Closer

То был в каком-то смысле момент их триумфа. Едва пришла весть о смерти Алекина, как обе стороны обвинили друг друга: в самосуде и в укрывательстве доказательств. Были и те, кто считал, будто в этом деле всё не так просто, многозначительно указывая на тот факт, что лорд Флорент служил вполне конкретному человеку — Тириону Ланнистеру, Деснице Королевы. А кто предал одного короля, предаст и другого. Она сидела в своих покоях за круглым резным столиком, сложив руки на коленях, и смотрела на букет цветов, что муж привёз ей накануне, вернувшись из деловой поездки. Он сказал, что ездил в Старомест, чтобы осмотреть ещё одно заведение, которое якобы хотел приобрести. Но разве такой важный момент не требовал его присутствия в Хайгардене? Она всё время была рядом с королевой, стремясь настроить ту на правильный лад, умело подогревая ненависть к сиру Джулиану. То было не сложно: они обе были женщинами, которые знали, что такое насилие. Рассматривая полевые цветы — розовые, белые и голубые, — что стояли перед ней в позолоченной вазе, так явно не соответствуя обстановке, она задавалась вопросом, где на самом деле был Петир, когда Алекин повесился, а его труп обгладывали дикие животные. Сира Бейлора Хайтауэра также не могли найти. Говорили, что дорнийцы убили его за помощь в укрывательстве родственника, а Рованам, семье его жены, придётся вновь устраивать похороны и утирать слёзы плачущих женщин. Она положила руки на подлокотник кресла и повернула голову к окну, расслышав шум, доносящийся с улицы. Раньше по всему замку раздавались песни и смех, но теперь их сменили угрозы и лязгание метала. Королеве и Безупречным с трудом удавалось погасить беспорядки. Десница подозревал в случившемся врагов королевы, на это указывал наёмный убийца, которого схватили во дворце прежде, чем он смог навредить королеве. Тот убийца был из Браавоса, и потому была выдвинута версия, что ему заплатили господа из залива Работорговцев. Они с Петиром знали, что происходящее может показаться слишком гладким Варису и Деснице, и потому подстраховались заранее, выдвигая возможных кандидатов на роль кукловодов. Оставляя себе роль беспомощно дергающихся кукол. Тьма не просто сгущалась над двором Матери драконов. Тьма была повсюду. И она, Санса из дома Бейлиш, сидящая в кресле напротив полевых цветов, была той, кто эту тьму создал. Фрейлины, до того занимающиеся своими делами — вышиванием или болтовней, — побросали всё, кинувшись закрывать окна, думая, что доносящиеся ругань и звуки борьбы смогут её потревожить. Не зная, что то была музыка для её ушей. Она вынула из букета колокольчик, изящно болтающийся на тонком стебле, и поднесла к губам. Её будоражил и жалил яд подозрения, разливающийся в крови. Петир не был в хорошем расположении духа, вернувшись с той поездки. Она вспоминала его лицо, и ей не за что было зацепиться. Он сказал, что всё прошло хорошо, но дорога его вымотала, а затем лёг спать. В ту ночь она смотрела на цветы, стоящие рядом с постелью, пока засыпала, обнимая мужа. Ведь он обещал ей. Поклялся, что не тронет Алекина. Он дал ей слово. Этим утром, когда они остались одни, сразу после известия о смерти её возлюбленного, и она смогла дать волю слезам, он был рядом, обнимая, держа её за руку. Её душило и сковывало чувство непоправимой потери. Она заглянула ему в лицо, внутренне сжимаясь от ужаса, даже не спрашивая, обвиняя: — Ведь ты поклялся! Ты мне обещал! Петир поднял вверх развёрнутые ладони и сказал: — Я не имею к этому отношения. Клянусь. Он сказал это так просто. А затем добавил, тише, почти нежно: — Пожалуйста, птичка, поверь мне. Она ощутила, как крупная горячая слеза медленно ползёт вниз по её щеке, а затем падает на ожерелье, лежащее на ключицах. Она наклонила голову и посмотрела на мужа в безмолвном укоре, приоткрыв губы во вздохе, что так и не прошелестел между ними. Рассматривая маску на лице Петира: морщины у глаз, еле заметную дрожь его зрачков, зачаровывающий танец губ, что складывались в ровные и красивые заверения о верности и правде, она вдруг увидела происходящее со стороны. Ей было больно, очень больно. Потому что тот, кто любил её, умер ужасной смертью. Потому что тот, кого любила она, её предал. Она выдернула из букета цветок клевера, а затем ещё один и ещё. Ненавидя даже не Петира, а себя — за то, что поверила ему, попалась в искусно расставленные силки. Он умело манипулировал её чувствами. И она всегда это знала. Так что заставило её поверить, что в этот раз всё будет по-другому? Ей хотелось остричь свои волосы. Вдребезги разбить всё, что могло разбиться в этой шикарно обставленной комнате. Она испытывала, острый, с трудом сдерживаемый импульс уничтожить всё, к чему он прикасался. Вытравить Петира из своего тела и сознания. От обуревающих чувств её тошнило, побелевшие ладони потели и тряслись, но всё, что она могла себе позволить, это задумчиво вертеть в руке розовый цветок

***

Оливия видела, что её госпожа не в порядке. Ещё накануне казни леди Санса выглядела больной: мертвенно-бледной, с лихорадочным блеском в глазах. С Лордом Бейлишем миледи старалась выдавливать из себя улыбку, но Оливия замечала, как тяжело ей это давалось и как быстро менялось лицо леди Сансы, едва Мизинец отворачивался. Эти двое были ласковы и внимательны друг к другу, но напряжение между ними ножом можно было резать. Обычно леди Санса не скрывала своё недовольство мужем, и от того Оливия не понимала, почему сейчас та прячет чувства за плотно сжатыми губами. Ещё более странным показался Оливии разговор с лордом Варисом, во время которого леди Санса оставила её стоять за закрытой дверью. После того разговора состояние госпожи стало ещё хуже. Как Оливия ни выпытывала, леди Санса не сказала ни слова. Лишь нервно дотронулась до лба, словно смахивая дурные мысли. И вложив в руку Оливии массивный перстень, один из тех, что имел потайное отделение с ядом, попросила убрать подальше с глаз. Перерыв все шкатулки Оливия нашла ту, что стояла дальше всех, из красного дерева, и положила украшение рядом с серебряной брошью в виде пересмешника.