Меня зовут Майкл.

Принеся в школу рассказ, я немного волновался. Ну а вдруг он посчитает всё-таки его глупым? Или ещё чего-нибудь. Но я не оставил его дома, а взял с собой. В кабинете, в котором у нас должна быть математика, сидела только Сью. Увидела меня и обрадовалась как щенок, дождавшийся хозяина. Побежала ко мне, взяла за ручку, начала говорить шепотом "Майкл, Майкл". Я тоже начал шепотом говорить "Сью, Сью". Она захихикала, потом начала напевать какую-то медленную мелодию. - Что за песня? - спросил я. - Не знаю. Сама придумала. - ответила она. - И продолжила дальше напевать. Так мы и сидели. Слушали в тишине мелодию Сью. Через некоторое время, она, как будто опомнившись, повернула на меня голову. - Она напоминает мне тебя. - сказала Сью. - Чем? - удивился я. - Ну, она такая спокойная, как ты. Такая же теплая и сладкая. Как сгущенка. То, как она описала меня, немного неверно, как мне кажется. Не может у меня быть такой теплой ауры. Я чемпион по недостаткам, мне может пойти только темный цвет. - Где все? - спросил я. - В комнатах сидят. - В смысле, они ещё дома? - Да, дома. Сидят в комнатах, собираются. Но они скоро спустятся вниз. Я запутался. - Я не совсем понимаю тебя, - сказал я. - А, ты же не знаешь, - сказала Сью. - Ты видел что у тут три этажа? Первый предназначен для первой половины дня. Тут проходят уроки. Ну и столовая тут. На третьем этаже комнаты воспитателей. Второй этаж для детей. Для тех, у кого нет дома. Ну, и для тех, кто хочет тут переночевать. Комнат много, если родители не против, то можешь тут спать. Раздался звонок и через минуту класс был заполнен детьми. Они так спокойно и мирно общались, забыв кто они такие. Отверженные. Их тут собрали и не отвергают, а принимают - ну да, как отверженных. И мне что-то про них понятно. Вот ведь странность какая! Все они, эти дети, куда-то не вписались, им было трудно - и на них навесили клеймо «трудные». Но здесь, в этом месте для трудных, их приняли, и они вроде как сюда вписались. И на несколько часов в день перестали быть трудными. Или нет? Так или иначе - они вписались. А рядом, в соседних комнатах, еще дети. И еще, и еще. Дерзкие, дерганные, баламутные, затюканные, перепуганные. Дети с проблемами, болью, тоской. Неужели я узнаю в них... себя? Нет, нет, я не такой, и вообще - хватит думать об этом. Пришел Люк. Лохматый, сонный, из-за его вида хотелось спать. — Выглядишь помято, — сказал Фред. Это первое предложение, которое я от него услышал. Он повернул голову ко мне и улыбнулся, показывая свои кривые зубы. — Привет, — сказал он. Я кивнул. — Ха! Думал, я не умею разговаривать и контактировать? Да ни хрена подобного! — воскликнул он и хихикнул. — Меня зовут Фред. Тебя как? — Майкл, — ответил я. Начались занятия. На третьем уроке ко мне кинули записку с текстом: Принес рассказ? . Я написал на другой стороне: принес и передал обратно. Как только литература закончилась, ко мне подошел Люк с листом и положил его ко мне на парту. — Мы всегда будем так общаться? По запискам? — спросил я. — Не знаю, — ответил Люк. — Просто мои мысли лучше на бумаге и мне не хотелось портить первое впечатление. Я сделал что-то не так? — Нет, все нормально, не думай, — сказал я. — Если бы я мог, — хмыкнул Люк. Я дал ему свой рассказ и начал читать его. Я не люблю истории. Я люблю мгновения. Люблю ночь больше утра, луну больше солнца, а здесь и сейчас - больше любого где-то потом. Ещё люблю птиц, грибы, блюзы, павлиньи перья, черных кошек, сероглазых людей, геральдику, астрологию, кровавые детективы и древние эпосы, где отрубленные головы годами пируют и ведут беседы с друзьями. Люблю посидеть в горячей ванне и поваляться в снегу, люблю носить на себе всё, что имею, и иметь под рукой всё необходимое. Люблю скорость и боль в животе от испуга, когда разгоняешься так, что уже не можешь остановиться. Люблю пугать и пугаться, смешить и озадачивать. В фильмах и книгах люблю жаркие страны, а в жизни - дождь и ветер. Дождь я вообще люблю больше всего. И весенний, и летний, и осенний. Любой и всегда. Люблю по сто раз перечитывать прочитанное. Люблю, когда много карманов, когда одежда такая заношенная, что кажется собственной кожей, а не чем-то, что можно снять. Люблю сушить крапиву и чеснок, а потом пихать во что попало. Люблю солнечные очки. Маски, зонтики, старую мебель в завитушках, медные тазы, клетчатые скатерти, скорлупу от грецких орехов, сами орехи, плетеные стулья, старые открытки, бисерные украшения, желтые одуванчики с оранжевой серединкой, подтаявших снеговиков, потайные ходы, схемы эвакуации из здания при пожарной тревоге; люблю, нервничая, сидеть в очереди во врачебный кабинет, люблю иногда завопить так, чтоб всем стало плохо, люблю расчесывать комариные укусы, хранить мелкие предметы за ушами, получать письма, раскладывать пасьянсы, курить чужие сигареты, люблю найти что-то, что потерял так давно, что уже забыл, зачем оно было нужно, люблю быть горячо любимым и последней надеждой окружающих, люблю свои руки - они красивые, - люблю ехать куда-нибудь в темноте с фонариком, люблю превращать одно в другое, что-то к чему-то приклеивать и подсоединять, а потом удивляться, что оно работает. Люблю готовить несьедобное и съедобное, смешивать разные напитки, вкусы и запахи, люблю лечить друзей от икоты испугом. Я слишком много всего люблю, перечислять бесполезно. А не люблю я, когда портят мои рисунки и нарушают обещания. я поднял глаза, когда дочитал. На меня смотрел Люк. — Ну как? — спросил он. — Ты куришь? — спросил я. — Ну зачем вы все к этому придираетесь, — захныкал он. — Да, курю. Тебе неприятно? — Конечно же нет, мне вообще плевать, неожиданно просто немного, — ответил я. — Спасибо, — сказал Люк. — Мне нравится твой рассказ, кстати. — Он улыбнулся. — Он немного нескладный, — сказал я. — Он интересный. Я тоже мечтаю объехать весь земной шар. И Эштон наверняка хороший друг. Мы можем быть тоже таковыми? — Да, я очень хотел бы быть твоим другом, — я улыбнулся ему в ответ. Я посмотрел на его руки. Они были исцарапаны. — Что с твоими руками? — спросил я. — Раны из моего сада. Чертовы розы, шипы как ножи. И ежевика... Тоже, блин, колется. — сказал он. — Л-люк хочет с-с-создать самый крас-сивый на земле сад, — это сказал Ральф, он сидел рядом. — А еще с искусством на «ты», — он приподнял зеленую футболку. Вся грудь оказалась в татуировках: кусты, деревья, бабочки, птицы. — Это только начало. Я выращу на ногах лес, возведу на спине горы, а на лбу нарисую небо. В алмазах, блин. — Ого! Ты же еще маленький! — я выпалил это и сам себе удивился. — Наколки мне давно сделали, еще двенадцати лет не было. Дядя Эрик классный художник, мастер тату, — он перестал улыбаться. — Но пока что нельзя татушек новых колоть. Пока шестнадцать не исполнится. Тогда весь раскрашусь. — он опустил край рубашки. — Мы испоганили этот хренов мир, Майкл. Жжём его, взрывает, разрушаем. Всё вокруг убиваем. Скоро ничего, блин, прекрасного в нем не останется. А на мне останется! Буду памятником всему, что стёрлось, ко всем чертям, с лица земли. — Он не такой уж пессимист, просто прикидывается, — Ральф усмехнулся. — Иначе зачем этот сад-огород городить? — Для любви, — отозвался Люк. — Ты надолго тут? — спросил он у меня. — Скорее всего – да. До конца года точно. Да и до конца самого обучения. Началась история. Потом биология. Потом математика. Потом был обед. После него я ждал на улице маму, но она не приходила. Рядом со мной стояла Сью и Джонси – другая девочка из моего класса. — Почему ты всегда рано уезжаешь из дома? — спросила она. — Из какого дома? Следишь за мной? — сказал я. — Мы так Коринфский проспект называем, — отозвалась Сью. — Тебе тут не нравится? — Что? Нет, нравится. — ответил я. — Просто мама всегда рано забирает. Сью взяла меня за руку и повела в здание. "Сейчас будешь знакомиться с домом" — сказала она. За нами пошла Джонси. Мы зашли на второй этаж. Там было мало окон, лестница разделяла этаж на две части. — Слева живут девочки, справа мальчики. — сказала Джонси. — Люк! Лю-ю-ю-к! — закричала Сью. Он вышел из одной из многочисленных комнат. — Да? — сказал Люк. — Расскажи Майклу о доме. — Ладно, хорошо, — ответил он. — Пойдем в комнату, — он обратился ко мне. В комнате, в которую я зашел, все стены были закрыты рисунками, вокруг валялись вещи и шкафы охотно показывали их содержимое. Пять кроватей стоят у стены, шестая оборудованная под диван. Пять пар глаз по очереди посмотрели на меня. Обладатель одной из этих пар вскочил и сгреб меня в объятия. Я не успел даже сообразить, кто это. Попытка меня задушить продолжалась пару минут, после чего меня отпустили и дали посмотреть на этого гостеприимного. — Привет, меня зовут Патрик, — сказал мой «убийца». Тощий паренек, с темными глазами и доброй улыбкой. На нем висела огромная майка и дырявые джинсы, руку обвивала куча браслетов. — Зачем они меня позвали? — спросил у меня Люк. — Знакомить со зданием? — он фыркнул. — Показать комнаты? Вот наша. Мы называем ее свинарником. В комнате есть четыре настенные лампы и магнитофон. Кроме Люка, Фреда и Патрика здесь жили Эрик, Бен и Гарри. Мама меня забрала около шести часов и пока она не приехала я успел: • поиграть в шашки; • узнать как каждый из этой комнаты попал на Коринфский проспект; • послушать игру Гарри на губной гармошке; У них было уютно. К нам ни разу не зашел воспитатель. Жизнь на Коринфском проспекте подобна сказке. Чтобы понять это, надо попасть сюда из моей школы. После возвращения из столовой с полдника, обратно в комнату, я вздремнул в сидячем положении на кровати-диване. Открыл глаза и увидел Люка, рисующего чей-то силуэт в блокноте, отрешенно куривщего сигарету. Из дыр в джинсах выглядывали острые колени. — Мне снилось, что я сижу в чудесном саду, — сказал я. — Наверно в моем саду был, — усмехнулся Люк. Из другого конца комнаты Патрик запел заунывную песню, от которой мне стало не по себе. Сидевший на полу Бен недовольно завыл. Эгей, эгей... почерневшие кастрюльки! Эгей, эгей, каркас медвежьего чучела... при жизни оно было вешалкой... — Ещё один мерзкий куплет и от тебя тоже только каркас останется! — крикнул Бен Патрику. — Я ему помогу в этом, — отозвался Люк. — Какие слова я слышу! И всё это из-за песни! — воскликнул Патрик. — Так чтобы такого не слышать, петь не надо такие песни. — сказал Эрик. Вскоре за мной приехала мама и я поехал к себе домой.