Сказка о золотом петушке

Ивайзуми обрадовался явлению человека, который, возможно, принесет ему избавление от проблем. Кто знает, что у него в этом огромном ящике, накрытом бордовой тканью. Может быть, мощный магический артефакт, способный разносить что угодно на маленькие кусочки? Какая-нибудь шапка-невидимка? Или, на худой конец, знойная рабыня, томящаяся в ожидании своего страстного хозяина? Хаджиме настолько воодушевился собственным воображением, что задал волхву совершенно дурацкий вопрос: — Вы к кому? — К мамке твоей, — раздраженно ответили из-под тряпки, на что старец, обернувшись, буркнул своему грузу: — Рот там свой закрой, — после чего повернулся в сторону короля и, сплющив старое, морщинистое лицо в самую отвратную улыбку, которую Ивайзуми когда-либо видал, начал пламенную речь: — О, великий и могучий король, повелитель всей прекрасной и несравненной страны Аобаджосай! Я пришел из далекой, западной страны, чтобы преподнести тебе дар, символизирующий мою преданность своему господину, — после чего повалился ниц к ногам удивленного Хаджиме. Что ж, теперь мнение о том, что волхв припер молодую наложницу на смену старым курвам, резвящихся в саду, преобладало. Конечно, энтузиазм короля поубавился, но, тем не менее, он теперь знает, с какого конца начать тушить пожар, чтобы его локализовать. Навряд ли ему бы подарили некрасивую рабыню, это должна быть дева неземной красоты, достойной монарха. Чтобы не утомлять старого волхва безконечными лестницами, ведущими в тронный зал, дорогого гостя приняли в самой нижней палате, наскоро переделанной в «приемную». МатсуХана для такого случая вырядились в свои лучшие мундиры, щегольские до слез в глазах, Кьётани остро заточил короткий клинок, готовясь в любой момент всадить оный в горло волхву, даже Киндаичи «прихорошился», откуда-то достав большое павлинье перо, которым только дамские личные дневники и вести. Волхв откашлялся и, отказавшись от поданного кубка изысканного вина, заунывно начал свою речь: — Чудо, сидящее в клетке, чрезвычайно редкое и прошло много лет с тех пор, как люди могли в избытке встречать на своем пути это существо... Ивайзуми приуныл. Ему хотят вручить какое-то необычное зверье, наделенное даром человеческой речи. В любой другой отрезок своей жизни, где бы перед ним не маячила возможная война и отречение от трона, он бы несказанно обрадовался такому дару, но конкретно сейчас ему было не до диковинок, от которых мало было проку. Он уже дошел до того, что был согласен и на Киндаичи в женском платье, лишь бы удержать при себе власть и показать своим соседям, что есть еще порох в пороховницах, а ягоды, соответственно, в ягодицах. Старик еще долго шамкал своим ртом, практически лишенным зубов (видать, так владеет мистическими силами, что даже новую челюсть себе наколдовать не в состоянии), речь его была медленной, витиеватой, он то и дело сбивался с основной мысли, зачитывая то какую-нибудь притчу, то напевая песни на непонятных языках. У него в голове явно отсутствовал кто-то из домочадцев. С такого старого прохиндея станется выдавать выкрашенную в золотистую краску индюшку за мифическую жар-птицу. Ивайзуми задремал. Ему снился сон, в котором он добыл в жены писанную красавицу, так умело обученную военному делу, что Хаджиме присвоил ей звание генерала и отправил на фронт вместо себя. Она вернулась с победой, ведя за собой правителя Шираторизавского ханства, побежденного, опозоренного, униженного, который теперь был обречен мыть ноги триумфатору-королю, Ивайзуми на радостях приник к груди своей королевы, лаская ее полные, волнующие бедра... — Однако! — возглас старика был столь громок, что Хаджиме, вздрогнув, выпрямился на стуле с высокой спинкой, с сожалением упуская сладостные грезы. — Я не могу отдать тебе, великий король, за просто так этот бесценный дар. — Да ты, презренный, совсем ума лишился? Ты смеешь требовать от короля платы за то, что и так полагается ему? — Кентаро схватился за ножны, но Яхаба, стоящий все это время позади него в тени, удержал на месте взбешенного телохранителя. Волхв хотел было торговаться с королем Сейджо, но чем дольше он набивал цену за товар, который был незрим, тем большим сомнениям подвергался молодой человек. Существо в клетке молчало, ему, судя по всему, было безразлично, продадут ли его, как какую-то скотину, или же оставят при кудеснике. Хаджиме видел смутный силует твари, у которой на голове ветвились рога, лапы были увенчаны острыми когтями, а из филея тянулся длинный, пушистый хвост. Не иначе как в свое время к нескольким волшебным лужам приложился, раз теперь был наделен таким вот невообразимым обликом. — Что ж, сначала покажи мне, что именно ты мне хочешь подарить, а уж потом я решу, стоит ли твоё подношение платы, — оборвал его увертюры Хаджиме, устав от его меркантильных замашек волхва, которого, как человека духовного, вообще злато не должно было волновать. Старец, видя, что перевес на стороне монарха, вздохнул недовольно и, ухватившись за конец ткани, сдернул оную с клетки, но существа, сидящего внутри, Ивайзуми так и не увидел. Вперед выскочил Кьётани, вырвавшись из рук Яхабы, и заслонил своим телом короля, приготовившись защищать его от таившейся внутри клетки опасности даже ценой своей жизни. Ивайзуми нетерпеливо протянул скипетр и сдвинул ретивого бодигарда в сторону, желая, наконец, узреть дар волхва, а когда блондин подчинился (попробуешь тут поспорить, когда тебе в бок тычут острой частью королевской регалии), Хаджиме в изумлении уставился на необычное подношение. Существо оказалось человеком мужского пола. Он был практически наг, не считая довольно короткой набедренной повязки, чьи концы сзади были замысловато перекручены и свисали желто-красными лоскутами, напоминая пышный, волнистый хвост. На запястьях позвякивали многочисленные браслеты, а каждый палец украшал замысловатый острый перстень, бронзовыми когтями скрывая персты юноши. Точно такие же украшения покрывали пальцы ног, а на голове сверкала чудная тиара, чьи зубья Ивайзуми сначала принял за рога. Но больше всего привлекал внимание небольшой камушек на шее, своей обыкновенностью выделяющийся на фоне роскоши прочего туалета парня. Самый обыкновенный камушек с дыркой, висящий на атласном лоскуте. — Куриный бог? Ты серьезно? — со скептцизмом обратился Ивайзуми к надувшемуся от гордости волхву. Услыхав о настолько мифическом маге, который практически стал частью сказки, Матсукава с Ханамаки перестали усердно скалить свои челюсти, глумясь над стариком, даже Кьётани, которого не взволновало бы появление сразу дюжины русалок, и то настороженно приблизился к клетке, широко раздувая ноздри, в попытке учуять порох и иные взрывчатые вещества. — Возможно, последний в своем роде! — старик постучал узловатой палкой по железным прутьям клетки, заставив куриного бога пройтись вдоль периметра. — Я нашел его обессиленным после борьбы с каргой, надумался, дурак, напасть на ведьм во время шабаша, когда у них самый приток сил! — на такую критику парень лишь закатил свои густо подведенные золотой краской глаза. — И тут-то я его и смог побороть, подчинить себе его чары и запереть в клетке. Сам понимаешь, король, дар я принес очень и очень необычный, и плату за него хочу равномерную. Ивайзуми старательно соображал. Если это и в самом деле тот самый куриный бог, о могуществе которых говорится в легендах, то ему повезло настолько, что даже боязно представить. Куриный бог все может, и драконье пламя из своего нутра извергать, и финансовые проблемы в мгновение ока разрешать, и показывать неугодным, как следует лизать пятки властителям всех земель. Но, где гарантии, что это именно куриный бог, а не ряженный под него раб? Сам факт того, что он сидит в клетке, даже не предпринимая попытки вырваться на свободу, уже настораживает сам по себе. А что, если это все-таки великий колдун, из собственной прихоти продолжающий сидеть взаперти? Тогда у Хаджиме попросту не хватит денег, чтобы выкупить настолько ценного помощника по хозяйству. Советники склонились к восседавшему в задумчивости королю и принялись взбудораженно шептать ему в уши: — Тебе стоит убедиться в подлинности куриного бога. Если это и в самом деле могучий колдун из древних сказаний, то ты должен сулить что угодно, хоть свой замок предлагай, но куриный бог должен остаться у нас. Ивайзуми и без того понимал, как ему следует поступить. Он поежился, потер уши, желая избавиться от ощущения слюнявых губ, и повелел волхву: — Продемонстрируй нам его силу, потому что меня зело смущает то, что великий куриный бог до сих пор сидит в этой вшивой клетке и не сравнял с землей мой замок. — У него просто очень узкая специализация! — старик как-то сдулся и сразу заюлил, что очень не понравилось королю. — Видишь ли, его очень рано отняли от квочки и он не набрал полную силу, поэтому, боюсь, он не можент делать прям все-все, что полагается взрослому куриному богу. Но, уверяю тебя, это все равно могущественный... — Что. Он. Умеет, — отчеканил Ивайзуми для особо понятливых. — Перечисляй. Волхв обернулся к сидящему в клетке парню, тот, подняв с пола длинный посох с навершием в виде высохшей куриной лапы, встал в величественную позу и монотонно забубнел: — Гадаю по зернам кукурузы, выкатываю яйцами порчу, делаю от ворот-приворот и обратно, по петушиным крикам определяю будущее, варю зелья, вижу сквозь горы и приманиваю суженного... — чем дольше перечислял свои навыки куриный бог, тем стремительнее падала его стоимость. Если бы во главе Аобаджосай стояла царица, она бы, возможно, клюнула на эти чисто бабские заморочки, как то «определение пола плода у брюхатых», но Хаджиме было все равно, кого вынашивала под сердцем дворовая девка, которая прислуживала на кухне. Был бы сейчас твердо стоящий на ногах мир между соседями, Ивайзуми бы дни и ночи напролет только и делал, что выкатывал бы яйцами порчу МатсуХане да гадал на суженного Киндаичи, предварительно сделав Кьётани от ворот-поворот без «обратно», но в нынешнее время было не до того. Хаджиме потянул за рукав Ханамаки, а когда тот наклонился к нему, шепнул советнику: — Пойди в казну да поскреби по углам, может, завалялась где пара золотых, да сервиз разукрашенный прихвати, все равно этому старому черту ничего не обломится. Послать бы к чертовой матери этого волхва, вместе с его курицей, да только проклянет еще, пердун старый, а нам и без того тошно. Топай. Пока Такахиро топал, Хаджиме, собрав воедино все свои былые навыки дипломатии, постарался морально подготовить старца к тому, что за свой дар он особых щедрот не получит: — Ты же понимаешь, что мне от этого куриного бога проку почти никакого? В иное время, будь мои финансовые возможности на должном уровне, я бы заплатил тебе хорошую цену лишь за то, что «ты старался», но теперь, когда окрестные державы мутят черт-те знает что, мне не до благотворительности. Оставляй куриного бога, мы найдем ему применение, но единственное, что я способен дать за него... — Ивайзуми указал скипетром в сторону Ханамаки, уже вернувшегося с тощим мешочком денег и подносом с красивейшим сервизом на двенадцать персон. — Уж не обессудь. Волхв довольно кисло осмотрел плату за товар и доставку и, склонившись, недовольно ответил: — Не прельщают меня ни злато, ни серебро... —... особенно когда выясняется, что их не так уж и много, — еле слышно прошелестел Матсукава, ухмыляясь. —... но у меня к тебе встречное предложение. Раз ты не можешь оплатить мне дар, пообещай, что волю первую мою, ты исполнишь, как свою. — Конечно же! — великодушно воскликнул монарх, расслабляясь. — Все что угодно, кроме тех просьб, которые бы стоили жизни мне или моему окружению, а так же лишали бы меня власти над сим королевством. А, ну и, конечно, я не верну обратно... как тебя зовут? — обратился Ивайзуми к заключенному в клетке парню. Тот удивленно вскинул тонко выщипанные брови и ответил: — Оикава Тоору, куриный бог, версия 2.0 «Золотой петушок». — Я никогда и ни за что, — Хаджиме простер вперед правую руку, показывая нерушимость своих слов. — Не верну тебе Золотого петушка, как бы ты этого ни просил. Волхв постоял еще некоторое время в молчании, раздумывая, что еще можно было бы выторговать у монарха, который был сейчас беднее самого захудалого лавочника, и ушел прочь, постукивая по полу палкой.