Меня зовут Майкл.

Все стычки с миссис Черпенс возникали из-за письменных работ. Она говорила, что я довожу её до БЕЛОГО КАЛЕНИЯ. «У тебя такой потенциал! Ты можешь быть в числе моих лучших учеников. Но ты, Майкл Клиффорд, меня постоянно огорчаешь. Ты подводишь школу, подводишь свою бедную маму и - в первую очередь - самого СЕБЯ, снова и снова. Ты постоянно балуешься, показываешь свою невоспитанность, нарушаешь дисциплину. Ты не желаешь сосредоточиться и выполнять задания. Вместо этого ты тратишь свое и наше время непонятно на что - лишь бы привлечь внимание класса к себе и своим глупостям!» Привлечь внимание класса? Вот уж нет! Я этого ужасно не люблю. Наоборот, я хочу исчезнуть. Я вообще не хочу быть в этом классе! День тестирования оказался днем решающей схватки. С утра миссис Черпенс была настроена вроде милостливо, можно сказать, дружелюбно, но закончилось всё диким ором. Она подняла меня, поставила перед всеми и кричала, что я чокнутый, безумный и вообще не ребенок, а изверг. Она уперла руки в боки и рычала мне прямо в лицо: - Безмозглый Майкл Клиффорд! Безумный дебил! Позор на мою голову! Безмозглый. Дебил. Она сказала это перед всем классом. Учитель. Перед классом. Неслыханно! В общем, понятно, что дела обстояли плохо, даже очень плохо. Ну, насочинял я любимую белиберду. Да ещё в день теста! Вот в чем причина! День-то особенный! Главное, дети, сохранять спокойствие! Тестирование - дело совершенно обычное, бояться нечего! А на проверку? Все измотаны! Все трясутся и отчаяно стараются не ударить в грязь лицом, не подвести родную школу. А школе непременно надо, чтобы ученики показали уровень выше среднего по стране. Только хорошо и отлично! Только девяносто девять баллов из ста! Главное, дети, сохранять спокойствие и относиться к тексту как к самому обычному заданию. Это никакой не экзамен! И день сегодня совершенно обычный! Проверяют не вас, а школу. К ученикам это не имеет отношения! Поэтому не волнуйтесь! Расслабьтесь. А ну, НЕМЕДЛЕННО ВСЕМ РАССЛАБИТЬСЯ! Это самый обычный школьный день! Но это ДЕНЬ ТЕСТА! А-А-А-А-А! ДЕНЬ ТЕСТА! Началось всё довольно мирно. Нас загнали в кабинет. Некоторые так вцепились в крышку парты, что у них побелели пальцы. Другие кусали губы, как Эштон. Третьи развалились на стульях, и им было все равно на эти тесты. Четвертые сидели собранные, как Саманта, готовые к любым испытаниям. Они аккуратно разложили на парте ручки и карандаши. И даже улыбались. Миссис Черпенс была и вправду похожа на череп. А может, ей всю ночь мерещились эти самые черепа. Представьте: волосы у тетки стоят дыбом. На подбородке помада. Платье застёгнуто не на те пуговицы. Руки трясутся. Она вытаращила на нас красные глаза и начала: - Помните, детки... - Голос у нее совсем писклявый. Зуб на зуб не попадает. - Вы должны постараться. Ну просто очень постараться... Она одарила многозначительными взглядами тех, кто может, по её мнению, постараться. Или не постараться. Вроде меня. - Прошу вас, детки, постарайтесь на совесть... Пожалуйста... Мне стало её жалко. Правда-правда. Мне показалось, что надо встать, подойти к ней, обнять покрепче и сказать: «Не волнуйтесь, миссис Черпенс. Всё будет в порядке». Но никто этого не сделал. Затем она раздала нам листы с вопросами и заданиями - положила на парты лицом вниз. Перевернуть их мы должны были по команде. Наконец она произнесла: - Откройте листы и можете начинать! Боже мой! За что? Разве я обязан писать всё, что они требуют, только потому, что они требуют? Какой в этом смысл? Вся школа стоит на ушах из-за этих тестов - значит, и мне на уши встать? А потом они меня будут оценивать? Значительно ниже среднего - ниже среднего - средний уровень - выше среднего - значительно выше среднего? Что значит «средний уровень»? И что будет с теми, кто окажется «значительно ниже»? Как они должны себя после этого чувствовать - всю оставшуюся жизнь? Неужели Уильям Блейк тоже писал то, что ему велели? И какой ему присудили уровень? Милый ангел, чьей рукой Сделан ты - такой? Какого уровня это заслуживает? А у Шекспира какой уровень? «Пламя, прядай, клокочи! Зелье прей! Котёл, урчи!» Что это за уровень? Значительно выше среднего? А у Диккенса какой? А у Чосера? У Китса, у Ширли Хьюз, у Мориса Сендака, у Майкла Розена? Их что, тоже заставляли писать эти глупые тесты? ПОДОЗРЕВАЮ, ЧТО НЕТ! Сначала я просто смотрел в окно. В тот день в воздухе даже мошки не вились и некому было танцевать в лучах солнца, хотя сами лучи падали удивительно красиво, особенно на бока дождевых капель, которые остались на стекле после короткого ливня. Вот про это я бы, пожалуй, написал. Или про птиц, которые мелькали перед окном туда-сюда. Да и на оконной раме образовался забавный узор - как раз там, где краска облупилась и обнажилось дерево. А ещё я мог бы написать, как миссис Черпенс провела ночь среди черепов... Тут я услышал шёпот. Кто-то окликнул меня по имени. «Майкл Клиффорд». Я оглянулся. Учительница пристально смотрела на меня. Одноклассники прилежно выполняли задания. Миссис Черпенс снова прошипела: «Майкл Клиффорд!» Я кивнул. И вздохнул. Бедная она все-таки, эта Черепушка. Я прочитал первое задание: «Опишите оживлённое место». Ну за что?! Я снова поднял глаза. Сквозь стеклянную ячейку двери к нам в класс заглядывал сам директор. Похоже, он тоже недавно общался с привидениями. Он корчил скорбные рожицы - вот-вот разрыдается. Наши взгляды встретились. Он, одними губами, произнес: ПИШИ. Да-да, я точно понял по губам: ПИШИ. НЕ ВОЛНУЙСЯ! ПОЖАЛУЙСТА, ПИШИ. Бедняга. Я ему, конечно же, улыбнулся, кивнул и пожал плечами: ладно, писать так писать. И вот что я написал:

ПСИЦЕСНАРК

Вночали псицеснарк был глыбыко ф ентом нуентомкакыво. Таком голглом голглом голглом школьнедоре. Пырхасть савсим нехте! Ранаранапаутру хоца так хоца а нехте. Ойуй! Тока фзлитицца - кырыса, нуилитам паталог. Паталоговая такая кырыса. Кырысовый такой паталог. Вот! Нет аблаковыси. Тииимнатишша. И шорьки такиэ хливкия хливкаюцца - прссск прссск. Хтотам? Хтотам? Кричицца хтотам! Авот и сииикрет. Ойуй! Никамунизгажу! Хрюкотают зелюки ужжашныя. Лутше вофси нидумать. Апатом бух калодис - фнис фнис фнис фнис фнис фнис фнис фнис фнис фнис да сиритины. А са сиритины - фверьх фверьх фверьх фверьх фверьх. Псицеснарк паднимица фверьх до синиванеба до пелыхаплаков кутсных и перефых расных. И будит смияцца смияцца смияцца. Ибудит ойуй. Ойуй! Итак дасканчанья викофф. Тахда будитнам атвет. Апака думайм пра псицеснарка иутшимса пырхасть. Кричицца хтотам! Кричицца досамова званка. И писацца для чирипушки и дириктушки ато игзамен ни сваркаетцца ни сшорькаецца ни сзелюкаеца. Фзаглючении построим лиснтсу паступеньгам паступеньгам фверьх патамушта атвет пряцца в аблаковыси хде перефыя. Нихдеишшо токатам. Карабкацца лесть литеть. Ойуй! Ойуй! Ойуй! Фверьх фверьх апатом вазвращщацца пад лууунной лууунной па бизграйныму полюуу. Бац! Туты зкаске кааанетс! РЕЗУЛЬТАТ: Миссис Черпенс: НЕДОВОЛЬНАНЕДОВОЛЬНА СЦЕНА «Безмозглый Майкл Клиффорд! Безумный дебил! Позор на мою голову!» (см. выше) Директор: НЕДОВОЛЕННЕДОВОЛЕН СЦЕНА «Ты что о себе возомнил? Немедленно мать в школу!» Заработанный балл: Уровень 0 (много-много-много ниже среднего) Мама: СИЛЬНО ОГОРЧЕНА, СОВСЕМ НЕ РУГАЕТ, НАСТРОЕНА РЕШИТЕЛЬНО Майкл: ПРИДУМАЛ НОВЫЕ СЛОВА (Псицеснарк! Аблаковысь!! Школьнедор!!!) ПОЭТОМУ: очень доволен ЗАБРАЛИ ИЗ ШКОЛЫ! ПОЭТОМУ: ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ КРАЙНЕ-КРАЙНЕ ДОВОЛЕН Мне-то казалось, что я отлично справился с заданием, тем более что времени дали совсем мало. Но они даже не дочитали моё творение до конца. Черепушка держала мой лист за уголок, точно он был пропитан ядом. И закатила знаменитую сцену - ну, помните, «Безмозглый-Майкл-безумный-дебил»? Когда она добралась до «позор-на-мою-голову», она уже брызгала слюной прямо мне в лицо. А меня вдруг потянуло погладить её по щеке. Ну как ещё человека утешить? Она была вся такая несчастная. Мне ужасно хотелось сказать: «да ладно, миссис Черпенс, не переживайте вы! Подумаешь, сочинение. Вы же от моего бреда не умрёте? И вообще - почитайте, там кое-что очень здорово написано. И смешно. Ну не убивайтесь так! Другие-то хорошо написали. Вот у Саманты точно намного выше среднего». Но я ни слова не мог из себя выдавить. Просто пялился на нее, и всё. - Вы... - прошипела Черепунция мне в лицо. - Мы? - Я очень удивился. - Вы, вы! Вы... Непробиваемы!!! - А нас надо пробить? Тут уж она потащила меня к директору и вручила ему мою писанину. Он взял листок, словно послание с того света. Приподнял за краешек и скривился: то ли вонь почуял, то ли опасался чего-то очень опасного, заразного, ядовитого. - Что... Это? - произнес он. - Письменная работа, - ответил я. - Письменная? - Да, сэр. Она же написана. - И что же тут, с твоего позволения, написано? Он взглянул на меня грозно. Заскрипел зубами. Запыхтел. Ему действительно нужен ответ? - Тут белиберда, сэр. - ИМЕННО. БЕ-ЛИ-БЕР-ДА. ЛУЧШЕ НЕ СКАЖЕШЬ. ЦЕЛАЯ СТРАНИЦА. АБСОЛЮТНОЙ. ИДИОТСКОЙ. БЕЛИБЕРДЫ! Я видел, что ему так и хочется выругаться, сказать какое-нибудь запретное слово, как сделала миссис Черпенс. А мне так и хотелось сказать ему, что это нормально, что пусть - если ему от этого легче - обзывает меня, как хочет, даже покрепче*. Ведь я и на его голову позор. Так что пусть ругается - я выдержу, спорить не стану. Но я решил воздержаться. Просто сказал: - Я согласен, сэр. - Согласен? Ах, он согласен! Да что ты о себе возомнил? По какому праву?.. Кто ты такой? - Не знаю, сэр. Самому интересно: кто я такой? И что я тут делаю? Миссис Черпенс застонала. И ухватилась за край директорского стола. - Издеваешься? - спросил директор. - Нет, сэр. Миссис Черпенс снова застонала. - Дорин! - завопил директор. - Дорин, дайте-ка мне телефон его матери. Из соседней комнаты появилась Дорин, секретарша директора. - Да-да, мне нужно связаться с матерью вот этого ученика. Я заикнулся было, что охотно скажу ему мамин номер, но он так на меня посмотрел, что я закрыл рот. Дорин вышла и вернулась с номером телефона. - Спасибо, Дорин, - сказал директор. - Пока больше ничего не требуется. Он снял трубку. Набрал номер. Дозвонился до миссис Клиффорд насчёт её сына. Сказал, что очень бы хотел, чтобы миссис Клиффорд заехала в школу. Безотложно, если можно. Прямо сейчас. - Нет, - произнес он. - Он жив и здоров, миссис Клиффорд, но я хотел бы видеть вас лично. Он положил трубку и сказал: - Она выезжает. - Она быстро приедет, - заверил я директора. - Мы ведь живем совсем... - Мы ЗНАЕМ, где вы живете! - заорал директор. - В подсказках не нуждаемся, премного благодарны! Миссис Черпенс, может, воды? Вы что-то побледнели... - Да, пожалуйста... Спасибо... - пролепетала Черепушка. - И присядьте, миссис Черпенс. Дорин! Будьте любезны - стакан воды. Дорин принесла воду. Они сидели. Я стоял. Мы ждали маму молча. Я разглядывал картинку на стене. На ней было блюдо с фруктами, по виду - вкусными. Наверно, в плохие дни (вроде сегодняшнего) директор смотрит на эти фрукты и мечтает быть кем-то ещё, а не директором школы. Например, бананом. Или сливой. Или гроздью винограда. Я попытался представить директора в виде винограда. Он был бы куда счастливее, точно говорю! Прошло несколько минут. Дорин привела в директорский кабинет миссис Клиффорд. - Спасибо, что приехали, - сказал директор. - Не за что, - отозвалась миссис Клиффорд. Она смотрела на сына. - Но что всё-таки случилось? - Мы пригласили вас по очень серьезному поводу, - сказал ей директор и протянул ей исписанный мною лист. - Могу я попросить вас прочитать... Это? Прекрасная миссис Клиффорд взяла у него лист. И прочитала. Кое-что - самые лучшие, избранные слова - даже вслух. Вздохнула. Улыбнулась. Покачала головой. Листок она держала бережно, как драгоценность. - Сегодня, - произнес директор, - была, возможно, самая важная письменная работа в этом учебном году. Возможно, даже самая важная письменная работа за всё время учебы в школе. А ваш сын пишет ЭТО! Миссис Клиффорд вздохнула. - Майкл, ну что нам с тобой делать? - спросила она. - Не знаю, мам. И тут она меня обняла, прямо в кабинете директора, на глазах у миссис Черпенс и самого директора. - Миссис Клиффорд... - начал он. Но мама его остановила. - Не надо больше ничего говорить, - сказала она. - То есть - вы осознаёте всю серьезность ситуации? - спросил директор. - Безусловно, - ответила миссис Клиффорд. - И вот что я думаю... Сейчас я забираю сына домой. Некоторое время он школу посещать не будет. До свидания. И мы вышли оттуда - из кабинета, по коридору, мимо классных комнат, через главную дверь и школьный двор, за ворота - в мир. Мы медленно шли домой сквозь солнечный свет. По пути остановились в парке. И съели там мороженое, такое восхитительное, что мы даже причмокивали. Потом мы посидели на скамейке около куста прекрасных алых роз. Мы наблюдали, как люди в белых костюмах играли в шары на красивой зеленой лужайке. Ударяясь друг о друга, коричневые шары глухо щёлкали. Люди в белом болтали и смеялись. Кто-то пел чудесную песню. Неподалеку маленький мальчик кубарем скатился с пригорка, засмеялся, вскочил на ноги, подбежал к своей маме, поцеловал её, снова залез на пригорок и - покатился по травке вниз. Солнце грело, и под ним было тепло и хорошо. Небо - цвета райской синевы. Гудели пчелы. Порхали бабочки. Собака гонялась за мячиком. Над нашими головами пролетела стая гусей. Легкий ветерок чуть колыхал верхушки деревьев. - Какая аблаковысь! - сказала мама. - Ага, - подхватил я. - И никаких школьнедоров! Когда мы вернулись домой, мама прикрепила моё сочинение про ПСИЦЕСНАРКА на стену в кухне. И мы вместе им любовались. Это и в самом деле была самая главная моя работа за весь год. Теперь я - мальчик, который учиться дома. И я этому очень-очень рад. Очень-преочень. Мама меня обняла и мы улыбнулись. Наши души стремились в аблаковысь. *Мысли о ругательствах. Да, я знаю, что ругаться плохо. Употреблять ругательные слова нехорошо, невежливо. Но иногда больше ничего не срабатывает, верно? Видимо, для этих случаев и существуют ругательства. А сейчас я скажу что-то, что говорить вовсе не положено. Но скажу. Иногда ругаться - одно удовольствие. Эти слова кажутся очень хорошими, единственно верными. Они такие сладкие во рту и так ловко из него выскакивают. (Не думаю, кстати, что миссис Черпенс подпишется под этим заявлением, несмотря на её соло на тему «безмозглый-дебил-позор».)