Меня зовут Майкл.

      Мы позавтракали. Ели бананы, йогурт и тосты с повидлом. Просто объеденье. Мама предложила полепить сегодня вместе из глины. "Замечательно" - ответил я. А потом я вышел из дома, залез на дерево. И вот теперь сижу тут.       Несколько минут назад в конце нашей улицы мелькнули мои бывшие одноклассники. Они меня, конечно, заметили, но теперь хотя бы не смеются. И обзываться перестали. В последнее время они только закатывают глаза, перешёптываются и - топают дальше, к воротам школы, в свою клетку. А иногда просто проходят мимо. Раньше-то они непременно называли меня невменяшкой. Орали: Обезьяна! Так они развлекались весь прошлый год. Летом кидали мне во двор ромашки и кричали: Ромашки для невменяшки! Иногда бросали пакеты с водой: Водицы для псих-больницы! Короче, демонстрировали прямо-таки чудеса изобретательности. И вот, наконец, я слился для них с пейзажем. Я для них - камень. Или фонарный столб. Ну и ладно. Мне они тоже никто. Я на них даже не смотрю. Да кто они такие? Тьфу! ТЬФУ! Ничтожества!       Я думал о рае. Рай. Раньше я думал, что сама идея рая - какая-то глупость. Ведь если представить всех, кто уже умер и собрать всю эту толпищу, будет ужасно тесно! - А лай болсой? - спросил я маму однажды, когда я ещё не очень хорошо выговаривал звуки. Мимо нас ехал кортеж с гробом: покойника везли на большое кладбище на улице Джесмонд, туда, где похоронен папа. Да, в моей жизни случилось одно грустное и ужасное событие. Как ни странно, из-за этого события всё остальное в моей жизни - хорошее и счастливое - воспринимается сильнее. Интересно, у других людей тоже так? Их горести тоже помогают им радоваться? - Рай? Конечно большой, - ответила мама. - Очень-очень большой. Тогда я попытался представить все кладбища, во всем огромном мире. И всех похороненных там людей. Ведь людей до нас было очень много, и все они умерли, и так продолжается уже много-много лет. В голове не умещается! - Лай дозен быть гламадный! - заключил я. - Ты прав, - сказала мама. А потом мы с мамой прочитали в энциклопедии, что на Земле во все предыдущие эпохи, вместе взятые, не считая последних пятидесяти лет, проживало меньше людей, чем живёт сейчас. Мы очень удивились. И тогда, не сразу, конечно, а через пару часов, до меня дошло самое главное. - Лай не такой уз болсой! Не болсе Земли! - Да, пожалуй, - ответила мама. И мы рассмеялись. Ведь понятно, что Земля - всего-то песчинка во Вселенной. Да и на Земле пока не очень тесно. Тут может поместиться ещё много тел, а в раю - душ. Теперь-то я рассуждаю совсем иначе. Идея рая мне по-прежнему кажется нелепой, но уже по другим причинам. Когда люди пытаются описать рай, мне становится тоскливо. Даже тошно, Рай - это скучное-прескучное место. Ну что там делать? Петь, питаться нектаром и ещё какой-то ерундой, пялиться на Бога, восхвалять Его и быть образцово-показательным?СКУКОТИЩА! Только подумаю - уже зеваю во весь рот. Кому охота так жить век за веком, век за веком? Может, рай - для миссис Черпенс? Ну уж во всяком случае не для меня. Я уверен, что даже ангелам там всё давно опостылело. Ангелам наверняка хочется бананов, мармелада-шоколада, хочется слышать, как звенят комары и жужжат мухи, хочется лазить по деревьям, играть с кошкой. Спорим, они смотрят на нас сверху и завидуют? Они бы с радостью пожили как люди. Да-да, они бы хотели стать людьми. Ну, разве что перспектива смерти может заставить их передумать.        Короче, на самом деле ни в какой рай я не верю. И в ангелов тоже. Я уверен, что это - всё, что я вижу вокруг, - и есть единственно возможный рай. Просто люди этого пока не осознали. Они не понимают, что они и есть ангелы. Других не бывает. - Майкл! - зовёт мама. - Майкл! - Иду, мам! Но я не иду.       На нашей улице стоит белый фургон. Возле дома мистера Майерса. Мистер Майерс, между прочим, умер. (Вот, кстати, почему? Почему все умирают? Пора бы и на нашей улице кому-нибудь родиться!) Его звали Эрни, и он был очень старый. Всё стоял у окна, но махать ему рукой или улыбаться было бесполезно. Он так смотрел, будто тебя там вовсе нет. Или будто ты ему привиделся. В этот дом иногда наведывался доктор. Приезжал на серой, унылой машине. Сам тоже какой-то серый и унылый. Однажды, когда он проходил мимо нашего дома, он заметил меня на дереве. Я помахал, но доктор скорчил такую рожу, будто сидеть на дереве - самое тупое занятие в мире, тупее не придумаешь. И по всему было понятно, что такому, как он, не пристало улыбаться и махать таким, как я. Ну и не надо. Главное, чтобы этот доктор не был моим доктором. От одного его взгляда мурашки по спине. И вообще, врач он наверняка никудышный. Мистер Майерс умер и лежал там мертвый целую неделю, прежде чем его нашли под столом на кухне. Бедняга. У него есть дочь, но не думаю, что она его любила. Она-то и крутится сейчас около белого фургона, какие-то вещи из дома выносит. С мученическим видом. Впрочем, когда Эрни был жив, она тоже не выглядела счастливой. Сейчас эта несчастница грузит в фургон старые настольные лампы, протёртые ковры, стулья-развалюхи. А рассчитывала небось найти тайник с золотом. Может, ещё найдёт? Мама говорит, что там полно всякой всячины, и чердак вещами забит, и гараж во дворе за домом.       Только посмотрите на неё! Ну чем, чем ты недовольна? Он был с тобой до старости. Твой отец был рядом с тобой, а ты... А тебе... Было всё равно! Тоже мне, страдалица. Вывезет вещи и выставит отцовский дом на продажу. Интересно, кто его купит? - Майкл! - Я здесь! Мама меня не дождалась и зовёт второй раз. - Майкл! - Да, мам. Иду!