Сердце Стража

Мию бежит, пытаясь укрыться от невидимого преследователя в единственном месте, которое она может назвать своим настоящим домом. Ее мир монохромен, залит любимым алым. В нем не найти домов, храмов или других строений. Повсюду лишь бесчисленные деревья-исполины, хранящие в себе память о неизбывной скорби последней из рода Стражей. Их ветви никогда не знали зелени или плодов — вовек не дождаться здесь прелестной поры Ханами. Украшают однообразный пейзаж невесомые сферы, парящие над землей, большие, пугающе живые, с черными светящимися зрачками. Люди любят повторять, что глаза — зеркало души. Но только Принцесса-вампир знает, что поговорка эта — не просто метафора. Прозрачно-голубые, трепещущие, внимательно наблюдающие за каждым ее движением, эти сферы на самом деле — добровольные жертвы вампира. После каждой охоты Мию возвращается сюда, усаживается на ветку повыше, обнимает одну из них и сидит бесконечно долго, нашептывая свои секреты душе, принявшей в дар ее безнадежную вечность… Но сейчас даже здесь, в самом надежном убежище, Мию терзается страхом и неуверенностью — диковинными для всесильного Стража чувствами. Она зовет Ларву — долго, настойчиво, но Хранитель не откликается. Кажется, в последнее время он не послушен, как должно рабу. А когда все же приходит, смотрит холодно и отстраненно… Или так было всегда, а она просто не замечала? Как бы то ни было, слуга обязан выполнить приказ и защитить свою госпожу. Мию чувствует, что преследователь неумолимо приближается, почти догоняет… Страх сменяется неизвестной ей доселе паникой, и Мию прибавляет ходу, пытаясь укрыться среди гигантских деревьев. Но загадочный враг не отстает, дышит в затылок, злорадно смеется. Он уже совсем рядом, протягивает руку… Длинные когтистые пальцы с черными пульсирующими костяшками — точь-в-точь, как руки… — Ларва! — Мию с облегчением оборачивается и леденеет от ужаса, не веря свои глазам: перед ней темноволосый симма в ярко-красном плаще. — Лемур… Не может быть! Ты мертв! Мию хочется кричать, но горло сдавливает неудержимый спазм, и вместо вскрика выходит лишь полузадушенный шепот. — Какая наблюдательность! Да, Мию, я мертв — благодаря тебе. Но в небытии слишком скучно, вот я и решил навестить свою убийцу. Вижу, ты мне рада. Это приятно. И воскресший враг вновь издевательски хохочет. «Ларва приди! — мысленно кричит Мию. — Ларва!!!» — Напрасно зовешь его, — отзывается Лемур, будто слыша ее мысли, — он больше не придет. Да и зачем? Сама подумай: ему только выгодна твоя смерть. — Нет! — ноги девочки вдруг подкашиваются. Мию падает на землю, царапая колени о сухие, жесткие корни. — Ты лжешь! Ларва не оставит меня… Убить симма Страж может и одна, без помощи Хранителя, но Мию чувствует, что силы впервые покинули ее. Она совершенно беспомощна, и Лемуру ничего не мешает единственным заклинанием уничтожить ее. Остается лишь надеяться, что Ларва появится до окончания разговора — это единственный шанс спастись… — Тогда почему же он не приходит на зов? — усмехается ее мертвый враг. — Посмотри правде в глаза, Мию: когда ты умрешь, он станет свободным. Ведь едва ли Рэйха, или кто там тебя заменит, возьмет его в услужение. Ларва нужен только тебе. Но вот досада — ты не нужна Ларве! И у него есть, к кому возвратиться. Туда, где его до сих пор ждут — дома. А не в этом жутком склепе. И Лемур театрально передергивает плечами. — У Ларвы давно уже нет прошлого, — возражает Мию, — его место рядом со мной. И он не гнетется этим. — Ты совсем ничего не знаешь о нем… Думаешь, у него нет своих желаний? Даже если и так — без тебя он научится желать вновь! Думаешь, он верен тебе? Но его сердце тебе не подвластно. Ведь у симма оно тоже есть. Хотя откуда тебе, полукровке, об этом знать? Ты никто, нелепая ошибка, ненасытный кровосос, жаждущий только крови, не способный ничего давать взамен. Даже вечная жизнь, которую ты предлагаешь людям за их кровь — грубая подделка. Кто захочет провести вечность в твоем пустом, унылом мире? — Не смей со мной так разговаривать, ты, сбежавший симма! Я даю защиту людям от монстров, вроде тебя! Эту обязанность делит со мной Ларва. У нас одна судьба на двоих, так определено уже давно, и не в твоих силах разрушить эти узы! — Ах, как романтично! И до чего банально: вечность вместе. То, о чем обычно грезят глупые люди… Ты думаешь, Ларва не знает о твоих мечтах? Он смеется над ними! Посмотри на себя: ты ребенок, никогда не вырастешь и не станешь женщиной. Тебе нечего ему дать! Одни лишь твои приказы, твои желания и капризы. И бесконечная жажда… Ларве они уже осточертели! Может быть, он жалеет тебя, поэтому играет роль безотказной жилетки и по совместительству объекта твоих наивных фантазий? Но вообще-то мужчины не выносят женских слез… Бедный-бедный Ларва! Мию смотрит снизу вверх на врага. Он открыто смеется над ней, а она ничего, совсем ничего, не может сделать! Слова воскресшего Лемура больно жалят ее, но не в характере Стража сдаваться. Уступить бродячему симма — она тоже не в праве. Хотя он вот-вот разорвет ее на куски, кажется, голыми руками. — Я приказываю, — шепчет она со злым упрямством, впиваясь пальцами глубоко в грубую землю. — Ларва, ты не можешь ослушаться! Приди! — Повинуюсь, — наконец отзывается далекий и долгожданный голос. Между деревьев к Мию быстро приближается Ларва — почему-то без маски, но в своем неизменном плаще. И Мию вдруг чувствует, что ей трудно дышать. Она не может отвести глаз от такого родного и прекрасного лица. Она ищет в нем отчуждение, ненависть или презрение, в которых только что убеждал ее Лемур, но находит лишь тревогу и нежность. Впервые Мию почти физически больно от осознания красоты своего слуги. Кажется, с приближением Хранителя ее силы тоже возвращаются. И если нужно убить Лемура во второй раз, она без промедления сделает это. Верный слуга, тем временем, подходит, глядя только на нее, и, кажется, не замечает врага вовсе. — Ларва, — голос Мию по-прежнему срывается, но она изо всех сил старается говорить властно, — Лемур здесь! Каким-то образом он вернулся! Убей его! Но Хранитель не выказывает удивления и не пытается отгородить от опасности. — Лемур давно мертв, Мию. Его здесь нет. — Но… — Посмотри. Здесь только мы вдвоем. И больше никого. Мию растерянно крутит головой и понимает, что Ларва прав. Лемур пропал, будто его и не бывало… Что за наваждение? Зато собственная беспомощность вдруг заставляет ее испытывать необычное стеснение перед слугой. Принцесса жаждет скрыться от пристального взгляда карминовых глаз и, противореча самой себе, вновь пытается отослать его. — Раз так, уходи. Кажется, ты не очень-то спешил на зов… Но юноша не двигается с места и качает головой. — Позволь мне остаться. Эта простая, так искренне прозвучавшая просьба вдруг прорывает брешь в растревоженном, измученном сомнениями сердце Мию: глаза ее наполняются слезами. Она тщетно пытается с собой справиться: — Ни к чему. Лучше уйди. Но он снова не слушается. Вместо этого опускается рядом и бережно ладонью вытирает бегущие по ее щекам слезы. Страж плачет… Хорошо, что Рэйха не может проникнуть сюда и насладиться таким желанным для нее зрелищем. — Я беспокоюсь о тебе, Мию. А ты снова гонишь меня? Позволь мне утешить тебя и высушить твои слезы… — Ты не обязан делать это! — Обязан. Должен. И хочу. Мию, мое место — рядом с тобой. Всегда. Самообладание окончательно покидает Мию. Горькие рыдания душат ее больнее вампирической жажды. Она чувствует себя такой одинокой сейчас… Совсем, как в те времена, когда была человеком… Ларва решительно поднимает плачущую девочку с земли и пересаживает к себе на колени. — Ларва, ты ненавидишь меня, я знаю! Я чувствую! И я не хочу… принуждать тебя… Отпусти! — Мию, посмотри на меня. Посмотри! Ты как-то говорила про свое сердце — так прислушайся к нему. Разве я тебя ненавижу? Разве хочу уйти? — Ты просто жалеешь меня… — упрямствует Мию, безуспешно пытаясь перестать всхлипывать. — Я обожаю тебя. Ты знаешь это. С самой первой секунды служения тебе, я твой навсегда. Вспомни! — Нет! Ты просто исполняешь мои желания — поэтому так говоришь! Говоришь то, что я хочу слышать… Мию хочет возразить что-то еще, но не успевает — Ларва решительно накрывает ее губы своими. Длинные когтистые пальцы ложатся девочке на затылок, другой рукой юноша крепко прижимает ее хрупкое тело к себе. Целуется Ларва жадно, жестко, глубоко, не делая скидки на неопытность девочки, без привычной заботы и нежности. Ей страшно до головокружения — совсем как когда-то, когда она впервые испытала жажду крови. А Ларва не останавливается и не дает опомниться. Оторвавшись от искусанных им губ, он покрывает быстрыми, колкими поцелуями ее лицо: глаза, лоб, щеки, спускается к уху и шее. Мию начинает бить дрожь. Все происходит так стремительно, что она не успевает осознать толком происходящее, а цепкие до боли объятия не позволяют вырваться или хотя бы отстраниться. Она слышит, как дыхание юноши становится с каждой минутой тяжелее и неровнее. Чувствует, как губы его скользят теперь медленнее, теряя прежнюю хаотичность. Язык влажно скользит по чувствительной коже, нарочито витиевато, умело, неторопливо. — Мию, — шепчет он и игриво прикусывает острыми клыками чувствительную мочку уха, — Мию… «Что? Что ты делаешь, Ларва?» — хочется спросить ей, но голос опять не слушается, а мысли разлетаются испуганными пташками, оставляя вместо себя оглушающую пустоту и неверие в реальность происходящего… В последнее время фантазии о возможности сближения с Ларвой стали частыми и навязчивыми. Мию раздражалась, когда ловила себя на них. Она понимала, что они неправильные, вот только объяснить себе в чем, с каждым днем становилось все сложнее… И разраставшиеся, подобно сорняку в благодатной почве, сомнения почти убедили ее, что грезы эти невозможны. Но вот это самое невозможное происходит прямо сейчас. Должно ли радовать это очарованную Принцессу-вампира или оскорблять? Она не испытывает ничего из этого. Пока действия Ларвы ее только пугают, и по силе страх этот и близко не сравнится с появлением его воскресшего друга. Но еще больше пугают Мию пробуждающиеся, неведомые чувства, о которых так много говорят люди, но которые до сих пор не были ей доступны. И она сама ощущает себя не могущественным, грозным Стражем, а маленькой одинокой девочкой, не ведающей истинного зла, но уже полной предчувствия оного… Как целую вечность назад, когда она вправду была такой… Ларва, придерживая за затылок, опрокидывает ее навзничь. Нависает сверху, щекоча лицо девочки светлыми прядями, прижимает собой к земле и свободной рукой ловко развязывает шелковый оби. Алое кимоно распахивается, заставляя Мию испуганно ахнуть. Она пытается отстраниться — Ларва держит ее мертвой хваткой, стремится оттолкнуть — он перехватывает и заводит за голову руки, хочет приказать — затыкает ей рот новым насильным поцелуем. Мию никогда не видела Ларву таким — неуправляемым, дерзким, настойчивым. Безжалостным. Умелый и ненасытный любовник, со знанием дела он разжигает в девственном теле ответный огонь желания. Не знает Мию, сколько сердец было разбито когда-то красавцем — западным симма, сколько влюбленных душ было выпито до того, как им овладела честолюбивая мечта присвоить силу Стража и стать во главе великого рода. Эта часть его жизни до сих пор была скрыта во тьме вечного рабского служения. …Скользкая ткань предательски легко ползет с плеч, обнажая острые ключицы. Мужские пальцы не останавливаются, бесстыже гладят беспомощное тело, нагло ласкают небольшие, но уже развитые груди, когтями скользят вниз по выступающим ребрам, дразняще обводят темнеющую впадинку пупка. Когда Ларва в очередной раз прерывает поцелуй, чтобы вобрать в рот бледно-розовый сосок, девочка всхлипывает тихо и так горько, что юноша, наконец, замирает, поднимает взгляд на ее заплаканное и совсем бледное лицо, всматривается в полные растерянности и боли янтарные глаза. — Не надо меня бояться, — говорит он ласково, — Мию, мы же оба этого хотим. Как ты можешь сомневаться во мне? Ей ничего не стоит одним приказом остановить творящееся бесчинство. Но вместо этого она перестает сопротивляться, закрывает глаза, чтобы не видеть его мучительно красивого лица, и беспомощно шепчет: — Не надо, пожалуйста… Ларва прекращает свои настойчивые ласки, но по-прежнему удерживает Мию в железном кольце объятий. — Позволь, я расскажу тебе о своих желаниях. Не тех, что одолевали меня прежде, а тех, что рождены вечностью рядом с тобой. Я мечтаю разжечь в тебе новую жажду, прежде тебе не знакомую. Ты много раз наблюдала ее в людях, любовалась и восхищалась ей, а иногда сочувствовала. Это жажда близости, другого тела… жажда физического воплощения любви, соития тел. Если ты хочешь познать это — почему бы и нет, Мию? Никто не вправе указывать тебе или запрещать. И я хотел бы научить тебя этому. Слишком смело для меня — мечтать о таком? Он аккуратно разводит коленом ей ноги и чувствует, как начинают подрагивать узкие девичьи бедра. — Ты столького еще не знаешь обо мне, Мию! Я могу показать тебе совсем другую сторону человеческого мира. Для меня это было бы счастьем, ведь эта тяга — зов твоей крови: я беспрестанно мечтаю стать с тобой единым целым. Но и в тебе течет моя кровь… Скажи, Мию, чувствуешь ли ты то же? Он опускается на нее всем телом — бедра к бедрам, так, что Мию чувствует его возбуждение и чуть заметную дрожь нетерпения. — Поэтому, если надо, то до конца нашей общей вечности, на коленях, я буду умолять тебя стать моей. Ты думаешь, что вынуждаешь меня? Но, посмотри, я едва могу сдерживаться, чтобы не овладеть тобой прямо сейчас… Решать тебе, Мию. Скажи мне: чего ты хочешь на самом деле? Я буду счастлив выполнить любое твое желание. Только не забудь, что у меня тоже есть сердце… И никогда не сомневайся, что оно принадлежит тебе. Ларва больше не ласкает ее — он ждет ее слова. — Так что же, Мию? Твои чувства взаимны и желание у нас обоюдное. Этого ты хочешь? Счастлива ли теперь? Мию распахивает глаза, встречаясь с потемневшим взглядом юноши. Его вернувшаяся покорность и ожидание внезапно отрезвляют Стража, помогая стряхнуть с души тяжелый, опьяняющий дурман и вспомнить самую себя — не прежнюю девочку, а ту, кем она является сейчас. Ее тело, сжатое в железных тисках горячих рук, напрягается. — Нет! Отпусти меня, Ларва! Он отпускает ее мгновенно и послушно отстраняется, словно ждал именно такого ответа. Страсть и неповиновение слетают с Хранителя, словно ненужная маска: гаснет непреклонное вожделение в карминовом взгляде, уступая место знакомой нежности, губы раздвигаются в мягкой улыбке. Он поднимает свою госпожу, единым невесомым движением отряхивая ей спину от жухлой земляной ветоши, заботливо натягивает на нее одежду, плотно запахивает полы кимоно… Мию смотрит с недоумением и обидой. — Зачем, Ларва? Зачем ты так? — Чтобы вернуть твое доверие, Мию, — говорит он серьезно, лишь на дне нечеловеческих глаз вспыхивает неожиданное озорство. Шок понемногу проходит, уступая место предсказуемой злости. — Вернуть доверие — изнасиловав меня?! Ларва!.. — Вернуть его, отыскав в твоем сердце правду. Ты думала, что я не хочу тебя. И страдала от этого. И не хотела верить моим словам и даже клятвам… Как еще я мог объяснить тебе, что ты ошибаешься? Но на самом деле, правда не в этом. Теперь ты видишь, Мию? — О какой правде ты говоришь? — Ты и сама знаешь… — Нет! Я не понимаю… — Просто доверяй мне, как прежде. Мию, ты сама недавно сказала, что я никогда не лгу тебе. Мию с минуту смотрит него, и глаза ее полны сомнения — в отличие от спокойного и уверенного взгляда Хранителя. Очень медленно она делает шаг навстречу, а потом вдруг стремительно бросается в объятия юноши. — Я верю… верю тебе! — и он с облегчением прижимает девочку к себе. — Но все равно не понимаю… Что происходит, Ларва? Он гладит ее по волосам, легко целует в темную макушку и тихо шепчет ей на ухо, прикасаясь сухими губами: — Это все лживые грезы. Просыпайся, Страж Мию.