Антихрист

Прозван был Нечистым Имя мне — Антихрист Ты — Христос, ты — на кресте

      Питер Леншерр ненавидит маленькую Нину.       Три месяца он гоняется то за одним, то за другим мутантом только ради того, чтобы его отец был счастлив. Иногда он не знает, не понимает, зачем он это делает. Эрик никогда не проявлял к Питеру симпатии. Хотя и неприязни он не наблюдал. Ничего. Молчаливый кивок своей невозмутимо рыжей (сам Питер гордо носил пепельно-белоснежные волосы) головой. Губы поджаты, в глазах сталь, а осанке позавидовал бы любой аристократ.       Его отец всегда был для Питера загадкой. Мысли и намерения относительно мира он не скрывал никогда. Магнето был для Ртути открытой книгой, сотни тысяч раз прочитанной. Он знал каждый его следующий шаг, движение, слово. Эрик Леншерр же жил в каком-то параллельном мире, путь в который смогли отыскать лишь Чарльз Ксавье да та женщина, мать Нины, его погибшей сестры.       Он завидовал ей. Этой маленькой мёртвой девочке. Эрик Леншерр самолично своими сильными и тёплыми руками открыл ей дверь, портал, да что угодно в его замкнутый мир. Нина была желанным гостем для отца. Маленьким солнцем, вокруг которого вращался мир Эрика Леншерра.       Пьетро же приходится с кровью добывать себе малейшие крупицы того внимания отца, которое он получает. Кивок, мать его, и взгляд из-под бровей. Холодная сталь, способная убить, но когда Магнето смотрит на Питера, своего сына, его глаза пусты. Он никто для своего отца, очередная пешка, кукла, марионетка.       Эрик Леншерр умер там в лесу Польши вместе со своей дочерью. Он кричал, он рыдал над ее хладным телом, проклиная Господа. Эрик Леншерр мог полюбить своего Пьетро. Он бы принял его, обнял и сказал, как сильно ему жаль, что он пропустил все эти годы жизни своего сына. Они бы сели где-нибудь в баре, и Эрик бы обязательно нелепо пошутил про то, можно ли Пьетро вообще здесь находится, а потом за кружкой хорошего пива или чего покрепче, со смехом вспоминали бы тот побег из Пентагона и глупое поведение Максимова. Эрик бы обязательно сказал ему, что его сын должен носить фамилию отца и не стыдиться ее, быть гордым. Леншерр бы приглашал его на семейные посиделки раз в месяц, потому что Пьетро бы пошел учиться, чтобы быть достойным своего имени. Эрик бы помог ему отыскать Ванду и притащил бы обоих за уши к своему старому другу Чарльзу Ксавье, а он бы все время шутил про 1972. Они бы собирались всей семьей на День Благодарения. Пьетро бы помогал маме, Ванде и жене Эрика накрывать на стол, таскался бы с Ниной по двору, собирая букеты из листьев, и поражался бы, каким счастливым выглядит его отец. На Рождество они бы всей оравой ехали в особняк Ксавьера, и утром под огромной елью вместе с остальными детьми он открывал бы подарки, а Эрик бы смеялся, что Леншерр уже слишком взрослый для подобных шалостей.       Это все могло бы быть.       Каждый раз, просыпаясь после очередного счастливого сна, в котором его отцом являлся Эрик Леншерр, Питер понимал, что тот мужчина не был тем, кем рисовало его воображение.       Этого бы не было никогда.       Питер Леншерр ненавидел свое имя, потому что он сам взял его. Питер Леншерр ненавидел свою жизнь, потому что ее смыслом было одобрение Эрика Леншерра. Питер Леншерр ненавидит маленькую Нину, потому с ней умер его шанс на счастливое будущее.       Питер Леншерр ненавидит мёртвую Нину, потому что она забрала этот шанс.