Who watches the watchmen?

Газировку Сова запас заранее. Поставил в темном прохладном углу убежища, которое зимой выстывало до хрусткого инея на полу, задвинул стопкой журналов о птицах, чтобы не бросалась в глаза. Металлические, тускло поблескивающие банки почему-то придали ему уверенности – в их блеске было что-то весомое и успокаивающее. У него даже получалось не думать о них, пока они с Роршахом бродили по темным улицам в поисках очередного самопровозглашенного царя всех городских банд. Парень был тупым, как пробка, и единственное, чего он смог добиться – это того, что о нем можно было услышать на всех углах. Роршах, вероятно, смог бы объяснить ему, в чем была его ошибка – в недостатке скрытности, очевидно, но Роршах всегда умел подать эту простую истину как-то так, что хотелось провалиться сквозь землю от собственной безнадежности – но не в их интересах было помогать бандитам-неудачникам. Они даже его не били особо. Фингал под глазом и пара сломанных ребер не в счет – это была плата за несколько украденных бумажников и пару избитых горожан. Невелики преступления, если задуматься, на многих висело куда больше, но даже мелочевку следовало пресекать, иначе слишком многим начало бы казаться, что попытка получить легких денег на улице, скорее всего, останется безнаказанной. Сегодня им даже Архи не понадобился. Завершая обход, просто шагали по крышам, вслушиваясь в звуки ночного города. Холлис рассказывал как-то, что когда герои в масках только появились на улицах, работа у них была куда сложнее – люди боялись кричать, потому что большинство было уверено, что никто не услышит. Сейчас, почти пятнадцать лет спустя, с этим стало проще. Сова иногда думал про себя, что обходы на самом деле и не нужны – достаточно сесть где-нибудь и слушать, подрываясь на каждый достаточно подозрительный вопль. Роршах бы его мнения, конечно, не разделил. По крайней мере, Сова так полагал. За почти полтора месяца совместной работы он ухитрился ничего о Роршахе не узнать, кроме того, что тот терпеть не может говорить о себе, фанатично предан общему делу и умеет слушать. Ну, и изучить его манеру драться – не настолько, чтобы выйти победителем в схватке, но настолько, чтобы подсмотреть пару полезных приемов. Пожалуй, с собственной неинформированностью Сову примиряло только то, что когда он заговаривал о технике или совах, Роршах невыразительно хмыкал в нужных местах и не прерывал его. Это наибольшее понимание, какое только Сова когда-либо находил у другого человека, явно стоило того, чтобы не портить все излишним любопытством и не лезть с лишними расспросами. По крайней мере, Сова целый месяц полагал, что сможет придерживаться такой линии поведения, и он, видит бог, честно старался, но под конец ему стало невмоготу. Не то чтобы он был слишком общительным, или что-то такое. В большинстве случаев он предпочитал хорошую книгу разговору с живым человеком. Но работать с кем-то, кто даже не был ему приятелем, было немного неприятно, да и любопытство у Совы все-таки было. Потому он решил, что ситуацию нужно исправлять и именно для этого затаил газировку в прохладном углу. Расходились они всегда в разных местах – у Роршаха был на этом пунктик. На постоянно изменяющихся маршрутах, колеблющихся временных промежутках, на том, чтобы запутывать следы и возвращаться по ним обратно. После того, как они однажды поймали человека, который пытался их выследить, все эти сложности перестали казаться Сове такими уж утомительными. Рутина опасна, учил его Роршах не столько даже словами, сколько поведением - стань предсказуемым и умрешь. Если подумать, Сова хорошо усвоил его урок и собирался сейчас сделать именно это – быть непредсказуемым. И у него даже был хороший предлог, придуманный ещё за неделю. - Я встроил в Соволет огнемет, - сказал он в спину Роршаху – тот не сутулился, и это было хорошо, потому что если бы да – казался бы ещё ниже. – Отличная штука, только полевые испытания я пока не проводил. Он почувствовал себя мальчишкой, искушающим знакомого всамделишной жабой. К сожалению, плечи Роршаха вкупе с молчанием были красноречивее любых слов – искушение не удалось, Роршах был слишком взрослый, чтобы попадаться на такие уловки. - Мне бы пригодился помощник, чтобы, если я устрою пожар, у нас было два огнетушителя, а не один. Намек был прямее некуда, но более заинтересованной спина Роршаха не стала – таскаясь за ним больше месяца, Сова уже выучил основные выражения. Это его разозлило – предлагать прямо он терпеть не мог, потому что прямой же отказ всегда заставлял его чувствовать себя дураком. - Роршах, ты не хочешь мне помочь? Спина замедлилась и развернулась. Лицо у Роршаха было не то чтобы сильно выразительней. - Твой соволет. Понять, что значит это утверждение, было несложно – разберись со своими проблемами сам. Попытка пойти на сближение начиналась просто восхитительно. - Ты на нем тоже летаешь. - Редко. Похоже, у Роршаха голова сейчас была занята чем-то другим. Обычно он был хоть немного, но разговорчивей, обосновывая свои мнения не одним словом, а хотя бы двумя-тремя-пятью. В любом случае, с Дэном он делиться не собирался, так что тот решил, что можно счесть этот факт несущественным. - Отлично, тогда в следующий раз, когда ты скажешь мне: «Надо использовать соволет, чтобы мой превосходно продуманный план сработал», я тебе вот так и отвечу: «Мой соволет». Роршах встряхнул головой, словно вытрясая из неё какую-то неприятную мысль, и кивнул: - Может быть, завтра. Это было внезапно, но разбираться с эмоциями этого человека-телеграфа у Дэна выходило из рук вон плохо, потому он удовольствовался тут же придуманным объяснением, что Роршах просто, наконец, по-настоящему начал его слушать. «Если завтра, то можно заказать пиццу» - подумал он про себя и улыбнулся. - Это?.. - Это пицца. Роршах покачал головой, и в его неопределенном хмыканье Сова уловил ноту неодобрения. Мелькнула мысль, что если бы он был телепатом или хотя бы имел где-нибудь на полке словарь по переводу с хмыканья на английский, ему было бы куда проще. На худой конец, если бы он был доктором Манхэттеном. - Ты не любишь с мясом? - Нет. Не люблю бездельничать. Сове захотелось махнуть рукой, сесть на пол и перестать реагировать на внешние раздражители. Возможно, он был слишком слабонервным для того, чтобы контактировать с Роршахом. И вообще для того, чтобы быть костюмированным супергероем. Или у него было слишком мало опыта общения – друзья у него были, конечно, но успели отдалиться, обрастая на глазах семьями, связями и рутиной. «Я бегал по улицам в трусах, надетых на трико» - говорил Холлис, когда ему нужно было оправдать сказанную или сделанную глупость. У Дэна даже такого оправдания не было – в его костюме трусы, по крайней мере, надевались под одежду. - До обхода ещё полтора часа, - слабо возразил он, стараясь не смотреть на полную осуждения позу Роршаха. – Проверка Архи займет полчаса. С тушением пожара – час. Полчаса на перекусить - это не бездельничать, это…. – он поводил рукой в воздухе, пытаясь поймать нужное слово. – Это набраться сил. Судя по тому, что поза не изменилась, Роршаха такое объяснение не удовлетворило. - За полчаса можно умереть. - Посмотрю я, как ты, голодный, будешь кого-то спасать от смерти. Сова посмотрел на Роршаха – тот сидел в кресле второго пилота с таким видом, словно ему было очень некомфортно – и, велев себе перестать рефлексировать, вынул из коробки кусок пиццы. Он был голоден и, более того, был уверен, что Роршах тоже. Вряд ли тот вообще хорошо питался – это была необъяснимая уверенность, которую Сове было нечем подкрепить. В конце концов, невысокими и худыми люди бывают из-за генетики, а не из-за плохого питания, что совершенно не мешало ему точно знать, что Роршах ест через раз. - На то, чтобы заглотить кусок пиццы, уходит минута, - сказал Сова, и продемонстрировал верность этого утверждения, отхватив сразу четверть своего куска. – За четыре минуты мир без нас не погибнет. Он бодро – преувеличенно бодро, натянуто бодро, так это ощущалось изнутри – плюхнулся на свое сиденье и забросил ноги на консоль. Хорошо, что лица под маской почти не было видно – он был смущен, и по глазам это отлично можно было бы разглядеть. Благословение на голову того, кто придумал очки. Роршах долго – по крайней мере, Сова чувствовал, что долго – сидел без движения. Потом взял себе кусок, отвернулся и, кажется, приподнял маску, чтобы получить возможность кусать. Чем-то такая манера напомнила Сове помоечного кота, жившего в мусорных баках рядом с его домом. Тот с точно таким же напряжением поглощал доставшуюся ему куриную ножку. Словно боялся, что отнимут. Хотя Роршах скорее боялся, что Сова будет неосторожно двигаться и получит возможность разглядеть его подбородок. Это было бы смешно. Но не было. Если бы Сова был Холлисом, у него была бы возможность думать про то, что он сидит тут рядом с очевидным параноиком, что сам он в трусах поверх трико и наслаждаться абсурдностью ситуации. Иногда Сова жалел, что он не Холлис. Жизни его определенно не хватало возможности нестандартного применения трусов. Газировка пригодилась позже, когда они, закопченные и взъерошенные, сидели посреди несколько почерневшего убежища и пытались прийти в себя после борьбы с небольшим пожаром. Шипучая сладкая жидкость смыла привкус гари, возможность скомкать банку и забросить её, как мяч, в мусорную корзину определенно подняла Сове настроение. - Хорошее оружие, - подал голос Роршах, который свою банку комкать не стал. – Если чуть не сожгло нас – с бандитами точно справится. В его голосе слышалось предвкушение, и Сова мысленно возликовал. Он заставил Роршаха таки съесть гребаную пиццу, хоть немного и не так, как это делают в дружеской компании, и сделал огнемет, который, пусть едва не сжег его дом, но Роршаху определенно пришелся по душе. Можно было считать, что сегодня он в выигрыше, и, засыпая вечером в своей постели, он подумал об этом с гордостью.