Closer

Счастливое и губительное. Чувство волнения. Когда проснувшись утром, заглянув друг другу в глаза, они находили себя птицами с крыльями подрезанными, запертыми в клетке одного и того же изъяна. Неназванного. Есть слова, что никогда не звучат. Но так и поют: в каждой ласке и взгляде, в каждом ударе, в каждом: «Я так тебя…» Когда она была сверху, её волосы рассыпалась и струились по плечам вниз, оттеняя мрак, лежащий между грудей и между ключиц. И еле слышный шёпот был слаще, чем пение самых диковинных птиц. И громче всех голосов в его голове. И потому он сказал ей о том, как она красива. В каких именно местах. И промолчал о том, какой, по сравнению с его сердцем, она теперь казалась сильной. Словно и не было никогда слёз в её глазах. Словно он присвоил себе все её слёзы. Потому что до встречи с ней он лет пятнадцать не плакал. А теперь чувствовал, как сдавливается грудь, когда он глядит на существо, возвышающееся над ним, одновременно беззащитное и опасное, весёлое и преисполненное глубокой грусти, девочку и женщину, руководствующуюся чувством долга и неверную жену, соучастницу преступлений и мать его ребёнка. — Не видел ничего красивее, — сказал он. То была не самая изящная фраза. Но она — расцвела. Должно быть, от искренности, что обычно так сложно подделать. Она наклонилась, словно божество. Прикоснулась руками к его лицу. И улыбнулась. Она сказала, что у него красивые глаза. Сказала, что они похожи на припорошенные снегом ветки хвои, сквозь которые пробивается солнце. Никто никогда не говорил ему ничего подобного. Никто никогда не выворачивал его душу наизнанку, не освежёвывал с такой нежностью. Ни с кем другим он не чувствовал себя так, словно стоит высоко в горах и не может надышаться воздухом, сладким и упоительным. И так сложно, до боли в груди, дышать.  — Я не говорил тебе, птичка… спасибо. Но она не поняла. — Ты родила мне ребёнка… Никто никогда не делал для меня так много. Она положила голову ему на плечо и заискрилась, пылая, словно восходящее солнце. Она ни с кем не ощущала себя так, словно тело, пронзённое множеством горячих лучей, распадается и сияет. Становясь чем-то большим. Чем-то лучшим. И всё это он с ней делал. Своими словами и взглядом. И чем-то ещё, что она чувствовала, но не могла описать. Никогда и ни с кем, она не была так счастлива. Никогда и не с кем.

***

— С днем имени, птичка, — прошептал он, аккуратно убирая прядь с её лица. Ты стала совсем взрослой. Солнце приближалось к полудню, но свет едва пробивался через тяжёлые тёмные шторы, протягиваясь, словно длинные пальцы, к их обнажённым, завёрнутым в шёлк телам. В ответ Санса лишь вздохнула и улыбнулась уголками рта не открывая глаз. — Как хочешь провести этот день? — спросил он. — Вот так, как сейчас, — ответила жена, устраиваясь поудобнее. Он усмехнулся. — Заманчиво, но наверняка будут те, что захотят поздравить тебя. Мы ведь договорились с тобой о небольшом приёме. — Небольшой прием: это я, ты, Эйлин… Джон. А не все те люди, что придут. — Ты знаешь, зачем это нужно… — пропел он, нежно выводя пальцем узоры на её плече, словно повторяя вышитый золотом орнамент на укрывающем их балдахине. — Подари мне, пожалуйста, свободу от всего этого, — попросила Санса. — Не получится. Я уже купил тебе подарок, милая, — ответил он. — Меняю его на свободу. — О, тебе он понравится. Ты не захочешь его обменять, — возразил он, качая головой. — У меня много украшений, — сказала жена, пожимая плечами. Он прицокнул, недовольный её предположением. — Это не украшение. Санса усмехнулась и, дотронувшись языком до его уха, нежно облизнула мочку, а затем прикусила и прошептала: — Неужели… голова королевы? В ответ он с головой накрыл жену простынёй и, притянув сильнее к себе, заткнул её рот своими губами. — Даже не верится… — с наигранным удивлением проговорил он, отрываясь. — Что? — переспросила она игриво и жарко, с трудом вдыхая. — Стала ещё на год старше, а на вкус всё такая же сладкая… прямо как в первый раз. — Это ты про тот раз, когда ты сказал, что мог бы быть моим отцом? Боги! Петир! Это было ужасно! И сейчас ты тоже отвратителен, — заливисто рассмеялась она, легонько ударяя его в грудь. — Неужели? Мне тут недавно сказали о том, что у меня очень красивые глаза, — проговорил он, издеваясь. — Да, — согласилась Санса, — красивые, но ведёшь ты себя отвратительно. И я больше никогда ничего хорошего тебе не скажу. Ты всё используешь против меня! — Я всё использую против всех, — возразил он. — Но не против меня, — поправила жена, улыбаясь, заглядывая ему в глаза. — Да, не против тебя, — согласился он. — Ладно, что за подарок? — спросила Санса, выпутываясь из его объятий и приподнимаясь в постели, обмотавшись простынёй. Он заложил руки за голову и призывно вздернул брови, любуясь её растрёпанной причёской, лёгким румянцем и соблазнительным блеском чуть припухших губ. — Ты же от него отказалась. Санса склонила голову набок, смотря на него серьёзно, с укоризной. В ответ он лишь пожал плечами, как бы показывая, что ничего не в силах поделать. Она наклонилась и, упершись подбородком ему в живот, посмотрела на него снизу вверх. — Ты купил мне лошадь? — Нет… — усмехнулся он. Тогда она дотронулась языком до его кожи и прочертила полоску вниз, щекоча его своим дыханием, прикосновением губ и волос. — Экипаж? — С фантазией у тебя не очень хорошо сегодня, птичка. Он выдохнул, ощутив тонкие движения горячего языка, касающегося его бедер, а затем ещё кое-что, заставившее его схватиться за шёлковую простыню руками. — Санса… Ответа не последовало, лишь прикосновения, заставившие его прикусить губу и шумно выдохнуть через нос, а затем машинально прогнуться, ощущая дрожь волнения и наслаждения. Он прикрыл глаза, молясь лишь о том, чтобы Санса не останавливалась. Нежно провел рукой по её волосам и плечам, с трудом сдерживая стоны. Теряя контроль, он ощущал своё тело так, как будто оно ему не принадлежит. Не узнавал глубокую хрипотцу в голосе и свои желания, что зациклились на ощущениях роящихся внизу живота, ласкающих и жалящих. Он не узнавал свои мысли и свой внутренний голос, настойчиво молящий о продолжении и завершении, о том, чтобы этот момент не кончался. Внезапно темп стал мучительно медленным и он машинально поддался вперед, но затем усмехнулся и попросил: — Милая... — ...Санса... это не честно. — ...Птичка... — ... ну хорошо, я скажу... только... Судорога наслаждения стрелой пронзила его тело, заставляя выгнуться и машинально сжать ткань в руке, в попытке удержаться, остаться в границах своего тела и этого мира. Он притянул жену к себе и, подмяв под себя, поцеловал, а затем укусил в шею, проникая руками между её бедер, вырывая с её уст молящие хныкающие звуки. — Нет... — воспротивилась Санса, — ты обещал сказать! — Я и скажу, — пообещал он, нежно оттягивая её нижнюю губу зубами, — ...сразу после...

***

Когда они наконец сравняли все счёты, она получила в руки свиток, который он выудил из горы бумаг на своем столе. Как и была, взмокшая и растрёпанная, она выхватила бумагу у него из рук и опустилась на подушки, разворачивая свиток, искоса посматривая на посмеивающегося мужа, которого эта ситуация очень веселила. Она машинально пригладила волосы, вытирая капельки пота со лба, вчитываясь в то, что было написано в бумагах. — Что это? — недоумённо переспросила она, понимая смысл написанного и всё же не вполне понимая происходящее. — Купчая, — пояснил муж, вскидывая брови. Она ещё раз пробежалась глазами по выведенным строкам. Сглотнула, стараясь не радоваться раньше времени, не показывать своих эмоций. Петир, наблюдающий за её реакцией, едва сдерживал ликование, он весь светился, очевидно довольный тем, что придумал такой подарок. — Ты даришь мне корабли? — переспросила она, всё ещё не веря. Ощущая горячую волну счастья поднимающуюся от сердца к самому горлу и выше, заставляя в глазах щипать. — Да, — подтвердил он, чуть наклоняя голову и игриво улыбаясь, — три прекрасных корабля... для моей... — он подошёл ближе и, взяв её руку, приложил к губам, — ...для моей будущей королевы и, что важнее, моей любимой жены. Она с трудом выдавила из себя улыбку и, выдернув руку, обняла его, стараясь не заплакать. Уткнувшись лицом в шёлк накинутого на него халата, она крепко сжала плечи мужа, чтобы ощутить поддержку и удержать себя от проявления более сильных эмоций. Она ощущала, как размашисто гулко бьется её собственное сердце. Петир не видел её лица, и потому она могла не сдерживать широкую улыбку. Он подарил ей корабли. Не очередную красивую безделушку, не романтический жест и пустые обещания. Он подарил ей корабли — свободу и возможность самой вести дела. Она трепетно поцеловала его в основание шеи, а затем чуть выше за ухом, с наслаждением вдыхая его аромат. Её будоражило и влекло открытие о том, что Петир не просто очень хорошо её знал, но и верил в неё, верил ей. Он подарил ей корабли — как равной.