2. Мальчик с хлебом
20 мая 2016 г. в 11:15
Пит Мелларк! Почему из всех мальчиков дистрикта 12 выбрали именно его? Голодные Игры никогда не были честными, но это?
Пит проходит через толпу, и забирается на сцену, его лицо выражает шок, который он, должно быть, испытывает. Он занял свое место рядом с Миси, и встал лицом к толпе. Никто не вызвался добровольцем, хотя я знаю, что у него есть старший брат, которой мог бы… нет, которому бы СЛЕДОВАЛО занять его место.
В конце, мэр поднялся к микрофону, для ежегодного прочтения длинного, и ужасно нудного Соглашения, но я не могла услышать и слова, из того что он говорил. Единственное что я могла видеть, это пепельные волосы и широкие плечи парня, который стоит передо мной. Я бы хотела видеть его лицо, заглянуть в его яркие голубые глаза, но даже вида его сильной спины мне достаточно. Он стоит уверенно, но я вижу, что его руки сжаты в кулаки.
Я чувствую, как на глазах выступают слезы, но я не даю им пролиться. Я быстро моргаю, пытаясь надеть маску полного безразличия, на случай, если я попаду в объектив камер. Последнее, чего бы мне хотелось, это чтобы Капитолий использовал в своих интересах что-то, что я еще сама не до конца поняла. Краем глаза я посмотрела на Хеймитча, чтобы проверить успел ли он что-нибудь увидеть, и обнаружила, что он смотрит на меня во все глаза.
О, замечательно, мы поговорим об этом позже.
После чтения Соглашения, мэр Адерси сказал трибутам пожать руки, и, на секунду, я встретилась взглядом с Питом. Я почувствовала, что я необычайно близка к тому чтобы расплакаться, но меня спасло проигрывание гимна Панема.
После того как гимн закончился, Пита и Миси окружили миротворцы и повели их в Дом Правосудия, где им дается несколько минут на прощание с близкими. Толпа начала расходиться, чтобы вернуться к своим обычным занятиям, а я продолжала сидеть на сцене, не зная, что же мне делать.
— Ну что, расскажешь мне, что это, черт возьми, было, Солнышко? — видимо, Хеймитч тоже решил здесь остаться.
— О чем ты говоришь?
— Кто этот мальчишка?
Я попыталась безразлично пожать плечами, — Он наш трибут, или ты не заметил?
Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что он на это не купился, — Я видел твое лицо, когда назвали его имя. И оно было необычайно похоже на то, что было у тебя в прошлом году, когда выбрали Гейла.
Я не хочу думать о Гейле, не сейчас, — Мы учились вместе в школе, ну, конечно, до того, как меня выбрали на Жатве.
— И это все?
Я посмотрела Хеймитчу в глаза, и покачала головой.
Его лицо смягчилось, — Я так и думал. Ты знаешь, что можешь мне рассказать, правда?
— Я знаю, Хеймитч, — я вздохнула. Он должен знать, если я хочу вытащить Пита с арены живым, — Он дал мне хлеб.
Его брови взлетели вверх, — Он сын пекаря?
— Да.
— Возможно, тебе тяжело это слышать, но я почти уверен, что он давал хлеб многим людям.
Я сердито на него посмотрела, — Так ты хочешь узнать, или нет?
— Извини, продолжай.
И я рассказала. Когда мне было 11, мой отец погиб во время взрыва в шахте. Моей семье дали небольшую денежную компенсацию, которой нам должно было хватить на месяц, а за это время наша мать должна была найти работу. Вот только она не искала, и деньги заканчивались. Моя мать так сильно горевала по отцу, что не обращала внимание на то, что я и Прим умираем от голода.
Зная, что нам осталось недолго, я решила попробовать продать детскую одежду Прим, но эта попытка не увенчалась успехом. Шел дождь, я умирала от голода, и не была уверена, смогу ли пережить эту ночь. Моей последней надеждой были мусорные баки, возле магазинов на площади, но их недавно вычистили. Возле мясной лавки, возле зеленщика, и даже возле пекарни, все они были пусты. Когда я была возле пекарни, меня обнаружила ведьма-жена пекаря.
Она кричала, угрожала позвать миротворцев, браня меня отвратительными, обидными словами, которые бы довели меня до слез, если бы я не выплакала все до этого. Я начала медленно уходить, и тогда я увидела его. Он наблюдал за мной, стоя за спиной своей матери, и я его узнала, потому что мы были одного возраста. Но он из города, а я из Шлака, так что у нас было мало общего.
Когда я ушла на достаточное расстояние, эта ведьма вернулась обратно в пекарню. Я продолжала идти, пока не оказалась возле яблони, которая росла за загоном со свиньями. Понимая, что мне придется идти домой с пустыми руками, я решила остаться здесь. Тогда я услышала шум внутри пекарни, и едва успела разобраться, что к чему, как увидела, что он выходит из пекарни, а его мать выходит следом, и кричит на него.
Со своего места я видела обгоревшие буханки хлеба в его руках и яркое красное пятно на его бледной щеке. Очевидно, эта ведьма вымещает свой гнев не только на всяком сброде из Шлака, роящемся в ее мусоре. Я увидела, как она, сказав еще порцию гадостей своему сыну, вернулась в пекарню.
Он обернулся посмотреть на пекарню, потом посмотрел на свиней. А потом сделал то, чего я совсем не ожидала, он кинул мне буханку. Сначала, я подумала, что это ошибка, но потом он кинул мне и вторую буханку. Он даже не посмотрел на меня, развернулся, и пошел обратно в пекарню.
Я взяла хлеб, и отнесла его домой, где я, Прим и мама наполнили наши желудки, и, впервые за долгое время, я легла в кровать без ужасного чувства голода, которое стало уже почти привычным.
Хеймитч молчал, пока я рассказывала свою историю, но сейчас я закончила, — То есть, ты хочешь сказать, что он спас тебе жизнь?
Я кивнула, — Да, можно и так сказать. Но его доброта на этом не закончилась.
— Ну конечно.
— Видимо, когда меня выбрали на Жатве, Пит решил позаботиться о том, чтобы Прим не голодала. Я узнала об этом только недавно, потому что Прим пообещала молчать, но Пит давал Прим маленький кусок хлеба каждый день, пока меня не было. Я даже не поблагодарила его первый раз за то, что он заботился о нас, а тут он помогал моей сестре не умереть с голоду, пока меня не было. А сейчас он идет на арену, и я ничем не могу ему помочь.
— Ты можешь.
— Как?
— Ты сделаешь все, чтобы он вернулся домой.
— Ты говоришь так, как будто это просто. Тебе напомнить про четырех трибутов, которых я не смогла вернуть домой, и о 45 твоих?
— Полегче, Солнышко, не нужно говорить гадости.
— Я не смогла даже Гейла вернуть домой, а ведь он был очень способный.
Он нахмурился, — Ты, как и я, знаешь, что Гейла было не спасти. У него не было шансов.
Это правда. Я сама подписала ему смертный приговор, когда не появилась на празднике в честь дня рождения Сноу. Я была так раздражена тем, что меня заставляют ехать в Капитолий, и я пропущу день рождения Гейла, что решила просто пропустить это мероприятие. Это мог бы быть большой скандал, но Финник, Хеймитч и даже Джоанна меня прикрыли, но Сноу все равно воспринял это как личное оскорбление.
Я потерялась в своих мыслях, и Хеймитч снова вернул меня в реальность, — Мальчик…
— Пит, — поправила я, — Его зовут Пит.
— Ты права, — уступил он. Он взял меня за руку и поднял со стула. Он продолжил говорить, уводя меня со сцены, — Конечно, то, что Пита выбрали, это несчастье, но, по крайней мере, это всего лишь невезение. Мы можем с этим работать.
— Ты прав, — и тогда я заметила тень, пробежавшую по лицу моего товарища-ментора, — Что такое, Хеймитч?
Он остановился и посмотрел на меня, его глаза печальны, — Я надеюсь, что ты понимаешь, что только что подписалась на его спасение. Но не забывай, у нас два человека, которым нужно помочь на арене.
Ох, это, — Я знаю. В прошлом году было ужасно, когда я приложила все усилия на возвращение Гейла домой.
— В прошлом году у нас была испуганная, худенькая девчушка, и мы оба знали, что она не переживет и первой резни, — напомнил он мне. И это правда, ей было 14, она была очень маленькой для своего возраста, и у нее не было ни навыков, ни шансов, — Но в этом году Миси, она другая. Она боец.
Я подняла бровь, — Ты быстро выучил ее имя.
— Мне не нужно учить ее имя, я и так его знал. Ее отец до того, как он умер… был моим знакомым.
Я стыдливо опустила глаза, — Извини.
— Она очень напоминает мне тебя. У вас обеих были дети, о которых нужно заботиться, и вы делали все возможное, чтобы им было что есть. Вот только тебе повезло больше, ты умеешь охотиться. Миси использовала другие методы.
Я немного помолчала, ожидая, что он продолжит, объяснит, что имеет в виду, но он молчал, — Расскажи.
— Ты помнишь старого главу миротворцев?
— Ты имеешь в виду того, что исчез в один прекрасный день, оставив нас с Тредом? Да, я помню его. Крей, верно?
Он кивнул, и у меня появилось ощущение, что он хочет, чтобы я вспомнила, что я знаю о бывшем главе миротворцев. Посмотрим… Он был довольно стар, у него были редеющие седые волосы. Он много пил, почти столько же, как и Хеймитч. Он был лучше, чем Тред, но я почему-то никогда его не любила. Старый Крей вызывал у меня дрожь после того, как я узнала, что у него есть привычка убеждать голодающих девушек продать себя ему за пару монет…
На секунду я испугалась, что мои сырные булочки появятся снова, но я сглотнула их обратно, — Она продавала себя ему?
— Она делала то, что считала нужным.
— Почему ты мне это рассказываешь?
— Я рассказываю тебе это, чтобы ты узнала про девушку, которой собираешься пожертвовать, чтобы спасти своего пекаря. Я хочу убедиться, что ты знаешь, какова цена, потому что не сомневайся, тебе придется заплатить за его победу, Солнышко.
— Я знаю цену, и я ее заплачу.
— Ты уверена? Потому что ты знаешь, чего от тебя ожидают в этом году. Всего несколько секунд назад ты осуждала действия отчаявшейся, умирающей с голоду девушки, и, по крайней мере, в целом, Крей был неплохим парнем.
Отлично, снова здравствуйте, сырные булочки. Как здорово опять вас видеть. Я отвернулась от этого кошмара. Послевкусие отвратительно, но как нельзя лучше подходит к разговору, — Я уверена.
Хеймитч положил руки мне на плечи и слегка пожал, это довольно успокаивающе. Он повел меня в сторону от содержимого моего желудка, — Ну, пошли. Нам пора на поезд.
Позднее, в поезде, мчащемся в Капитолий, я поймала себя на мыслях о мальчике с хлебом. До той ужасной ночи под дождем я едва его замечала. То есть, я видела его в школе, но он меня ничем не привлекал.
После той ночи, не могу сказать, что многое поменялось. Конечно, я чаще замечала его присутствие, но не пыталась его найти. Каждый раз, когда я его видела, я пыталась собрать все свое мужество и поблагодарить его за хлеб, но я никогда не могла подобрать нужных слов, чтобы выразить всю свою благодарность, так что я даже не пыталась.
Так было, пока я не вернулась с Игр, тогда все стало иначе, и это имеет смысл, ведь я тоже стала другой. Я чувствовала, что меня тянет к нему, что мне нужно его поблагодарить. Не только за подгорелый хлеб, но и за то, что его глаза такого же цвета, как и полевые цветы, которые указали мне путь к водоему, когда я умирала от жажды на арене. Но как я могла объяснить ему величину моей благодарности? Я, человек, который ненавидит ходить в должниках, продолжала копить долг перед ним, который я никогда не смогла бы оплатить.
А когда, в конце концов, Прим рассказала, что Пит приложил руку к тому, чтобы моя семья не голодала пока меня нет, я была полностью уничтожена. Мое чувство благодарности увеличивалось, давило, росло, и наконец лопнуло, и превратилось во что-то, что я еще сама до конца не поняла. Не помогало и то, что мне, как победителю, не нужно ходить в школу. И единственной возможностью с ним встретиться была пекарня или площадь, когда он идет домой.
Никто никогда не интересовался, почему я всегда хожу за покупками в пекарню после обеда.
Раздался тихий стук в дверь, это Эффи пришла сказать, что пришло время ужина. Я поблагодарила ее, и она ушла в направлении комнат трибутов. Я направилась в столовую и с удивлением обнаружила, что Пит Мелларк уже сидит за столом. Я заморгала от неожиданности, я не рассчитывала оставаться наедине с Питом. По крайней мере, не так быстро, и без всякой возможности подготовиться.
— Привет, — вежливо приветствовал он меня. Он опустил взгляд на свои руки, в которых он вертел салфетку, которая, вероятно, стоит больше, чем выручка его семьи за месяц.
— Привет, — эхом отозвалась я, потому что не уверена, что смогу сказать что-нибудь еще. Я выбрала место напротив него, зная, что не смогу сидеть с ним рядом.
Мы сидели в тишине, пока вновь не появилась Эффи, ведя за собой Миси. Девушка села рядом с Питом, и, хмурясь, наблюдала, как Эффи заняла следующее от нее место.
— Где Хеймитч? — спросила Миси, осматривая комнату.
— Он решил вздремнуть, — сказала Эффи, но мы обе знаем, что это не правда. Мы обе ездили с ним этим маршрутом достаточно, чтобы знать, что сегодня он напился до беспамятства. Как он однажды сказал, это своего рода традиция; он пьет в память о тех, кто нас покинул, а потом он пьет, чтобы забыть их всех.
Хорошо. Трибуты этого года достаточно умны, потому что сразу видно, что они не поверили в историю Эффи. Миси покачала головой и закатила глаза, а Пит подозрительно посмотрел на Эффи, но промолчал.
Подали первое блюдо — сливочный картофельный суп с кусочками бекона и сыра. Миси забыла о столовых приборах, просто схватила тарелку и разом выпила все содержимое.
Эффи уронила челюсть, наблюдая за Миси. Ну что ж, эти двое точно не будут друзьями. Я подавила смех, зная, что с Эффи мне лучше не ссориться.
— Миси, — сказала я, привлекая ее внимание. Она вытерла рот рукой, получив в след вздох от Эффи, — Я знаю, насколько это вкусная еда, но она очень тяжелая, так что не стоит так на нее налегать.
— Спасибо, но я думаю, что смогу с этим справиться, — ответила она мне.
— Она пытается убедиться, что тебе не станет плохо, — тихо сказал Пит, не поднимая глаз от тарелки, — Может быть, послушать ее не такая плохая идея. В конце концов, она твой ментор.
На что получил гневный взгляд, — Если она тебе так нравится, то пусть будет твои ментором, а я возьму Хеймитча. Он смог вернуть кого-то домой. Она не смогла спасти даже своего парня.
Я увидела, как Пит тяжело сглотнул, и у меня появилось сильное желание сказать все напрямую, — Гейл не был моим парнем!
Он посмотрел прямо на меня, его лицо ничего не выражает. Миси нахмурилась, — Ладно. Это похоже на правду.
— Так и есть. Между мной и Гейлом ничего не было, мы были друзьями, не более.
— Допустим. Тогда ее друга разорвали на части в прошлом году. Я слышала, что его послали в нескольких коробках, потому что не возможно было собрать его тело воедино, а некоторые фрагменты так и не нашли.
— Довольно, — Пит встал, указывая на Миси, — Кем бы он не был для нее, очевидно, что она о нем заботилась, а ты сейчас говоришь эти вещи только чтобы причинить боль, так что просто перестань, ладно?
Пит и Миси смотрели друг на друга несколько секунд, а потом она отвернулась, — Ладно, я больше ничего об этом не скажу. Знаете, что забавно? Я думала, что это она будет тебя защищать, а не наоборот.
Он сжал челюсти, но ничего ей не ответил. Я наблюдала, как он садится обратно и продолжает есть суп, и поняла, что все пошло не так. Не уверена, что оба моих трибута смогут меня воспринимать как ментора после этого.
Остаток ужина прошел в тишине, и Миси полностью проигнорировала мой совет. Но, когда наши тарелки были опустошены, я с долей удовольствия наблюдала выражение тошноты на ее лице.
Эффи хлопнула в ладоши, — Пора идти.
— Идти куда? — спросил Пит, он выглядел нормально. Я невольно отметила, что он не объедался во время ужина.
— Смотреть повторы Жатв, — сказала я, пытаясь представить себя как ментора.
— И почему мы должны это делать? — ну конечно, Миси не согласна. Сейчас я нашла очень оскорбительным сравнение Хеймитча ее со мной. Я проконтролирую, чтобы он это узнал завтра, когда я вылью кружку ледяной воды ему на голову.
Эффи замялась, не зная, как ответить, — Но это-, я имею в виду-, я думала…
Я перебила, — Это хороший шанс впервые посмотреть на своих противников.
Она пожала плечами, и я заметила, что ее лицо слегка позеленело, но она с этим борется, — Ладно, я думаю, что пропущу это. Если будет что-нибудь интересное, уверена, утром вы мне расскажете.
Я не возражала, чтобы она ушла, тем более она действует мне на нервы. Утром она будет уже проблемой Хеймитча.
Мы втроем прошли в другое купе, то, что с телевизором. Пит сел рядом со мной, и слабо улыбнулся, прежде чем мы переключили все внимание на экран. Я помню, как я была на его месте, смотрела на детей, которые попытаются меня убить на арене. Это чувство было ужасно, и, не думая, я взяла Пита за руку. Его улыбка стала шире, но он не смотрел на меня, однако, в ответ сжал мою руку.
Я начала внимательно смотреть Жатву, размышляя над тем, каким будет соревнование в этом году. Некоторые трибуты сразу производят впечатление. Красивая блондинка из первого дистрикта, огромный парень из второго, и маленькая девочка из одиннадцатого, которая едва выглядит на свой возраст. Она так напоминает мне Прим, что у меня заскребло на душе, но я приказала себе не привязываться к ней, если я хочу спасти Пита.
Когда программа закончилась, и вместо 24 лиц трибутов на экране появился герб Панема, я почувствовала, как Пит откинулся на спинку дивана рядом со мной. Тогда я поняла, что мы все еще держимся за руки.
— Ты в порядке?
Он даже не посмотрел в мою сторону, вместо этого, он посмотрел вниз, и потом, как будто заметив наши соединенные руки, он начал высвобождать свою, — Я просто не знаю, как мне это сделать.
Ему не нужно объяснять, потому что я прекрасно понимаю, о чем он, — Я чувствовала себя так же, когда была на твоем месте.
— Правда? — спросил Пит, и я кивнула, — Как… как ты…?
— Это было не просто. Но в конце концов, я думала о своей маме и Прим, и решила, что я должна бороться ради них. И я делала все возможное, чтобы стать тем, кто сможет выбраться с арены.
— А что, если у меня нет того, ради чего стоит бороться?
Пит, мальчик с хлебом, который спас меня, говорит так подавлено, что я чувствую, как мое сердце разрывается, — Тогда, борись ради меня. Чтобы мне не пришлось хоронить очередного трибута.
— Бороться ради тебя… — он произнес это, как будто что-то решая. Внезапно, он посмотрел мне прямо в глаза, и я потерялась в голубом омуте. Он вытащил меня оттуда простой фразой, — Да, это я могу.