Amet

Он называет его Джоном. На самом деле до его пробуждения Шерлок никогда бы не подумал, что выберет это имя, обычное, распространенное, да что там говорить, банальное, но в тот чарующий момент, когда созданный им человек открыл глаза и взглянул на него, тепло и открыто, Шерлок понял — он может быть только Джоном. Джон. Простое односложное имя. Джон. Сочетание взрывного и шипящего звуков с сонорным в конце и долгим «о» в середине, перекатывающимся на языке подобно мятному леденцу. Джон. Именно так и нужно его называть. Джон… Первые три дня рядом с ним кажутся Шерлоку путешествием по зыбучим пескам — так же непредсказуемо и так же захватывающе. Джон учится быстро, даже не учится, а, скорее, припоминает нормы поведения, привитые еще тем нескольким людям, которыми он когда-то был, хотя Шерлоку и приходится объяснять ему основы. Шерлок меряет ему давление три раза в день, берет на анализ кровь и образцы тканей и просто наблюдает. Наблюдает, как Джон скользит изящными пальцами по полированной поверхности стола, пробуя на ощупь его прохладу, как он вертит в руках чайные чашки, книги, безделушки с каминной полки, как он изумленно следит за вспыхивающим и гаснущим светом настольной лампы, раз за разом нажимая на выключатель… Шерлоку претит роль наседки, к тому же, в этом доме на самом деле нет ни одной вещи, к которой он был бы по-настоящему привязан, поэтому он позволяет Джону все — от разрезания собственной руки ножом (раз попробует и навсегда запомнит) до разбивания дорогих хрустальных бокалов об пол в гостиной. Педагогическая методика невмешательства работает на удивление успешно и собственную стратегию Шерлок менять не собирается, вот только каждый неудачный опыт общения Джона с ножами-вилками, химикатами и хрупкими стеклами неизбежно отражается и на нем тоже. Кровь дает о себе знать: может, он и не хотел бы чувствовать, насколько сильно тот обжегся-ударился-порезался, но зеркальная проекция чужой боли в первые дни накрывает Шерлока с завидным постоянством. Именно этого боялся Майкрофт. Что одна кровь в венах обоих поставит его брата под удар. К черту Майкрофта. К концу четвертого дня Джон кажется почти адаптированным хотя бы к месту, в котором живет, и даже становится почти самостоятельным. Разглядывая его, сидящего в кресле с пачкой цветных открыток в руках, Шерлок с усмешкой припоминает первые часы после его пробуждения. Тогда Джон не мог отойти от него ни на шаг, а стоило выйти из комнаты — начинал со стонами колотить в дверь. В его первую ночь Шерлок не смог заставить Джона лечь в приготовленную постель, вместо этого тот, не упуская Шерлока из виду ни на секунду, как на поводке пришел за ним в его спальню и свернулся клубочком на полу возле кровати. Сейчас все иначе. Он еще только учится быть человеком, но все же теперь никто из окружающих не смог бы догадаться, что Джон не был рожден естественным способом. О, он бы покорил их всех одним только открытым чистым взглядом на добром лице. Вот только маги… маги догадаются. Особое шестое чувство, присущее лишь им, позволяет моментально отличать рожденное от созданного. Как они его воспримут? Как предмет мебели? Как домашнего питомца?.. Шерлок закрывает глаза и откидывается на спинку кресла, отгоняя тревожащие мысли. В конце концов, кому есть до него дело? А еще Джон почти не говорит. Нет, Джон, конечно, не голем, чтобы не обладать этой способностью в принципе, но говорит он на удивление мало. Вот это кажется Шерлоку весьма нелогичным — изучая мир, человек должен задавать тысячи вопросов (предвидя это, Шерлок уже морально готовился быть терпеливее, чем обычно), но вопросов он почти не задает, а на вопросы своего мастера отвечает односложно, мягким и ровным голосом. Впрочем, называть себя мастером Шерлок отучил его в первый же вечер — подобное обращение созданий к своим создателям всегда его немного коробило, а шелест собственного имени в устах Джона звучит на удивление приятно. — Знаешь, — произносит Джон, подходя к окну и глядя на падающий хлопьями снег. — В детстве мама говорила, что когда на небесах умирает ангел, перья с его крыльев превращаются в снег. Так даже после смерти ангелы несут нам добро. Шерлок в изумлении наблюдает, как он, не оборачиваясь, смотрит в окно, почти прислонившись к тонкому стеклу. Это… странно. Это не вписывается ни в один сценарий развития событий, который он мог бы себе представить. — Ты помнишь своих родителей? Но ведь это абсурд! Это невозможно! Но, тем не менее, самая длинная фраза, произнесенная Джоном за все это время, касается воспоминаний далекого прошлого. — У меня нет родителей, — он оборачивается и серьезно смотрит прямо в глаза. — У меня есть только ты. — Тогда… — кажется, Шерлок начинает понимать. — Это была твоя мама, — он вздыхает немного грустно. — Она говорила это тебе. Но ты слишком циничен, чтобы помнить. Я — нет. Определенно, эксперимент протекает совсем не так, как планировалось. Взаимозависимость не входила в его планы. Что ж, поворот этот — неожиданный и резкий, впрочем, Шерлоку не привыкать рисковать. Шерлок молчит. Джон тоже. — Тебя это тяготит? Он сам не понимает, как у него вырвался подобный вопрос. — Нет, — Джон качает головой и даже слегка улыбается. — Я весь — твой. У меня никого нет, кроме тебя. Это естественно. Вопрос в том, станет ли это беспокоить тебя самого? А он, определенно, стал разумнее. Нужно, пожалуй, к исключительно медицинским тестам добавить тесты на интеллект, проверив заодно и на магию (маловероятно, но все же). А вообще… есть в его словах что-то такое, что заставляет задуматься. Шерлок подходит ближе и кладет Джону руку на плечо. — Понимаешь… Его попытку в кои-то веки облечь свои чувства в слова прерывает громкий хлопок в прихожей. Шерлок идет вниз. Он знает этот звук — так вскрывают магические замки. В мире есть, пожалуй, всего два знакомых ему человека (не считая его самого, конечно), которые с такой легкостью могут срывать столь мощные блоки на входных дверях — Майкрофт, который просто не желает тратить свое драгоценное время на ожидание у крыльца, и тот, второй, которого, как черта, лучше не вспоминать лишний раз. На этот раз это действительно Майкрофт. — Я тебя не приглашал — начинает Шерлок. — И ты еще называешь бестактным меня? Приветствие в общении братьев Холмс отсутствует, как рудимент. — Есть разговор, — Майкрофт оставляет зонт в углу и изящным движением ставит блоки на место. — Я должен его увидеть. — Ха, может, еще предложишь денег за просмотр? Хотя Шерлок и пытается всем своим видом выразить недовольство, брата в гостиную он все же впускает. — О, вот как, — Майкрофт, не смущаясь, внимательно разглядывает Джона, так и не покинувшего свой наблюдательный пост у окна. — Надо же, почти как настоящий. — Он настоящий. — О да, разумеется, — усмешка. — Убеди в этом Совет. — Какое дело Совету до того, кто живет в моем доме? Майкрофт вздыхает и садится в кресло. — Совету — никакого. Но тебе бы не помешало обезопасить свою новую игрушку. — Я в состоянии сам… — Джим вернулся. Шерлок сжимает челюсти. И чего его не съели африканские аборигены? — Вот как. — Да, — брат встает. — Именно это я и хотел сказать. Я ведь помню, как он говорил: «В мире только я и Шерлок Холмс», уж точно ему захочется поиграть.