У тебя мое фото на рабочем столе

В небе громыхает. Видимо, будет гроза. Нет, ну надо же быть таким кретином, а? Значит так: если через полчаса Холмс не появляется — Джон уходит. Уходит, чтобы восхищаться своим новым кумиром исключительно на расстоянии. Но, видимо, отделаться от этого наваждения так просто ему не дано. Ровно через двадцать девять минут дверь открывается, и на пороге появляется детектив собственной персоной. Совсем не такой, как на фото, живой, настоящий. Он такой… такой… Джон задумывается: обычно о знаменитостях говорят «ослепительный», «сияющий», «блистательный», но это все не то. Холмсу скорее бы подошли эпитеты «серебристо-сумеречный» или «туманный», если бы так вообще можно было характеризовать людей. Ватсон немного теряется и даже чуть отступает назад, глядя, как этот ни на кого не похожий человек пренебрежительно окидывает взглядом группку фанатов и решительным шагом идет мимо, почти сразу переходя на бег. Ну вот и посмотрел. Доволен теперь? Холмс вдруг замирает и оборачивается, пронзая внимательным взглядом толпу. Джон чувствует, как пара особенно впечатлительных девушек в шаге от него, кажется, всерьез приготовились рухнуть в обморок от счастья, свалившегося на них в лице направившегося в их сторону Шерлока Холмса. Взгляд Холмса, пронзительный и цепкий, останавливается прямо на Джоне. — Что вы здесь делаете? Тон у него требовательный и решительный. Но… что он имеет в виду? Может, с кем-то перепутал? — Я… — Ватсон совершенно сбит с толку. — Я… ну, вроде как… э-э-э… стою. О Боже, ну что за… — Ясно, — Холмс хмыкает. — А где же кепка? Если это попытка поиздеваться, то ничего у него не выйдет. — Мне не идет, — Ватсон с вызовом вскидывает взгляд. — Вам, кстати, тоже не особо. Где-то позади раздается возмущенный возглас. Да они же его разорвут, стоит Холмсу уйти! Не поможет даже армейский опыт. Но вот сам детектив, похоже, совершенно не злится. Вместо ответа он подходит еще ближе, наклоняется так, что прядь его волос касается шеи Джона, и шумно втягивает воздух где-то в районе его воротника. Ватсону безумно хочется прикрыть руками внезапно заполыхавшие щеки. — Врач, — резюмирует Холмс. — Хм, хороший врач? Да, кстати, имя не определить по запаху. — Джон Ватсон, — Джон протягивает руку. Что ж, заносчивость ему можно простить хотя бы за то, что он такой весь особенный, другой, невероятный… Детектив раздумывает пару секунд, как будто всерьез размышляет, стоит ли ему касаться ладони простого смертного, но все же снисходит до рукопожатия. — И да, очень хороший. Мистер Холмс, я… — Шерлок, пожалуйста, — он бесцеремонно хватает Ватсона за рукав и тянет за собой. — Нам пора. Джон ошеломлен настолько, что даже не пытается сопротивляться, когда его тащат и практически засовывают в ожидающее уже минут пять такси. «Шерлок», как ни в чем не бывало, устраивается поудобнее и утыкается в телефон. — Куда мы едем? — все же решается подать голос доктор. — На место преступления, разумеется, — детектив соизволяет поднять взгляд. — Хороший врач мне не помешает. Да, кстати, — теперь Холмс смотрит чуть пристальней и как-то изучающе. — Я вовсе не раздумывал, стоит ли пожимать вам руку. Получение информации требует времени, пусть и небольшого. — А… — Военный. Афганистан, я полагаю. Легкая Интернет-зависимость, потеря связи с миром. Да, это можно прочесть по рукам. — А как… — Да у вас на лице все написано было. Вот, объясняю. Так ведь принято, верно? — Ну… — Да бросьте, это совсем не сложно. — Шерлок, — Джон взрывается. — Зачем вам собеседник? Вы прекрасно справляетесь в одиночку! — А, ерунда, — Холмс отмахивается, улыбаясь немного расслабленной улыбкой. — К тому же, вы совсем не сердитесь. Это не звучит как вопрос. Впрочем, Шерлок, конечно, прав, Джон ни капельки не злится — ни за то, что так бесцеремонно запихнули в машину, ни за то, что не дают вставить и слова, ни за что. Он не чувствует ничего, кроме благодарности за то, что этот вечер он может провести иначе — не просто нырнуть в сеть и бездумно переходить с сайта на сайт, а быть нужным, быть живым. — Нет, конечно, — он кивает. — Это невероятно. Все так… я даже не знаю. Холмс польщенно улыбается. Надо же, видимо, правда, приятно, хотя, по меркам доктора, он должен был бы давно привыкнуть к постоянным восторгам. Его рука с длинными музыкальными пальцами лежит в паре сантиметров от руки Джона. Кожа у него нежная, тонкая, почти прозрачная. А еще гладкая и прохладная — Ватсон заметил это еще при рукопожатии. Разглядывая то его узкую ладонь, то переводя взгляд на мягкие кудри на затылке (изучению нового знакомого Холмс предпочел рассматривание улиц), Джон понимает, что, помимо благодарности, есть что-то еще, пока зарождающееся, неоформленное, но уже сильное и звонкое, на самом дне сознания. Что-то, чему пока даже страшно дать название.