Динамическое парение

Это есть начало и причина, и конец всякого зла. Премудрость Соломона (гл. 14)

1. Уоррен шел к гостиной, и его крылья, будто бы случайно, оставляли на деревянном паркете длинные неопрятные царапины, нанесенными зазубренными остриями перьев. Эти же перья совершенно неумышленно обдирали косяки дверей везде, куда падали глаза. Зверь ворчал, мол, ему порой кажется, что в их доме завелась огромная наглая кошка, и при этом еще зловеще сверкал глазами. Уоррен лишь насмешливо ухмылялся и продолжал свое дело. Ему все еще до ужаса не нравился Чарльз Ксавьер, он жаждал досадить ему хоть чем-то таким. По-детски, конечно, но душу греет приятно. Он мигом залез на спинку дивана, только едва пошатнувшись — с каждым днем совладать с крыльями было все легче и легче, Уоррен почти не терял равновесия, все прям как раньше, — и уселся птицей на жердочке. В утренней газете он наткнулся на недельную телепрограмму, увидел свой любимый фильм, а дальше ему было все равно, хочет кто-то смотреть или нет. Быстро завладев пультом, Уоррен рявкнул на начавших было возмущаться мелких и вторящему им всегда недовольного Скотта: — Рты закрыли живо! И включил Индиану Джонса. Примчался Питер, как всегда, только всколыхнулись шторы на окнах, сунул две холодных бутылки пива в руки Уоррену и опять убежал, чтобы через минуту появится вновь, с несколькими ведрами поп-корна и прочей жратвы, как раз под просмотр фильма. Питеру Индиана Джонс тоже нравился. Чарльз, мягко возникший в их головах, напомнил детям помладше, о том, что пора бы идти спать, им же - не засиживаться допоздна. Уоррена Ксавьер благополучно проигнорировал, чему тот был благодарен. Гостиная стремительно опустела. — А ты типа крутой, да? В школе алкоголь распивать? — Скотт наверняка прищурился, только за красными линзами этого было не видно. Уоррен отхлебнул большой глоток и оскалился. Он, в отличии от всех их, был уже давно совершеннолетним, а еще привык не обращать внимание на возмущенные и завистливые взгляды. — А ты типа правильный весь такой и против? — усмехнулся Питер, и Уоррен заметил влажный блеск пива на его губах, растянутых в улыбке. Система была давно отработана — Архангел делал вид, что пьет в одиночестве, пока Питер мотался туда-сюда, если ему хотелось. Его не пугало, что профессор типа прознает, наругает и все такое. Питера вообще мало что пугало. Саммерс в это "мало" вовсе не вписывался. Скотт открыл было рот вновь, чтобы высказать свои претензии, но Уоррен грозно рыкнул. Начиналось самое интересное. — Может еще закуришь? — Скотт Саммерс настолько сукин сын, что совершенно по подлому влез в самый волнующий момент фильма и испортил всю атмосферу. — Вредно для полетов, — лаконично ответил Уоррен, гневно зыркнув на него, и отправил пригоршню поп-корна в желудок. Скотт ничего не ответил, только с возмущенным видом облокотился на спинку кресла и фыркнул, отведя глаза. Уоррен, хоть и был в намеках туповат, понял все по выражению лица Питера. Ко мнению прочих о его крыльях он относился настолько ранимо, насколько вообще умел. И кинул поп-корном в Саммерса. Саммерс увернулся, и все влетело в Ороро, внимательно наблюдавшей за приключениями Индианы. Она задохнулась от негодования и швырнула едой в ответ. Уоррен заметил только серебристый отблеск в воздухе, и через мгновение Джубили вопила, выпутывая поп-корн из волос. Курт громко засмеялся, скалясь во все клыки. — А ты че ржешь, акробат хренов? — нахмурился Уоррен и метко кинул почти половину ведра в Курта. Тот отчего-то засмеялся еще больше и тут же пропал. А потом на Джин с потолка посыпалась сладкая кукуруза. Началась битва. Уоррен все норовил попасть по Курту, швыряясь не только поп-корном, но всем, что под руку попадалось: пультом, подушкой, бутылкой воды, пачкой чипсов, печеньем, конфетами. Курт или уворачивался, или ловил все хвостом, или внезапно исчезал так, что потом сам Уоррен огребал по полной прилетевшим со стороны снарядом. И все Курт смеялся, весельчак этакий. Уоррен подумал, что неплохо было бы ему сломать хвост, но медлил с расправой, обстреливая Курта на пару с Джубили. А потом пришла Рейвен, и им всем стало не до смеха. Как-то раз Уоррен все же попытался сломать ему хвост. Тогда снег слегка покрывал сад при школе, чувствовалась зима. Курт развивал способности по перемещению, пытаясь перенести как можно больше людей за раз и на большое расстояние. Уоррена попросили поучаствовать, потому что он со своими крыльями сходил за всех двух людей разом. Джубили так и не заметила, как напрягся Курт, как он натянуто улыбнулся и от нервов сжал ладонь Джин так, что та испуганно ойкнула. Уоррен, изогнув губы в злой усмешке, схватил его за хвост, наматывая на кулак и изгибая. Курт поморщился. Уоррен увидел белое пространство парковой зоны, постепенно проступающее сквозь облако черного дыма. Но тут земля ушла у него из-под ног. Курт, зараза, всех поставил на берег около пруда, кроме него. Уоррена он свалил прямо в воду, изящно махнув теперь уже пульсирующем от боли хвостом. И пока Уоррен, злой, мокрый, с крыльями наготове, вылезал из пруда, ретировался на ближайшее дерево. Уоррен бегал за ним по парку, метал перья, но Курт увиливал, перемещался и прятался. Наконец, Уорингтон замерз. Он направился в теплое помещение, только проходя мимо извечной компании, услышал их сдавленный смех. — Мрази вы, — парочка перьев воткнулась прямо у ног не особо впечатленной Ороро, которая вдобавок обдала его холодным воздухом в спину. Потом Уоррен, отогреваясь, думал, что, вообще-то, мог и убить Курта. Тот не так уж на полном серьезе уворачивался от перьев. Чуть больше меткости — и беспечный синий уродец упал бы с лезвием-пером в животе. Оказывается и сам Уоррен не особо прицеливался. Ладно, времени еще вагон. Успеется. Когда его впервые позвали на тренировку вместе со всеми, Уоррен обрадовался. Он соскучился по боям, образ мирной домохозяйки претил с самого первого дня. Рейвен все еще неодобрительно на него косилась на пару с Маккоем, но Уоррену было наплевать, он разминался, с удовольствием ощущая, как тягучей приятной болью отзываются мышцы. Он дрался против Рейвен, чтобы показать, на что способен. Ему не было легко, он оказался в той привычной среде, где действительно чувствовал себя, как рыба в воде. Зрители, круглый ринг, противник напротив. Рейвен сказала, что он довольно неплох. Запыхавшись, и дважды едва не попав под его крылья. Уоррен, тоже уставший и получивший меткими кулаками, насмешливо ухмыльнулся. Он бы сказал, что он был прекрасен, намного лучше детишек позади. Их разделили на команды, учебный бой друг против друга. Конечно же, Уоррен сразу ринулся на Курта. Сначала это было забавно и ничем не отличалось от их обычных стычек, кроме как теперь иногда Уоррена отдергивали от цели, прося помочь с другими противниками. А потом Курт внезапно оказался за его спиной и, обвив хвостом ногу, дернул на себя, впечатав в стену. И Уоррену стало чертовски страшно. Он вспомнил, как обжегся током, вспомнил страх за свои крылья, которые и так все еще были не в порядке. Увидел то же самое лицо впереди. Курт тоже что-то такое понял и замер в нерешительности, испуганно приоткрыв рот. И у Уоррена сорвало крышу. Его оттащили от Курта тогда, когда крылья вонзились в пол всеми острыми перьями совсем рядом с лежащим Вагнером. Если бы тот не успел откатиться, то позади школы появилось бы новенькое надгробие. Уоррен тяжело заглатывал воздух, гневно и с мрачной отчаянной решимостью смотрел на Курта, не позволяя страху завладеть собой. Не позволял, но забытый страх был все равно сильнее. После этого Уоррен никому не позволял слишком близко приближаться к крыльям. Даже Питеру, не доверял Мойре и медсестре. 2. Уоррен снова стал замкнутым. Курт, конечно, не мог точно судить, стало все совсем как раньше или все-таки иначе, поэтому всецело доверял мнению Джин и особенно советам Питера с того самого разговора. Как только он появлялся в поле видимости Уоррена, начиналось самое интересное. Сначала ему было немного страшно и всегда казалось, что последним увиденным Куртом кадром из жизни будет зло ухмыляющееся лицо Уоррена или его ожесточенные глаза, когда он нападал, но потом Курт втянулся. Привыкнув уворачиваться от мелькавших над головой крыльев после того, как в первый раз ощутимо получил по затылку, Вагнер исчезал, как только в него летели перья, хоть и знал, что до цели они не долетят хотя бы потому, что Питер не позволит. Прыгал и лазил по стенам, играя в прятки-догонялки "на выживание", как ворчливо называл их Хэнк, постоянно опасаясь за Вагнера, когда слышал металлический перезвон и топот ног — Уоррен гнался за ним, разозлившись из-за очередной чепухи. Наверное, Курт должен был вести себя как тот несчастный сынишка Си-Си из сериала Санта-Барбары, вечно затюканный и вечно унылый, но Курту было даже... Весело. Иногда он даже сам доставал Уоррена, правда, осторожно и деликатно. Ему было по-настоящему неприятно только один раз, когда Уоррен предложил пойти в цирк и наградил Курта взглядом, полным превосходства. Курт неприятно поежился, но все оказались так рады этой идее, что ничего не сказал против. И даже пошел. Курту было интересно, конечно, наблюдать за искусными французскими циркачами, вот только стены шатра, запах грима, свет софитов и громкие звуки порождали ненужные воспоминания, и большую часть представления он сидел, сжавшись в кресле, не сводя напряженного взгляда с арены. А потом он посмотрел чуть в сторону и увидел Уоррена: он вовсе никуда не глядел, его лицо выражало полное отсутствие эмоций. Ожил Архангел, конечно, только тогда, когда в автобусе они уселись так, что Курт оказался позади его, и начал доставать. Питер сказал, что они напоминают ему школьников: ботана и главного хулигана-футболиста. Курт не был ботаником и не разбирался в цветах и растениях, но, кажется, смысл выражения уловил. Почти. После того случайного боя Уоррен как с цепи сорвался, только наоборот. Он даже на Курта реагировал вяло, максимум проходил мимо так, что места в коридоре не хватало из-за расправленных крыльев, и Курту приходилось срочно прыгать на какую-нибудь люстру, стену или карниз, после складывал крылья и брел тяжелыми шагами прочь. Потом ему взбрела в голову совсем странная мысль, но Рейвен и профессор ее почему-то одобрили. Уоррен под чутким руководством доктора Маккоя залез на крышу. Курт стоял внизу вместе со всеми и видел только, как доктор Маккой и Уоррен ругаются, при этом Уоррен бурно жестикулировал и выглядел как загнанный пес. Не дослушав гневный рык Хэнка, быстро подошел к краю, расправил крылья и прыгнул, не задумываясь. Крылья Уоррена не могли полноценно раскрываться. Левое, Курт знал от Питера, он не мог поднять до конца, как ни старался, и оно криво поддавалось назад. Поэтому Курт, затаив дыхание, следил за тем, как Уоррен делает два медленных шатких взмаха, безуспешно пытаясь выровняться в воздухе. Он парил не больше двух секунд, а после нового взмаха стал падать, заваливаясь на одну сторону. Курт утащил его за собой в туман и опустил на землю, но Уоррен, думая, что он еще в воздухе, сильным движением крыльев чуть не сшиб его с ног, зато упал сам. И долго не мог понять, что произошло, а как понял, его выражение лица стало совсем страшным, и Курт напрягся. Он медленно встал и угрожающе к нему приближался, но Курт не отходил. И, если честно, не понимал, в чем был виноват именно сейчас. — Ты все испортил! — заорал Уоррен. Курт вздрогнул. Обычно Уоррен низко и зловеще ревел, словно дикий зверь, но никогда не кричал непривычным голосом. Пока он подходил все ближе и ближе, выплевывая какие-то слова с таким видом, будто бы уже придумал десять тысяч различных смертей для Курта, подбежали остальные. Питер, разумеется, шустрее всех, встав между Уорреном и Куртом. — Он спас тебя, придурок. Ты бы носом упал в землю, если бы не Курт, — Ороро сложила руки на груди. — Я бы взлетел! Он мне помешал! Мне не хватило немного разгона, безмозглая ты дура, как ты не можешь понять? — Это ты слишком глуп, раз не понимать, что никогда не сможешь летать! Курт подумал, что Уоррен и Ороро довольно часто собачились, имея такой вспыльчивый нрав, но никогда еще не заходило до такого. Ороро была страшна в гневе, ее глаза тут же становились белыми, и она всегда находила именно те слова, которые попадали слишком в цель. Уоррен приоткрыл рот, затем снова открыл, нахмурился и угрожающе раскрыл крылья. Тучи на небе понемногу сгущались. Воздух насытился озоном. — Это Апокалипсис дал тебе крылья! Его нет — нет твоих крыльев! Они просто металл! Идиот сумасшедший! — а потом она также резко замолкла, как и начала. Тучи понемногу светлели и становились обычным зимним небом. Уоррен затих и смотрел сквозь нее. Ороро пощелкала пальцами перед его глазами и подвела итог, разозлено вздохнув. — Он снова завис. — И кто же в этом виноват, интересно? — поинтересовался Питер, глядя на Уоррена, чье выражение лица походило на лица ангелов в католических соборах. Курт часто таких видел. Кротких, торжественно печальных и смотрящих будто бы себе в душу, чем вокруг. Питер сложил руки в боки и отвернулся, потом его внезапно осенило, и он убежал. Курт стоял не так, чтобы слишком близко к Уоррену, но и не далеко, обеспокоено вглядывался в его непривычно ссутулившуюся фигуру. Он еще никогда не видел, чтобы Уоррен пропадал вот так. Рядом с Куртом такого не происходило ни разу. Больше страшно, чем интересно. Из особняка бегом к ним направлялись Джин и Скотт. Питер уже стоял рядом с Уорреном с уставшим выражением лица, как у многодетных мам с маленькими неразумными детьми на руках. Джин в нерешительности замерла в паре шагов от них: Курт помнил, что Уоррен обычно со злой затравленностью смотрел на нее, если она рядом, вставал и уходил, если Грей приходила в гостиную. Ему было обидно за Джин, если честно. Она Курту нравилась. Джин осторожно приближалась к Уоррену, но тот никак не реагировал и все стоял столбом. Она медленно приподняла руки в намерении коснуться его висков, как обычно делала, если хотела установить мысленный контакт. Один раз Курту снился страшный сон, и она делала также. Однако Уоррен внезапно ожил и махнул крыльями. А потом все случилось слишком быстро. Уоррен нацелился на Джин всеми остриями перьев, почти ударил ее кулаком. Джин вскрикнула от неожиданности, инстинктивно прикрылась руками, не успевая среагировать на телепатическом уровне от страха. Скотт выпустил лучи прямо на Уоррена, Курт видел это так явно, как будто бы на секунду стал Питером: рубиново-красные лучи из его визора сначала пропахали снег, тут же его растопив плазмой, а затем устремились на крылья. Курт не был самим Питером, он успел только оттолкнуть Скотта, и то, слишком поздно, заставив только зажмурить глаза и потерять равновесие. Курт обернулся. Уоррен стоял целым и невредимым. Между ним и Джин была выжженная линия земли, луч каким-то образом снес только маленькую башенку на вершине школы. Питер со слегка испуганной ухмылкой все еще удерживал Уоррена за предплечье. Никто ничего не говорил. Все стояли, тяжело дыша, не двигаясь. А потом почему-то стали друг на друга орать. Особенно Питер, Ороро и Скотт. Джин стояла, прислонившись к дереву, ее руки чуть заметно подрагивали. Навстречу к ним уже бежал до ужаса злой Хэнк и встревоженная насупленная Рейвен. Они тоже стали кричать. Почему-то все очень любят кричать. Наверное, от нервов. Курт перевел взгляд на Уоррена, не очень-то слушая учителей. Тот смотрел на прочерченную линию талого снега и взрытой земли, отделявшую его от других студентов по чистой случайности, потом взглянул на свои сжатые в кулаки руки, а затем поднял глаза на Курта — со злостью и ненавистью, явно думая, что это Вагнер снова виноват. Курту не очень-то было страшно. Он боялся больше за то, о чем думает Уоррен. Он надеялся, что тот не жалеет, что Скотт только что его чуть не убил. 3. Эрик не думал, что окажется у ворот особняка Чарльза Ксавьера так... Быстро. Ах, простите. Школы для одаренных детей профессора Ксавьера. Звучит так, будто бы бедные дети слабоумны. Первым, кто его встретил, был Питер. Появился с дуновением ветра, на лице обыкновенная плутоватая и дружелюбная улыбка. Эрик даже не удивился и великодушно позволил себя проводить по коридорам до кабинета Чарльза. Будто бы он тут ничего не знает. Будто бы не может пройти с завязанными глазами. Зато Питер деликатно не дал ему столкнуться с Рейвен. Умный малый, вот только слишком много болтает. Немного раздражает, однако больше вызывает усмешку. — Ты ворвался в мой мозг с душераздирающими криками о помощи. Я прихожу и вижу целехонькую школу, счастливых учеников и ни одного трупа. Что случилось? Чарльз, лысый Чарльз, ждал его посередине комнаты. Эрик чересчур, должно быть, внимательно всматривался в его лицо, кажущееся непривычным, потому что Ксавьер слегка смутился, отвел взгляд и откашлялся. Леншерр приметил едва заметный шрам на виске. Обернулся. Чарльз смутился не его, а Питера, который с невинным видом стоял за спиной и ждал продолжения разговора. — Кыш, — сказал сурово Эрик, нахмурив брови. Питер исчез. Эрик снова повернулся к Чарльзу. — Так что? — Это было по поводу Уоррена. — Какого еще Уоррена? Чарльз посмотрел на него учительским взглядом. Эрик ответил непроницаемым непониманием. Чарльз тяжело вздохнул, чуть заметно покачал головой и подъехал к столу. Эрик воспринял этот жест как приглашение сесть, незамедлительно подошел к креслу и удобно там устроился. Как будто и не уходил никуда на эти двадцать лет. — Архангел. Смерть. Четвертый Всадник Апокалипсиса. Неужели вы даже не узнали имен друг друга? — Меня все знали. — О, неудивительно. Они помолчали. Чарльза так и подмывало начать говорить прямо в лоб, Эрик это понял по поджимающимся губам, но он слишком хорошо знал Ксавьера, чтобы понять: Чарльз может врать себе сколько угодно, он хотел продлить эти минуты общения как можно дольше. Да и что уж врать и себе — Эрик тоже. Просто они оба упрямы и невыносимы. Поэтому после этой проблемы с... Как его там, Уолтером, что ли, разойдутся восвояси. Может, потом снова сойдутся. По первому зову сдавшегося Чарльза. — И, кстати, это не был такой уж прям вопль. Просто я наконец нашел выход из ситуации и слегка подался эмоциям. И боялся тебя... Не найти. — Поэтому разбудил в три часа ночи своей великолепной идеей. Зато нашел. — Что ты чувствовал после всей этой истории с Апокалипсисом? — Чарльз сделал слегка оскорбленное лицо и продолжил говорить чуть повышенным голосом. Эрик-то видел веселые искринки в его глазах. Наверное, стоит наконец отвести взгляд от лица Ксавье. Впервые за все время их разговора. — Я имею в виду твою мутацию. — Что с ней стало после его смерти, — кивнул Эрик, поняв его мысль. Взгляд так и не отвел. Сцепил руки в замок и продолжил. — Апокалипсис дал нам колоссальную силу. Это было схожее чувство, как если бы ты в старом знакомом доме вдруг нашел заброшенный подвал с сокровищами и еще сотни неизведанных комнат. После его смерти половина комнат захлопнулась на замок. Ключи он унес с собой. Но я все еще могу сделать большее, чем мог до него. Наверное, Чарльз был уязвлен. Он-то считал себя тем, кто смог раскрыть потенциал, научить до малейших деталей контролировать ее. И вдруг появляется тысячелетний мутант-полубог и легким движением руки раскрывает все карты. Те, до которых даже телепат не мог добраться. Еще и лысым сделал. Бедный-бедный Чарльз. — Эрик, ты думаешь слишком громко, — фыркнул Ксавьер, теперь уже действительно обидевшись. Он-то, кстати, наверняка чувствовал тоже самое, что и Эрик. Внезапную хрупкость окружающего мира из-за того, что в одночасье стал сильнее, и некую робость при применении способностей. Хотя у Эрика она прошла за пару дней. — И Ороро тоже чувствовала то же самое. В смысле, Гроза. Она до сих пор лучше всех контролирует свои способности. И сильнее всех, не считая Джин. Интересно, его слова что, действительно звучат, как колокол на пустыре, так звонко и так далеко, что уши зажимать бесполезно? — Именно, — ответил Чарльз, не сумев сдержать улыбки. Короткой и одними уголками губ. — Я чувствую ядро планеты. До сих пор. Породы в земле. Весь металл вокруг. Наверное, это так же, как ты слышишь мысли. Может, нет — проверять нет желания. Правда, сдвинуть планету никогда не смогу. — Быть может, пока. — Замечательно. На досуге попытаюсь пододвинуть Землю подальше от Солнца. Хватит умирать белым медведям и пингвинам, — не может удержаться от язвительной реплики Эрик. — Что с парнем? Эрик долго и придирчиво рассматривал застывшего Уоррена, который и вздох-то боялся сделать. Точнее, не самого его, а металлические крылья. Медленно проводил рукой по железным костям, по первостепенным перьям, пытался прочувствовать их природу. Уоррен был единственным, чья сила увеличилась на физическом уровне. Также закономерно она могла пропасть. Эрик чуть заметно пошевелил пальцами. Перья не подчинились ему. Единственное, что он смог им приказать — едва заметно приподняться. — Они не из железа, — Эрик повернулся к Уоррену спиной. Тот мог быть свободен и идти восвояси, но стоял как истукан. Ждал вывода. — Не полностью. Сложно объяснить. Скажем так: частицы кости и железа очень перемешаны. Как "Kool-Aid". Мерзкий коктейль. Один сахар на зубах, порошок на языке. Но Нине нравилось. Они с Чарльзом вышли, оставив Уоррена за дверью. Отойдя на порядочное расстояние, замерли. Эрик рассматривал не изменившиеся коридоры, обитые темным деревом, пахнущие стариной. Какой контраст со стерильными навороченными помещениями под особняком. Эрик не любил двоякость. Чарльз внимательно за ним следил. — Я не биолог, не доктор и не могу выявлять диагноз, — Эрик не сводил задумчивого взгляда с знакомых мест. — Знаю только одно: за его спиной не крылья, а груда металлолома, прикрепленная к позвоночнику. Он ими шевелит? — Чарльз кивнул. Эрик задумчиво облизал губы. — Я ничего не могу сделать. Что думает Маккой и ваша красавица медсестра? Теперь Чарльз покачал головой. Они так и стояли долгое время молча. Ксавьер не хотел ни о чем заговаривать. Не то, чтобы Эрик ждал, но ему не нравилось не понимать, что делать теперь: то ли уходить, раз долг выполнен, то ли остаться на ужин. Может, на ночь. Не хотелось выполнять ничего из этого списка. Магнето, который сидит за столом и рассказывает свои террористические байки малолетним студентам, выпивая бокальчик вина и обгладывая ножку курицы. — Мы не пьем, если за столом есть дети, — задумчиво отозвался Чарльз. Он хотел сказать еще что-то. Эрик был просто уверен, что пригласить на ужин на самом-то деле. Он же джентльмен, джентльмены не отпускают людей, который сорвались с места только из-за призыва о помощи, не успев даже позавтракать толком, но их прервали. Две фигуры стремительно шли прямо к ним. В силуэтах, теряющихся между солнечным светом окон и полумраком коридора, Эрик узнал Питера и Уоррена. Если где-то что-то интересное, ищите Питера. Потому что он непременно будет именно там, где основная заварушка, а лучше держитесь от него подальше. Все по той же причине. Интересный малый. Уоррен открыл рот, чтобы спросить о крыльях. Не подобрал нужной формулировки, рот закрыл. Спрашивал только нахмуренным и отчаянным взглядом. Он был бледен, решителен, юн и упрям. И зол. Как, в прочем, и всегда. Эрик его встретил именно таким же решительным и злым, стоящим позади Апокалипсиса, по правую руку, как верный пес. Быть вечно злым не выход. Эрик знает. Эрик хочет ответить ему честно, но Чарльз опережает его на секунды. — Терпение, друг мой, — говорит он. Может, он прав. У Чарльза вообще есть отвратительное свойство: он всегда прав. Рано или поздно этому появляется неопровержимое подтверждение.