно пожала плечами. — Но ты встречала, ты знаешь. Король Джоффри был чудовищем. Ублюдок Рамси Болтон был чудовищем… Я — чудовище, но не ты. — Ты не чудовище, — быстро возразила она, вырвав у него усмешку. — Птичка, — ласково прошептал он, целуя жену в лоб, — значит ты — тем более нет. Санса обняла его, уткнувшись в основание шеи, и сцепила руки у него на спине. От неё пахло дорогим жасминовым маслом и болезненным чувством вины. Он представил тело лорда Алекина Флорента, болтающегося в петле. Он больше никому никогда не позволит ломать его Сансу. Не с тех пор, как она стала леди Бейлиш. Все, кто расстраивают её, сгинут в луже крови с вывороченными наружу кишками. Он помог Сансе подняться, а затем уложил в постель и укрыл одеялом. Сделав пару шагов в сторону, заметил, что её взгляд в отчаянии бросился за ним, так будто она боялась, что он её оставит. Никогда. Налив из чудом уцелевшего графина стакан воды, он вложил его в руку жены и присел рядом. — Всё будет хорошо, — прошептал он, ласково поглаживая Сансу по голове, — мы всё исправим. Я всё исправлю. Она взяла его руку и сжала, а затем закрыла глаза и, кажется, впервые задышала ровно, засыпая. Он продолжил сидеть рядом, замерев, боясь пошевелиться и потревожить её покой. — Отдыхай, птичка, ты не такая… Как все.