Разве что, ради наших детей.

Спустя день Эмме сообщили, что Реджина очнулась и к ней можно приехать. Рассказав это детям, она быстро собралась, и они вместе поехали навестить женщину. Им разрешили зайти втроем, но взяли с них обещание пробыть там не долго. Эмма снова открыла белую дверь. — Эмма. Реджина тихо произнесла ее имя и едва заметно улыбнулась, посмотрев на блондинку. Честно говоря, Свон была удивлена, что первой, на кого обратила внимание Реджина — она. Эмма улыбнулась в ответ, изучая состояние женщины. Ей было интересно, что чувствует сейчас брюнетка, но в глазах нельзя было ничего прочитать, потому что они выражали слишком много того, чего не знает Эмма. Генри не бежал бегом в объятья матери, но не потому что не скучал. Причина была посерьезней — чувство вины. Сын медленно подошел к койке и взял руку Реджины. — Прости меня, мам. Он нежно обнял маму, получив тихое «Все хорошо» в ответ, так как ее травмы не позволяли обнять сына. Реджина понимала, что не нужно говорить, что здесь нет его вины и так далее. Она на его месте тоже чувствовала бы себя виноватой. К тому же, слова вряд ли вообще имеют значение. На конец Генри отпустил Реджину и сел на край кровати. — Ты как? — В порядке, солнце. Все нормально. — Реджина снова слабо улыбнулась. Джон тоже подошел к женщине. Некоторое время дети о чем-то болтали с брюнеткой, а потом она посмотрела на Эмму, давая понять, что им надо поговорить. Эмма кивнула и подошла к детям. — Ребят, давайте вы пока посидите в холле. Нам тоже нужно немного поболтать с Реджиной. Дети послушно вышли. Теперь уже Эмма села на край койки и посмотрела на больную. — Ну, а если честно, как ты? — Ну, не считая, что в данный момент я частично парализована, у меня шрам, и я не могу постоянно видеться с сыном, все отлично. Здесь и еда неплохая. — Реджина говорила достаточно тихо, но твердо. — Черт, неужели ты должна была попасть в аварию, чтобы начать говорить со мной? Реджина ухмыльнулась. — Надеюсь я не пожалею об этом, дорогая. Могу я спросить у тебя кое-что? — Конечно. Может Эмма и дала утвердительный ответ, но сейчас ей было страшно, потому что она догадывалась, что именно спросит эта женщина. И скорее всего, как раз, чтобы задать этот вопрос, она стала говорить с блондинкой. — Кто меня сбил? Лицо Реджины стало серьезным. Она почувствовала, как Эмма заметно напряглась. А Свон понимала, что не может врать. — Реджина. Только дослушай до конца. — Эмма смотрела в глаза брюнетки — Тебя сбил Август Бут. Я знаю его с самого детства. Он помогал мне, когда я была в системе и позже. Только благодаря ему я сейчас имею свой дом и могу прокормить сына. Сейчас он в участке. Ему грозит не малый срок за превышение скорости, нахождение за рулем в состоянии алкогольного опьянения и причинения тяжких телесных повреждений. Он только переехал в наш город и сегодня должен был заселяться в квартиру. Миллс слушала Эмму не перебивая, на ее лице читалась злость. — Мисс Свон, прошу прощения, что вы хотите этим сказать? — Реджина, не переходи, пожалуйста, с имени на фамилию и обратно. Я прошу тебя не подавать иск. Он хороший человек. Это просто стечение обстоятельств, понимаешь? Мне до конца жизни не отблагодарить его за все, что он сделал. Я знаю, того, что случилось тогда, больше не повторится. — Откуда ты можешь знать, Свон? Он сделал это сегодня, кто сказал, что он не сядет за руль завтра, выпив не рюмку, а бутылку спиртного? — А ты думаешь такие ситуации ничему не учат, Реджина? Я знаю, что такое не прощают. Просто хотела попытаться… Мне жаль. — А что бы ты сделала, если бы на месте Генри был твой сын, Эмма? Эта фраза, пропитанная ядом, буквально проникла в сердце Эммы. Вот только сейчас, она задумалась над словами Миллс. Эмма встала и отошла к двери. Она в последний раз взглянула на Реджину. — Я позабочусь о Генри, пока ты здесь и буду приводить как можно чаще. Извини, Реджина. Эмма закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, шумно выдохнув. Последняя фраза брюнетки не выходила из головы. Она знала, что виновата перед Реджиной, и что сделав шаг вперед в отношениях, благодаря ей, они сделали четыре назад. Она понимала, что Реджина не послушает Эмму, и понимала, что не простила бы Августа, если бы на месте Генри был Джон. Но разве он не заслуживает прощения после всего, что сделал для одной заблудшей души — Эммы? Дети сидели за углом на скамейке, и услышав, как дверь хлопнула, подошли к Эмме. Она так и стояла, прислонившись к двери с закрытыми глазами. — Мам, ты в порядке? Эмма отрицательно покачала головой, не открывая глаз. Она еще раз вдохнула прохладный осенний воздух, который просочился в больницу через открытое окно. — Ладно. Пойдем отсюда. Генри, ты еще поживешь у нас. В вашем большом доме, тебе одному делать точно нечего. Буду привозить тебя сюда каждый день или через день. Эта формулировка явно не понравилась ни Генри, ни Джону. Они, по правде говоря, стояли у дверей и подслушивали разговор, если это можно так назвать. Они поняли, что их мамы конкретно поссорились, и то, что Эмма не будет навещать Реджину, обоим не нравилось. Дети переглянулись. — Мам, а ты разве не будешь навещать тетю Реджину? Эмма, не сдержавшись закатила глаза. — Я-то ей на что сдалась? Все, пошли отсюда, пожалуйста. Эмма была ужасно раздражена из-за постоянного давления ото всех вокруг. Она взяла детей за руки и пошла к своему жуку, желая забыть всех и вся за бутылкой пива, пока дети играют в своей комнате. Тем временем Реджина лежала у себя в палате, глядя на белый потолок. Из-за отсутствия возможности двигаться, она постоянно думала. Думала о том, как сильно уже скучает по Генри, о том, как ему живется с Эммой. Но главной темой для размышлений была сама Свон. После сегодняшней ссоры Реджина чувствовала себя очень странно. И, казалось бы, она конечно права. Вот только от этого не легче, возможно, этот парень действительно не такой и плохой. Как бы он не был виноват, это тяжело, рушить человеку жизни, упрятав в тюрьму. Но и он испортил её. Так что же ей делать? Эмма казалась Реджине симпатичной. Вроде бы она добрая и очень любит своего сына, еще она очень беспокоилась о Миллс. Да, Свон можно назвать надежной. Но разве это повод доверять? Реджина по опыту знала, что все делают больно, так зачем причинять себе большую боль, подпуская людей ближе? Утром Реджине сделали очень интересное, но рискованное предложение — экспериментальное лечение. Если все удастся, то Реджина поправится уже через два-три месяца. Звучало очень заманчиво. Конечно Миллс думала о риске и о шансах на неудачу, но решила согласиться, потому что… Потому что она так чувствовала. Днем приехал полицейский, попросив дать показания, однако он быстро покинул женщину. Эмма привела Генри вечером, так как утром он был в школе, а позже отдыхал и делал уроки. Конечно он просил привести его пораньше, но Эмма настояла на своем. При встрече Реджина рассказала сыну о своем решении перейти на «особое» лечение. Генри в силу возраста не знал о рисках, поэтому был жутко рад за маму. Пробыв в больнице полчаса, он нехотя поплелся к двери, снова расставаясь с мамой. — Генри. — парень обернулся, посмотрев на Реджину. — Позови Эмму, пожалуйста. Генри быстро кивнул и, сдерживая улыбку побежал к Свон. То, что мама хочет поговорить с женщиной — хороший знак, решил маленький Миллс. Спустя пару минут Эмма медленно вошла в палату, вопросительно смотря на Реджину. — Ты хотела поговорить? — Да, Эмма. Лучше сядь. Свон сразу же помрачнела, понимая, что речь может идти только об одном. Он подошла к кровати Миллс и села рядом, на стул. — Это касается Августа? — Эмма. Я совершенно не могу осмыслить тот факт, что ты не понимаешь элементарных вещей. Не понимаешь, что если бы я не успела… Не успела… — Перед глазами Реджины невольно встала самая ужасная картина, которую только может себе представить мать.- Он бы погиб. Он совсем ребенок. Эмма опустила голову, понимая, что не имела права приходить к Реджине с той просьбой… Август всегда будет родным лишь для неё. И его свобода не будет стоить жизни ребенка. Никогда. — Возможно тебе он очень дорогой человек, Свон. Я не каменная скульптура, как ты можешь думать, но и оставить такое не могу, да и не хочу. Мне приходится проходить через адскую боль, о которой я просто не говорю при детях. Как я могу забыть и простить это, Свон? — Прости, я была не права, Реджина. Я не хотела тебя обидеть… Мне больно, но я не задумывалась, насколько сейчас хуже тебе. Я так не хотела всё портить… — Успокойся. Эмма, я думала. Я очень долго думала о том, как я поступаю с тобой, ибо мне плевать на этого безголового гонщика. Я не хочу, чтобы наши дети страдали из-за взрослых проблем, для меня Генри — самое важное. И мне до сих пор не очень-то нравится, к чему ведет их дружба. — Реджина не отрывала глаз от блондинки, наблюдая за тем, как темнеют её глаза от накрывающей грусти и страха. — Но я не собираюсь их разлучать. — Чёрт, Реджина, не тяни. Я понимаю, что после добрых слов тебе надо добавить какое-нибудь дерьмовое оскорбление, но ты хотела сказать об Августе. Брюнетка растерянно вдохнула воздух, впервые увидев Эмму такой агрессивной. — Эмма, приходил следователь. Я не стала делать так, как ты сказала. Но из-за того, что Генри, как пешеход, был в неположенном месте и просьбы пострадавшей, то есть меня, о смягчении срока до минимального, Августу дадут месяц административного и условное наказание, лишение прав и подписку о невыезде. За ним будет наблюдение по моей личной просьбе. — Настала очередь Эммы пребывать в шоке. По щекам покатились слезы, а ком в горле перекрыл возможность дышать. Она хотела что-то сказать, но Миллс мотнула головой. — Дослушай меня. Я не понимаю своих собственных действий. И я никогда не прощу его. Советую быть повнимательнее с ним, чтобы я не придушила его в приступе ярости, дорогая. И тебя я еще не простила, Свон. Мне просто не хочется, чтобы твой сын видел тебя столь подавленной и несчастной, какой ты была до этого момента. — Закончив немного сумбурную речь, Реджина выдохнула. — Я… Спасибо, Реджина. Правда… — Это лишь ради наших детей. — Да. — Эмма провела ладонью по частично разбинтованной руке Реджины. — Ты не представляешь, как я благодарна тебе. — Надеюсь, у твоего Августа появятся мозги за грядущий месяц. Я устала, Свон. Не в обиду, но тебе пора идти. — Пока. От последних слов Миллс блондинке стало не очень приятно. Но она имеет право говорить о нём самые ужасные вещи, которые только могут быть. Наверное, да. Реджина закрыла глаза. Она чувствовала, как тяжело ей даются уступки. Она становится слишком понимающей с незнакомкой, которая приносит ей лишь дискомфорт. И это ужасно бесило брюнетку. Не в её правилах уступать наглым.

***

Эмма каждый день водила детей к Миллс, скучающей в клинике. Они сдержанно общались, как можно сильнее стараясь не подавать виду. Генри каждый день становился все веселее, замечая, что мама постепенно освобождается от гипса, грусти и обездвиженности. Август избегал любого контакта с Эммой, боясь её реакции на случившееся. Поэтому блондинка так и не увидела его после тюрьмы. Реджина поправлялась очень быстро и уже спустя полтора месяца, в середине ноября, совершенно спокойно могла двигать ногами. Оставалось только снова научиться ходить… Чего тоже не пришлось долго ждать, потому что седьмого декабря, ровно в день рождения Генри, Реджина смогла встать.