Who watches the watchmen?

После того, как к нему пришел Роршах и объявил, что мирное время закончилось, Дэн до самой ночи думал, что его это не впечатлило. Он знал Роршаха давно, у него было время привыкнуть к его идеям – чего стоил тот факт, что Роршах никогда не надевал маску дома, всегда пряча её где-нибудь в городе. Однако, когда пришло время ложиться спать, Дэн со всей отчетливостью понял, что все это время просто бодрился. Паранойя Роршаха была притчей во языцех. Но никто раньше не убивал масок, и было из-за чего впадать в паранойю. Взбивая подушку, ворочаясь, чувствуя себя неудобно, душно, жарко, холодно и все это одновременно, Дэн думал о том, что так плохо не спал со времен вьетнамской войны. Тогда он боялся того, что Америка проиграет, но куда больше его пугала перспектива отправиться на фронт. Не будучи трусом, он просто знал, что ему там не место. Сейчас он полагал, что ему совсем не место в могиле. Если бы Роршах умел слышать мысли на расстоянии, он поразился бы тому, насколько у Дэна расширился словарный запас за то время, что они не работали вместе. Если бы люди умели слышать мысли друг друга, они обходили бы Роршаха по широкой дуге, так, как если бы он был прокаженным. Так, как если бы он был весь перемазан кровью. Потому что именно это было в его мыслях – кровь. Кровь и ненависть, что хуже всякой проказы. Глубоко засунув руки в карманы, втянув голову в плечи, низко надвинув шляпу, он спешил. Тело буквально стонало от недостатка сна. Требовало прийти домой и, не снимая одежды, повалиться на диван. Обычно Роршах так и делал, когда тело начинало работать хуже. Но сейчас Роршах шел по следу, и это было важнее. Он умел сосредотачиваться на цели, пожалуй, лучше всех на свете. И если его целью было найти убийцу Комедианта, сон можно было отложить на потом. В последнее время у Лори не было никакого желания откладывать сон на полчаса или час. Раньше, она помнила, ей все время хотелось задержаться – посмотреть, как Джон работает, улучить момент и дотронуться до его руки, принести ему кофе, прочитать ещё пару страниц из журнала, задать какой-нибудь выверенно-глупый вопрос, который заставит его улыбнуться. Сейчас, после почти двадцати лет совместной жизни – в следующем году юбилей, но звать некого, и раньше было некого, а теперь особенно – это прошло. Теперь, когда часы показывали на полночь, Лори спокойно отправлялась в постель и спала до утра, не видя снов и не просыпаясь. Она знала, что Джон не приходит, и поэтому некому разбудить её светом. И пусть это было грустно, но весьма ожидаемо. Ощутить теплый мех под ладонью было ожидаемо. Адриан вслепую провел по кошачьему боку, и тот завибрировал у него под пальцами – Бубастис замурлыкала, хотя звуки больше походили на те, что издавал мотор древнего бензинового автомобиля при попытке его прогреть. Это успокаивало после кошмара. Адриан перевернулся на спину, продолжая поглаживать рысь, провел по лицу ладонью. Сны становились все хуже. Он не подозревал в себе такой слабонервности. И как это было некстати сейчас, когда план входил в завершающую стадию. Не помогла даже консультация с неврологом, с трудом втиснутая между деловыми встречами. Не помогало снотворное, не помогали медитации. Только пушистый бок Бубастис приносил успокоение. Утробно зевнув, рысь по-собачьи лизнула ладонь Адриана, и замурлыкала громче. Собака вела себя по-собачьи, то есть, обнюхивала все столбы, которые встречала, и то, что на многих из них есть перекладины, её не беспокоило. Конечно, она знала, что живет на кладбище, но полагала его чем-то вроде большого людского тайника, куда люди складывают кости на потом. Знала она и то, что на кладбище есть другие собаки. Оставляла свои метки, чтобы они тоже знали, что она есть. Иногда ей везло, и её подкармливали серые от горя родственники костей. Иногда везло меньше, и тогда она ела то, что порой оставляли на могилах – смысла в этом собака не видела, кроме единственного: чтобы она была сыта. Особенно радовали её новые могилы, на которых обычно бывало много интересного. Но в этот раз ей не везло даже больше, чем обычно: сунув морду в розы, она разочарованно потрясла головой, и потрусила прочь, куда-нибудь, где будет больше вкусного. То, что под только что обнюханной и помеченной ею плитой спал вечным сном Эдди Блейк, известный так же, как Комедиант, прошло мимо её сознания. Если человек долго не спит, многие вещи проходят мимо его сознания. Он забывает поесть. С трудом может сосредоточить внимание. Его когнитивные функции снижаются, на третьи сутки без сна, как правило, начинаются галлюцинации: сначала слуховые, потом зрительные. Иногда Джону становилось интересно: что бы увидел он, если бы сумел довести себя до галлюцинаций, и какие последствия это имело бы для Земли, но мысль была проходная, необходимая, чтобы на неё мимолетно отвлечься. Седьмые сутки без сна галлюцинаций не вызвали. Работа шла хорошо, и прерываться не хотелось. Если бы его эмоции до сих пор были сравнимы с человеческими, он назвал бы такое состояние счастьем.