***
Spot - Jed Kurzel
Она поняла, что муж знает о кольце с ядом в ту ночь, когда горел Хайгарден. Глаза Оливии казались невероятно близкими, широко распахнутые от ужаса, зловеще блестящие в окружении тёплого света свечей. Словно два туннеля, ведущих в преисподнюю. — Я положила кольцо рядом с брошью в виде пересмешника, миледи. И та брошь сейчас на нём..., — ударил по её сердцу испуганный шёпот. Служанка говорила что-то ещё, но она больше не слушала, ограждённая от остального мира, словно стеной — паникой, леденящей и цепкой. «Да. Я нашёл», — вспомнилась ей странная фраза, та, что муж бросил, до боли сжимая её кисть. Она ощутила себя так, словно оказалась в подземелье Красного замка. Совсем одна. В кромешной тьме. Передвигаясь на ощупь, она не видела даже своих рук, слушая лишь собственное испуганное дыхание. — Что он сделает с вами, миледи? — спросила Оливия, очевидно принимая её оцепенение за бездействие. Что он с тобой сделает? — Ничего он не сделает, — прошептала она, принимаясь как ни в чём не бывало расчёсывать волосы. Ощущая, как болезненно быстро забилось сердце. С недоумением отмечая рваное дыхание, с тихим шелестом срывающееся с губ. — Миледи... — Оливия посмотрела на неё с тревогой и сочувствием. Она не хотела плакать перед прислугой, но заплакала, вспоминая Королевскую гавань и ощущение западни. Тогда она бросила Шае с презрением: «Мизинец не влюблён в меня!» А теперь проговорила, оборачивая на Оливию умоляющий взгляд, так, словно это служанка выносила смертный приговор: — Он ничего мне не сделает. Он меня любит! — Миледи... — покачала головой девушка. — Любит вас больше собственной жизни? Ведь это кольцо означает, что вы замыслили его убийство... — Я бы не смогла! — заявила она, не вполне понимая, правда это или нет. Она любила и ненавидела его. Хотела свободы и сходила с ума, лишь только представляя его мёртвым. «Пожалуйста!» — внутренне просила она, ощущая, что кричит в пустоту, в бездну глубокого старого колодца, в чьи тёмные воды она всматривалась в детстве, ещё живя в Винтерфелле. Есть тьма, что тебя никогда не оставит. Есть желания, которым суждено исполниться. Так чего ты хочешь? О чём ты просишь, обливаясь холодным потом и замирая внутри? О том, чтобы он никогда не делал с тобой того, что делал? О том, чтобы на его убийство тебе не хватило сил? Голос Оливии звучал совсем близко, и в то же время как будто издалека, эхом: — Он не поверит вам. Даже если захочет, не сможет. На кону будет его жизнь. Посмотри в колодец, Санса. Что ты там видишь? — Что вы будете делать, миледи? — спросила Оливия тихо, но настойчиво, подойдя к ней почти вплотную. — Нам нужно действовать быстро. Боги. Боги. Боги. Разве я могу? Она закрыла глаза, собираясь с мыслями, с духом. Не замечая слёз, что крались, словно тени, по её лицу. Зная, что служанка внимательно слушает, она проговорила очень тихо: — Запомни всё, что я сейчас скажу...***
Спустя месяц пребывания в монастыре, она выучила устройство этого маленького мира наизусть. Считывая обитателей, их тайные слабости, печали и радости, она находила в людях уязвимые места так же, как видела гниль на деревянных перекладинах или цепь трещин на старом фундаменте. Она знала: не бывает ничего монументального, всё и всех можно сломать. Не пытаясь завоевать расположение, она молча наблюдала со стороны за особенностями быта этих одиноких женщин. За каждой из них стояла боль: несчастная любовь или обнищавшая семья, позорная связь или муж, стремящийся присвоить состояние. Так мало нужно для того, чтобы лишить женщину всего. Петиру это ничего не стоило. В какой-то степени она отдавала должное чудовищности участи, которую муж для неё уготовил: годы и годы одиночества, во время которых её разум и сила будут угасать, подтачиваясь бессмысленными изнурительными послушаниями и обетами. Внутренними криками, которые никто не услышит. Другие септы посмеивались над ней, думая, что она из упрямства не идёт с ними на контакт. Каждая из женщин внутренне злорадствовала, ожидая, когда именно она, Санса, в полной мере осознает и примет свою участь. Когда станет такой же, как они. Впрочем, она видела также несколько сочувствующих взглядов, брошенных в свою сторону — от тех, кто видел в ней слабую и запутавшуюся женщину, отлучённую от света и семьи. Большинство из обитательниц монастыря слышали о ней очень многое: невеста принца, дочь и сестра предателя, жена карлика, жена бастарда. Жена Мизинца. Самая благородная женщина Вестероса. Она была кем-то вроде легендарной химеры. Невозможной. Невообразимой. И наверное, если бы не стража у ворот, септы разорвали бы её на маленькие кусочки, только бы приобщиться к той жизни, что была навечно закрыта для них. Только бы воочию увидеть, правда ли кровь в её жилах такая же голубая, как глаза. Но чего они не знали, хихикая над ней, обсуждая и жалея, так это того, что не ей нужно было опасаться их, а им опасаться её. Потому что она, несмотря на то, что ела то же, что и они, одевалась так же, как они, и спала на жёсткой, выламывающей спину постели так же, как и они, была не такой, как прочие. Она была волком в овечьей шкуре. О чем её муж их и предупреждал. А они не обратили внимания. То ли из самоуверенности, то ли из небрежности. Потому, когда наёмники, нанятые Оливией по её приказу на деньги лорда Хантера, выломали ворота и убили часовых, септы пытались сопротивляться. Они схватили её и заперлись вместе с ней, ожидая, что она будет умолять или попытается их подкупить. Но пока на улице шёл бой, она спокойно вышивала гобелен, казалось, нисколько не интересуясь собственной участью. Септы шептались меж собой, намереваясь отправить ворона лорду Петиру. Уж он разберётся в происходящем, найдёт управу на свою порочную жену. Он накажет. Сломает. Победит. В ответ на эти домыслы она лишь дёрнула губами, складывая их в лёгкую улыбку, и продолжила выводить рисунок золотой нитью. Придавая своей работе последние штрихи. Она знала, что первое, что сделают её люди, оказавшись внутри стен, — убьют всех воронов. Когда наёмники выломали дверь, им не пришлось оружием расчищать себе путь, потому что перепуганные септы все как одна вжались спинами в стены. Она усмехнулась и вздохнула, любуясь своей работой, и обернулась лишь тогда, когда подошедшая сзади Оливия, положив руку ей на плечо, спросила: — Успели закончить гобелен? О! У неё было на это достаточно времени.***
Под Fever Ray - The wolf
We go out in the morning Down the trail To somewhere You are the sound that I hear We are not standing We are falling Woooooooooooooooooooooooooo
Оливия хорошо выполняла свою работу, и потому они заранее знали, где именно будет лорд Бейлиш. В одной из своих деловых поездок, всего в сутках изматывающего пути среди пустых чёрных полей, обледенелых, но ещё не припорошенных снегом. Леди Санса, обычно быстро устающая в дороге, проехала весь путь верхом, не позволяя останавливаться на отдых или ночлег. Она так и не сменила монастырскую одежду, лишь накинула поверх грубый мужской плащ. Словно зверь, одержимый запахом крови, она знала, что жертва в западне, и не могла думать ни о чём другом. Когда они оказались на месте, стояло ранее утро. Молочный туман смешивался с паром, вырывавшимся из их лёгких и из ноздрей загнанных лошадей. — Убить их всех, — сухо приказала миледи перед тем, как отряд ворвался на постоялый двор. Оливию ужасало и завораживало холодное сосредоточенное спокойствие, что было в этот момент во взгляде её хозяйки. Они постояли какое-то время снаружи, молча ожидая, слушая звуки боя, пока наёмники вырезали застигнутую врасплох охрану лорда Бейлиша. Когда всё было готово, леди Санса убрала прядь волос с лица и двинулась вперёд, не заботясь о том, что платье испачкается в грязи и крови, словно то была не окровавленная человеческая плоть, вырезанная кусками, а алые ягоды, выброшенные на землю, раздавленные тяжелым прикосновением сапог, превратившееся в багровое месиво. Они поднялись по лестнице, прошлись по веранде, направляясь в самый конец коридора. Миледи ни разу не замедлила шаг. Она не мешкала, когда перед ней открыли дверь и показалось побелевшее лицо лорда Бейлиша. Оливия никогда не видела его таким. Леди Санса осмотрела фигуру лорда равнодушным взором и бросила взгляд на окруживших мужа наёмников. Считывая безмолвный приказ, те насильно поставили лорда Петира на колени. — Я бы сказала, что если в следующий раз решишь избавиться от меня, лучше доведи дело до конца, — спокойно проговорила она, — но следующего раза не будет. — Санса! — воскликнул лорд Бейлиш, пытаясь подняться, но наёмники снова поставили его на колени, с силой сжав плечи милорда, сминая дорогое сукно из которого был пошит бархатный тёмно-серый камзол. — Я бы не оставил тебя там навсегда! Ты же знаешь! Я не причинил бы тебе вреда! Оливия следила за лицом своей госпожи и не могла прочесть, о чём та думала. В этот момент леди Санса казалась абсолютно непроницаемой. — Я тебе больше не верю, — ответила она всё так же ровно, — и больше не нуждаюсь в тебе. Лорд Петир наклонил голову и умоляюще посмотрел на жену. — Птичка... давай поговорим, вдвоём, без всего... этого. Ты можешь мне верить, ведь я... никогда на предавал тебя, — попросил он, сглатывая, и примирительно поднял вверх ладони. — Помнишь, ведь я всегда был на твоей стороне. — Ты всегда был на своей стороне, — поправила леди Санса, сцепив руки в замок, — и всегда делал лишь то, что считал нужным. Ей не пришлось подавать знака. Наёмники знали, что делать, и уже доставали широкий шелковый шнур. Оливия слышала, что так убивают знатных господ за Узким морем. Без крови. — Я всегда любил тебя, — продолжил лорд Бейлиш, всматриваясь в лицо жены. И от этой фразы леди Сансу передёрнуло, как от пощёчины. — ...И всё же ты продавал и предавал меня, — ответила она голосом, отчего-то низким и хриплым, и, замечая, как на шею мужа закидывают петлю, сделала шаг назад, к двери. — Санса! — воскликнул он, пытаясь вырваться. — Прошу! Я люблю тебя! Я так сильно люблю тебя! Не делай этого! Санса! Ты для меня — всё! Оливия никогда не думала, что увидит слёзы в глазах Мизинца. И до последнего не ожидала, что леди Сансе хватит сил отвернуться и закрыть за собой дверь.***
Spot - Jed Kurzel
Она задыхалась. Дыши. Дыши. Дыши. Не на твоей шее петля, девочка. Что ты делаешь, Санса? ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛА? Боги. Боги. Боги. Опершись о перегородку, она перегнулась через перила, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха. Не тратя сил на то, чтобы размазать слёзы по лицу. Она не могла смотреть на то, как руки в перчатках лишают его жизни. Как хрипит его голос, искажаясь и ломаясь, словно то было не человеческое горло, а сломанный механизм. В ней не нашлось сил, чтобы наблюдать за тем, как жизнь будет покидать глаза мужа. Я люблю тебя. Я люблю твои глаза. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. ЧТО ТЫ СДЕЛАЛА? На дне колодца — что ты видишь, Санса? — Миледи? — послышался совсем рядом голос Оливии. — Вы в порядке? Она обернулась, обдавая служанку диким, обезумевшим взглядом. Вонзая ногти в ладонь, пронзая зубами губы и внутреннюю сторону щеки. Ей не было так больно, даже когда она рожала ребёнка. Неизвестно, что именно Оливия прочитала в её взгляде, но девушка схватила её за руку и проговорила: — Посмотрите на меня, миледи! А когда она, еле сфокусировав взгляд, посмотрела, служанка сказала: — Вы пожалеете об этом. Слышите? Вы ещё можете всё остановить. О боги. Нет. Нет. Нет. Нет. Что ты видишь на дне колодца, Санса? Лишь тёмные воды. Я вижу только тьму. Она рывком дёрнула дверную ручку на себя и, захлёбываясь собственным дыханием, еле удерживая в вертикальном положении тело, приказала палачу остановиться. Ей было сложно дышать. В глазах всё расплывалось, словно покрытое белёсой пеленой. Она видела Петира, согнувшегося и кашляющего на полу, держащегося за горло, на котором виднелась кровавая отметина. Что ты делаешь, Санса? Он тебя никогда не простит. Она сделала было шаг к мужу, но тот вытянул руку вперёд, приказывая ей остановиться. Что ты делаешь, Санса? Он тебя не простит. С трудом поднявшись, Петир посмотрел на неё с нескрываемыми ужасом. Будто он только сейчас увидел тьму, что она всё это время носила в себе. Она знала, что должна так или иначе от него избавиться. О содеянном не сожалей. Заглядывая в его глаза, искажённые болью и горечью предательства, она сказала: — Это большее, что я могу для тебя сделать. Ради Эйлин... Но я изгоняю тебя. Ты должен немедленно покинуть Вестерос и, что бы ни случилось, не возвращаться. В следующий раз, когда ты ступишь на эту землю, ты умрёшь. Она взглянула на мужа в ожидании ответа, но он лишь молча смотрел на неё в упор, не отводя глаз. Уродливая иссиня-красная отметина на его горле, прямо над брошью, сияла в холодном утреннем свете. Петир дышал, она видела это по поднимающейся и опускающейся груди и по пару, что вырывался из его рта, но зелёные глаза, буравящие её, были мертвы. Она открыла было рот, чтобы сказать что-то ещё, обьяснить что именно толкнуло её на этот поступок. Но встретившись взглядом с Петиром, поняла: он знает. Сглотнув, она прошлась невидящим взглядом по его фигуре и, развернувшись, вышла вон. Не видя ничего перед собой, с трудом держась, чтобы не упасть и всё же стараясь идти прямо, она миновала веранду и лестницу, прошла через двор, усеянный трупами и вышла за ворота. Она оседлала поданного коня, и ударив того по бокам, поскакала вперёд. Свита двинулась следом. Не разбирая, куда именно едет, она испытывала извращённое удовольствие, перебирая в голове всё то, что совсем недавно с такой яростью уничтожила, разорвав в клочья. Каждое воспоминание, где Петир смотрел на неё, говорил с ней, прикасался к ней. Каждое воспоминание, в котором он её любил. Ты заставила его задыхаться на грязном холодном полу дешёвого постоялого двора. Ты оставила всё то, что было между вами, медленно и мучительно истекать кровью. Растравливая себе душу, она вспомнила взгляд Петира, полный мольбы и надежды, когда он, стоя на коленях, признавался ей в любви. Это ты хотела от него услышать? В холодном бреду, что отравил сознание, она потеряла счёт времени, а когда очнулась, пейзаж и свет оставались всё теми же, так что нельзя было сказать сколько времени прошло, час или восемь часов. Так, словно она была обречена навечно остаться в самом мучительном моменте своей жизни. Остановившись, она огляделась. Вокруг было пусто, лишь стая ворон сидела поодаль, с другого края дороги. Всадники, сопровождающие её, остановились на почтительном расстоянии. Оливия, подъехала ближе и обратилась к ней, но она проигнорировала вопрос, даже не пытаясь вслушаться в смысл сказанного. Спешившись, она спустилась с дороги в поле и пошла вперёд. Чёрная земля была покрыта лёгкой корочкой льда, что трещал под её ногами. Оливия пошла следом, но еле успевала за её быстрым уверенным шагом. Наконец, отойдя от дороги достаточно далеко, она остановилась. Задрав голову, она подняла взгляд на белёсое, словно глаза слепца, небо и вдохнула полной грудью. Всё кончено. Посмотри на меня, Санса. В том колодце — что ты увидела? Своё отражение.