Динамическое парение

И никто из нас не живет для себя, и никто не умирает за себя. Рим. 14:7

1. Шоссе, ведущее на Нью-Йорк, не освещалось, было пустынным и лежало черной змеей посреди заснеженного леса. Уоррен холода не чувствовал, поэтому довольно бодро преодолел весь путь от школы до дороги, без труда раскидывая сугробы сапогами, и о своем спутнике вспомнил только сейчас. Курт сонно плелся за ним, то и дело спотыкаясь, почти не отставал. Как только они шагнули за порог особняка Ксавьера, Уоррен потребовал, чтобы шмакодявка перенес их сразу в город, но тот заявил, что устал, пока переносил Джин, и поэтому в ближайшее время был донельзя бесполезен. Уоррен был сердит и зол, конечно, но одновременно полон решимости хоть пешком идти все эти километры, лишь бы добраться до цели. Надо будет - синего урода на спину взвалит и потащит. — Машины хоть едут, не? — у урода был хороший слух, это Уоррен отлично знал. Курт повел ушами, замер, как гончая собака, а затем сник и помотал головой. — Мотоцикл едет. Уоррен чертыхнулся, рывком засовывая руки в карманы на куртке, но вдруг ему в голову пришла поразительная по своей гениальной простоте идея. Видимо, он улыбнулся совсем уж нехорошо и коварно, потому что Курт вылупился на него так, словно Уоррен вдруг обратился в самого Магнето и притащил с собой согнутую в бантик Эйфелеву башню: со страхом, непониманием и порывом сматываться в ближайшие секунды куда подальше. Шоссе все еще пустовало, хотя ровный звук мотора медленно приближался со стороны Нью-Йорка. Уоррен вышел на середину дороги и всматривался в темноту, пока, наконец, неясным отблеском на горизонте не замаячил мотоциклист. Курт по-прежнему топтался где-то между сосен, не решаясь подойти, пока ему не махнули рукой, подзывая. Уоррена так и распирало от предвкушения, он смотрел только вперед, поэтому, не глядя, цапнул его за бок, притягивая к себе и устраивая чуть впереди. Курт тупил и недоуменно смотрел, как Уоррен резко, со свистом раскрывает крылья и просто стоит, терпеливо ждет. — Уоррен, а что ты хочешь сделать? — мотоциклист все приближался, но скрылся за поворотом. Звук нарастал. — Уоррен? Курт запаниковал. Его хвост обвился где-то под коленкой Архангела, Вагнер дернулся в сторону и потянул за собой в надежде и его увести в безопасный кусочек земли на обочине, но Уоррен твердо положил ладонь на его шею, накрыв кадык, и вернул на место. Курт судорожно сглотнул и мертвой хваткой вцепился в его кисть, действительно замер. — Тиха. Он не должен заметить, что нас двое, — прошептал Уоррен, ухмыляясь во все лицо и все еще держа крылья распростертыми. Ему было чертовски весело, так, будто бы сердце незамедлительно выскочит из груди, не дождавшись самого главного. — Уоррен... — синий уродец не разделял его эмоций, только прерывисто дышал и наверняка считал его самоубийцей, не вырывался, просто жутко боялся и нервно размахивал хвостом. — Уоррен? Уоррен! Курт почти пропищал его имя, нерешительно затрепыхался на месте. Мотоциклист был уже настолько близко, что яркий свет фар ослепил Уоррена, он услышал резкий звук тормозов, но прекрасно знал, что водитель врежется в них, не успеет на скользкой дороге вовремя остановиться. Курт наконец перестал тупить, или у него это получилось случайно, Уоррену не пришлось даже говорить ничего: едкий серный дым вышвырнул его недалеко от предполагаемого места столкновения. Мотоциклист ничего не понял, круто развернулся на сто восемьдесят, всматриваясь в темноту, где уже никого не было: все, кто были, оказались за его спиной. Водитель упал после того, как ему прилетело тяжелым железным крылом по голове, свалился со своего байка и так и остался лежать, раскинув руки. Уоррен ухмыльнулся, отодвинул его ногой подальше от мотоцикла, чтобы развернуть байк, и занялся изучением управления. — Но так же нельзя, — просипел Курт, шмыгнув носом. Он тяжело дышал, как после скоростного кросса, и стоял, наклонившись и уперев руки в колени. Видать, реально устал даже после такой маленькой телепортации. — Да без базара, — пожал плечами Уоррен, перекидывая ногу через сидение. — Иди пешком. Встретимся на первой развязке, — Курт замолк, обиженно глядя на Архангела, но, видимо, согласился, раз уж бережно оттащил бессознательное тело под дорожный знак. — А ты водить умеешь? Курт устроился у него за спиной, Уоррен машинально повел плечами и напрягся, но высказываться против не стал: другого выбора все равно нет, как бы этот не нравился. Только сказал убрать от него свои когтистые лапы и держаться за раму. В далеком детстве у Уоррена был спортивный велосипед, настоящий, хоть сразу в гонки, с переключателями. Не сравнимый, конечно, с управлением мотоцикла, но уже что-то. Уоррен потыкал наугад по разным кнопкам, потянул за рычажки, дернул переключатели. Мотоцикл завизжал задним колесом по асфальту, а потом двинулся вперед, медленно набирая скорость. — Не-а. Но это не настолько охуеть, как трудно, чтобы я не смог разобраться. Они ехали довольно медленно, хоть и какая-то, явно самая безбашенная и нерациональная часть кричала вжать педаль газа на полную и просто нестись вперед, подставить лицо ветру и скорости. Уоррен вздыхал, выезжал тихим ходом на самые безлюдные улицы пригородных поселков и направлялся в город, осторожно вписываясь в повороты и опасно раскачиваясь на съездах. Курт, почти сразу убаюканный мерным рокотом мотора, стал клевать носом, даже вроде заснул, потому что в своем уме он явно не стал бы то и дело прислонятся лбом к спине Уоррена. Тот безуспешно пытался его скинуть с себя, добивался только того, что Вагнер сползал и его приходилось поправлять крыльями, одновременно следя и за дорогой, и за управлением. Город стал светиться впереди через огромное количество времени, Уоррен устал сидеть спокойно, раздражался и ерзал. Начинались промышленные зоны, заводы, недостроенные блоки домов и позабытые людьми дороги — хоть какие-то признаки Нью-Йорка. Он проезжал под железнодорожным мостом, пост дорожной охраны оставался за бетонным забором, хитро обойденный с краю, вот только рокот мотора их выдал с потрохами. Уоррен услышал только что-то типа "Останови-ка этого, может, угнанный мотоцикл того больного чувака, видевшего ангела какого-то на дороге" и понял, что пора ускориться. Уоррен петлял среди каких-то блочных жилых высоток, ехал Богом забытыми путями, разогнавшись так, что чудом удерживался в седле и не сносил ничего громоздкими крыльями, избегал пятен света. Несколько патрульных машин уже включили сигнальные огни, в рупор приказывали остановиться, но Уоррен их не слушал и упрямо выруливал к какой-то куцей лесополосе. Курт проснулся и вцепился в него настолько сильно, что ребра затрещали, после того, как над их головами громыхнул выстрел, а пуля отрикошетила от металлических перьев в сторону. Полицейские машины остались позади, только одна объезжала их сбоку по дороге. Уоррен гнал в просвет между деревьев и покатил по пологому кургану прямо к железнодорожным путям, где стуча колесами ехал товарный состав. Курт почти дико заорал, увидев, что они несутся прямо туда. А Уоррену было весело. Крылья судорожно зазвенели от ветра, их хорошенько тряхнуло, пока мотоцикл перескакивал через рельсы, руки Курта, казалось, вдавили его желудок к позвоночнику, машинист нажал на оглушающий гудок, первый вагон с грохотом мелькнул за их спинами. По широкой дуге, чтобы попросту не завалится на бок, Уоррен поехал вдоль поезда к кольцевой развязке неподалеку. Он обернулся, чтобы что-то сказать Курту и хотя бы просто проверить, жив ли он вообще, увидел только его испуганно вытянутое лицо с огромными от страха глазищами. Уоррен прыснул от смеха, отвернулся обратно и замер сам: впереди был широкий канал, а земли уже почти нет. Он зажмурился, приготовившись хорошенько приложится о водную гладь, но его объял черный туман. Уоррен покатился по гальке вниз, остановившись только почти у самой реки. Перед его глазами пузырьками опускался на дно мотоцикл. Уоррен полежал еще немного, глядя на тонущий байк, а потом встал, чуть пошатываясь. Курт смотрел на него, так и ожидая каких-нибудь язвительных комментариев или взрыва негативных эмоций, вот только Уоррену было решительно срать на потерю средства передвижения, на изодранную мелкими камушками любимую кожаную куртку, на широкую ссадину на подбородке. Ему было настолько весело, что он засмеялся, а потом отвернулся и так и стоял, вдыхая полной грудью воздух города: запах, пропитанный канализацией, мусором, сырым асфальтом, бензином, резиновыми сожжеными покрышками и выхлопными запахами, Нью-Йорком. Стоял, расправив крылья и улыбаясь, и был совершенно счастлив. Ночной город красиво рябил в темной воде, товарный состав давно прогромыхал дальше, полицейских машин не было слышно. Свобода пахнет явно не старым особняком Ксавьера, бумагой, лекарствами и ненужными воспоминаниями. — Ну, че? — спросил Уоррен, и его улыбка медленно превращалась в обычную надменную ухмылку. — Есть план какой-то? У Питера переконтуемся после той бабы-мутантки? — У Питера нельзя, — сказал Курт, отчего-то виновато опуская уши. — Питеру и так досталось после нас. Ему мама не разрешит больше, она не очень доверяет мутантам и всегда сердится. Уоррен не знал, что у Питера настолько страшная и суровая мамка. — И че, крыши над головой нет? — хмыкнул он. — Нет. Деньги есть. Курт засуетился, стал обыскивать все свои карманы, пока, наконец, у него в ладонях не оказалась горстка из центов и пару вытащенных будто из задницы мятых долларов различных номиналов. Уоррен выхватил все это богатство, пересчитал и понял, что жить можно ровно сутки. Не густо, но сойдет на первое время. Со стороны нормального выезда на набережную послышались первые звуки мигалок. Ухмылка Уоррена стала еще шире. — Лан, потом разберемся. А теперь пора валить. 2. Курт отлично помнил дорогу, помнил дом, помнил хитроумно спрятанную за кустами шиповника лестницу вниз, помнил все это даже лучше, чем своих родителей. А вот как дойти до заветной улицы — нет. Небо темным покрывалом все еще лежало над их головами, время было слишком раннее для первых машин и слишком позднее для загулявшихся романтиков и лиц криминала. Уоррен уверенно вел их сквозь какие-то обшарпанные общежития, китайско-вьетнамские кварталы, находил такие тропки между тесно построенных зданий, какие никто не мог бы приметить. Курт подумал, что вряд ли иной житель Нью-Йорка сможет также ориентироваться в этих каменных лабиринтах. Потом показались знакомые строения, о чем Курт и возвестил радостным криком. Уоррен уступил ему место первопроходца, послушно шел позади, непривычно молчаливый. Курт даже пару раз оглядывался, проверяя, идут ли за ним вообще, натыкался на рассерженный и недоуменный взгляд Архангела, заставлявший его с удвоенной скоростью перебирать ногами. Уоррен нетерпеливо сжимал руки в кулаки, выглядел дерганным, счастливым, и Курту самому становилось весело. До первой сирены полицейских машин. Скорее всего их фотографии окажутся на первых полосах всех газет и принесут немало проблем профессору, о чем Вагнер заранее сожалел, но подобные мысли гнал. А Уоррен гнал уже самого Курта в темные закоулки, скрываясь от глаз правосудия. Меньшее, что хотелось им обоим — попасть за решетку так несвоевременно. Та женщина-мутант открыла им дверь не сразу, она сначала внимательно и подозрительно разглядывала их в глазок, размышляя, верить им или нет, и через долгие минуты впустила. Уоррен тут же отпихнул плечом Курта, устремляясь за женщиной по белому стерильному коридору и требуя от нее помощи, обещая заплатить столько, сколько она скажет. Помещение оказалось больницей в миниатюре: с несколькими маленькими палатами, двумя операционными, кабинетом и личными покоями врача. Кроме самой владелицы подвала и одного пациента, мирно спящего за тонкими картонными стенами, никого больше не было. Женщина Курту не понравилась, но он помалкивал, скромно пристроившись у стеночки и слушая разговор Уоррена и этой мадам. Она была старше профессора, морщинистой, молчаливой, с цепким взглядом и тонкими-тонкими губами, которые вечно недовольно поджимала, еще и прищуривая глаза. Женщина сказала, что может помочь, и Курт воодушевился было до того момента, пока она не назвала свою цену, и от этой суммы волосы на затылке Курта зашевелились, а хвост нервно обвился вокруг ноги. Уоррен тоже замолк, напрягся так, что выступили мышцы на спине, а крылья едва заметно дрогнули, шумно сглотнул. — Как я могу проверить, что вы не лжете? Че, если я вам дам деньги, а вы в этой своей подпольной лаборатории вместо того, чтобы вылечить мои крылья, заберете почку? У обоих? Женщина пожала плечами, показательно неторопливо и размеренно подошла к Курту, взяла его ладонь. Вагнер недоуменно заморгал, а затем в ее руках блеснул скальпель, выуженный из кармана докторского халата. Уоррен мгновенно дернулся, под испуганную помесь шипения и рычания, инстинктивно раздавшуюся из горла Курта, угрожающе нацелился на тетку всеми остриями. Курт бегал глазами, не зная, что ему вообще делать: телепортироваться, нападать, вырывая нож хвостом из ее рук, или замерев стоять и ждать. Он кинул взгляд на Уоррена. — Спокойно, — надменно произнесла женщина, даже не дрогнув. Уоррен не шевелился, но и не ответил. Курт смотрел, как скальпель разрезает его кожу, оставляя длинную неглубокую царапину, которая тут же заполнилась кровью, пульсируя от боли. Женщина невозмутимо приложила два пальца к образовавшейся ране, надавливая, и Вагнер прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы не скулить. А потом края раны с противным чавкающим звуком срослись, и от царапины не осталось и следа. Женщина двинулась на Уоррена, прикоснулась к его ссадине на подбородке, исцеляя и ее. — Достаточно показательно? Расскажете хоть кому-то ненужному обо мне — из-под земли достану и сварю заживо. Уоррен ухмыльнулся, не сводя глаз с женщины. Женщина его очарования не оценила. — И что мы будем делать? — спросил Курт, пытаясь догнать размашисто шагающего Уоррена. — Я думаю, мать твою, думаю, что ты должен делать и как мне быть, — Уоррен остановился также резко, как и пошел, Курт едва в него не врезался. Он взлохматил волосы на затылке, лицо его выражало крайнюю степень задумчивости, что, по большему счету, случалось не так часто. Курт тоже задумался, по привычке теребя кончик собственного хвоста. — А если попросить профес... Курт чуть не прикусил язык, получив ощутимый удар по затылку. Ему велели заткнуться и начать думать мозгами, а не иным неприличным местом. Уоррен еще немного покружил на месте, рассеянно выдыхая облачка пара сквозь стиснутые зубы и вытаптывая мудреные дорожки на небольшом слое снега, потом смерил его взглядом. Внимательным, задумчивым и пронизывающим, так что мерзнущий Курт поежился вновь. Уоррен сказал, что у него есть план. Вагнер решил ничего не спрашивать и просто последовал за ним, безоговорочно доверяя. Курт устал, потому что они уже в четвертый раз шли неведомо куда. Все предыдущие места оказались давным давно заброшены, заколочены деревянными досками крест на крест или служили пристанищем для каких-то бродяг. Курт никогда еще не слышал так много ругательств на разных языках из уст одного человека за пару минут. Теперь он устал, его глаза слипались, а спотыкаться он начал все чаще и чаще, а еще на улицы стал выползать первый народ. На этот раз двери, почти не отличавшиеся от прошлых обшарпанных, поддались, впуская их внутрь. Они прошли, казалось, все здание насквозь, поднялись на этаж выше, когда Уоррен заприметил еще один проход, замаскированный под обычную голую стену. И, собираясь перейти через пролет, наткнулись на высокого крепкого мужчину, чья спина была раза в три шире куртовой. Он выплыл, будто бы из ниоткуда, и Курт, наверное, совсем неприлично уставился на него во все глаза. Его мутация была чудной комбинацией из рогов быка, острых клыков и красной кожи ящерицы. Выглядело довольно пугающе, поэтому пока Уоррен о чем-то там вполне по-свойски говорил, Курт решил отойти чуть подальше, не мозоля им глаза. Он осмотрелся, мутные окна не пропускали даже кусочка ночного пейзажа, а болтающаяся на одном проводе лампочка не могла осветить дальние помещения. Курт сделал шаг в сторону и споткнулся о другую ступеньку — уже винтовой кованой лестницы, совершенно не вписывающейся в здание крытой ярусной парковки. Вагнер присмотрелся: ему показалось, что в пространстве мелькнули еще парочка таких же подъемов и даже настоящий лифт, может, и не один, но дурацкий желтый свет слепил ему глаза. Он тихо поднялся, однако шаги возвестили о том, что Уоррен уже собрался уходить, а охранник — найти второго пришедшего. Курт возник за спиной Уоррена, шагнув из темноты. То, что он успел разглядеть, напоминало ему ринг. Вернее, арену. Курту стало жутковато. — О, последнее, — Уоррен обворожительно ухмыльнулся, чуть нахально, в своей манере, Курт даже засмотрелся и забыл ту мысль, которую нес только что. — По-братски не подскажешь, где переконтоваться можно среди наших. Мы типа еще на алтах. Курт не понял, где они там еще, но охранник понимающе хмыкнул и назвал адрес, и прибавил, вроде бы добродушно, но как-то зловеще. — И за приятелем своим следи, ага. Уоррен снова сверкнул зубами, и Курта потащили к выходу, мертвой хваткой держа за загривок. Всю дорогу, пока они шли к низкорослым темным домам, приютившимся за офисными стекляшками, Вагнер тараторил о какой-то чепухе, никак не в силах подобраться к главному. Уоррена это неимоверно раздражало, но чем больше он пытался оторваться от Курта, тем быстрее тот его догонял и шел почти вровень, пока это не стало напоминать бесконечные салочки. Солнце медленно розовело и наливалось силой, появлялись отдельные лица и разнорабочие, все чаще под ногами хрустела блестящая фольга от хлопушек, попадались пустые бутылки. Особого внимания на них никто не обращал. — Но вообще-то из всех тех сиропов мне больше всего понравился черничный, — они свернули за угол и наткнулись на решетку. Перелезть ее не составило бы труда, но Уоррен шел, не сбавляя темпа, и протянул руку. Курт почувствовал, как его пальцы смыкаются на плече, перенес их по ту сторону, не сговариваясь, даже взглядом не спрашивая. Профессор назвал бы это командной работой и началом взаимопонимания. Курт счастливо улыбнулся и продолжил: — Мы могли бы тоже туда сходить, там правда очень круто! И, знаешь, есть много способов заработать денег, ну, кроме арены. Мир же большой, Нью-Йорк тоже очень большой. Можно было бы... Но это долго, да. Или... А может... Ой, точно! Курт так и сыпал идеями, не забывая при этом крутить головой по сторонам. Нужное здание было близко, и все чаще стали встречаться мутанты, по-большей части угрюмые и вовсе недоброжелательные. Иногда Вагнер удивлялся, почему в городах так много унылых и сумрачных людей, если вокруг столько всего интересного, и унывать-то толком некогда. Он снова от нервов сбился со своей основной мысли, говорил что-то про рождественские носки и их применение в бытовом хозяйстве. Курт засмотрелся на почти не одетую девушку и подумал, что ей, наверное, очень холодно, но, когда она, закусив губу, поманила его пальцем, наоборот сделал шаг назад. Наверное, правильно сделал, так как прямо рядом с ее изящно выгнутой ногой вонзилось металлическое перо. — Так, морда, заткнись и слушай сюда, — Уоррен не обращал внимание на истеричные вопли девушки, поймал Курта за воротник куртки, чуть приподняв над землей. — Я говорю, ты молча делаешь. Не нравится — не бежишь обратно к лысому папику, а все равно затыкаешься и делаешь. Не можешь — делаешь. Не хочешь — делаешь. Усек? Все просто. — Ты говоришь, а я делаю, — почти грустно вздохнул Курт. Уоррен одобрительно хлопнул его по спине так, что Курт сдавленно закашлялся. Командная работа, кажется, выглядит совсем не так. Мотель оказался паршивеньким, но доступным по деньгам. Большую часть первого помещения занимал бар, где лениво протирал стаканы заспанный бармен, а постояльцы пьяно храпели за столами, если не меланхолично курили. Уоррена уже кто-то узнал, он тут же занял место у барной стойки, заказав что-то ядреное и дешевое. Курту не хотелось уходить, хотя в ладони лежал ключ от двухместного, а глаза от тепла, дыма и усталости сами собой закрывались против воли. Он потоптался на месте, так и не зная, подходить и садиться рядом, или оставаться в тени, пока Уоррен о чем-то там разговаривает с видом бывалого гостя. — Да иди ты спать, — раздался голос Уоррена, и Курт мотнул головой, непонимающе моргая. — Как выглядят цифры забыл? Вон. Ему указали на нужную дверь. Как выглядят цифры Курт не забыл, и считать умел хорошо. Мотель ему не нравился, ему не нравились люди, которые его окружали, но не мог же он признаться, что он, словно маленький ребенок, попросту... — Ссышь, что ли? Да никому ты не нужен, идиот. Я тут сижу. Никакая падла не зайдет, так что успокой свои хилые нервишки. Иди, пузыри пускай. Курту стало хоть немного спокойней, но полностью погрузиться в сон он смог лишь тогда, когда с громким металлическим громыханием в комнате появился Уоррен, тяжело бухнувшийся на постель. Дыхание в паре метрах умиротворяло. 3. Ороро считала Скотта Саммерса умным, пока он молчал, Джин Грей — понимающей, даже если она не лезла в голову, а Джубили Ли — просто находчивой подругой, но на данный момент она не сомневалась в их сумасшествии. Они сидели перед ней на кухне, как пара провинившихся щенков, и смотрели умоляющим взглядом. Ороро тяжело вздохнула и прошипела для всех них меткое название на египетском наречие. — Хорошо. Мне нужно сделать вид, что я ругаюсь с дебилом. Ударить дверью, Рейвен сказать, что сегодня Уоррен строит себя королеву драмы. — Да, пока что так. Потом уезжает Скотт с Куртом, — Джин быстро глянула на свой план, начерченный в тетради по физике. — Потом план с тренировочным залом. И надо что-то придумать с ужином. — А что с ним-то? — Скотт, уже порядком задолбавшийся, даже не пытался выражать заинтересованность в помощи и просто дожидался машины. — Сегодня будут крутить крутые фильмы, Уоррен никогда такого не пропускает. Как и не пропускает саму еду в принципе. Я боюсь, что будет очень заметно его отсутствие для остальных детей, поддерживать массовую иллюзию очень сложно. — Может профессор будет слишком занят Магнето, и тогда не надо будет применять все эти телепатические штучки? — Джубили осеклась под насмешливо-недоуменными взглядами друзей. — Что, это просто слухи! А вдруг Магнето и правда придет! — Ага, и подарок каждому вручит, — фыркнул Скотт. — Скажем, что Уоррен в депрессии из-за крыльев. К нему тогда и не полезет никто. И вы сделаете вид, что пытаетесь его приободрить. Может, сойдет. Все согласились, что ложь, конечно, нелепая, но и преподавателем не до их проблем, а мелкие развлекаются сами. После выходных прибудет Питер, и дело пойдет в разы легче. Они еще немного поспорили, поругались и стали ждать. Студенты в каникулы могли просыпаться, когда хотели, поэтому кухня была относительно свободна: некоторые дети ели в стороне от них, тех же, кто хотел расположиться ближе дозволенного, сразу отгоняли шипением и грозными взглядами. Но Рейвен точно должна была прийти и посмотреть, все ли в порядке с учениками. — Вообще я не понимаю, зачем покрывать этого мудака, — снова заладил свою пластинку Скотт. — Вот за Курта да, стоило бы беспокоиться и предупредить профа. Ну, чтобы он удостоверился, все ли с ним в порядке. — Он бы его вернул тут же, и Уоррен остался бы один. И за нами всеми стали бы следить, мы бы потеряли доверие доктора Маккоя и Рейвен, — нахмурилась Джин, и Скотт как-то сразу сник и потерял запал. Впрочем, как и всегда. — Нас и так скорее всего раскроют в ближайшие дни, но у них будет хотя бы фора, а профессор Ксавьер успеет остынуть, потому что убедится в том, что Уоррен не представляет опасности для Курта. Они же не дураки, чтобы лезть во что-то противозаконное и действительно рискованное. — А вообще Уоррен наш друг, — сказала Джубили, твердо на них всех глядя. — Хотя да, согласна с Саммерсом — мудак еще тот. — Да он просто самовлюбленный придурок. Крутится перед зеркалом побольше вашего, девчачьего, все не может на себя налюбоваться. Это, кажется, называется "нарциссизмом"? Или уже "уорренизмом"? — Мода, он же еще модник! Весь из себя крутой рокер во всем кожаном, а попробуй только прикоснуться к его куртке! И с волосами носится, и с лицом, Боже! Вы видели его взгляд этот вечный? Превосходство в чистом виде! — Джубили воскликнула слишком громко, и все на нее зашикали. — Хотя, если честно, ему идет это вот все. И он, ну, смазливый. — Вы видели его тело? — с усмешкой протянула Ороро. Все задумались на мгновение и закивали с отсутствующим видом. Скотт просто возмущенно поджал губы и отвернулся. На одной из тренировок, когда они разрабатывали не мутантсткие, а свои физические способности тела, Уоррен снял футболку. Ороро могла поспорить, дав на отсечение правую руку, что сделал он это специально, покрасоваться. Она-то уже видела его с голым торсом, но, знаете ли, от повторного представления не отказалась бы. Засмотрелись все, даже Рейвен, Курт и Питер. — Нет ничего странного то, что Псайлок была с ним, — Ороро с трудом подавила коварную усмешку, видя их лица. Сплетни она любила, как и всякая девушка, позлить Скотта, который тут же подал голос, — тоже. — В каком это смысле, я не понял, что? — Они были вместе. Наверное, до тех времен, пока не пришел Апокалипсис. Это настоящая правда. Вы знаете, как они называли друг друга, пока Апокалипсис был далеко? - Монро выдержала драматичную паузу, откидываясь на спинку стула и усмехаясь. - Бет и Рен, очень глупо, да. Когда она привела нас Уоррен, он был с одним крылом. Псайлок сказала уходить сразу... — Потому что не хотела, чтобы другие видели его беспомощным? Раздутое эго и все такое, когда он и так был не в себе? — быстро-быстро прошептала Джубили, глядя на нее широко раскрытыми глазами. — Потому что не хотела, чтобы Апокалипсис убил его. Он же говорил, чтобы были только сильнейшие. Уоррен был слаб. — Наверное, она была так рада, когда Апокалипсис его исцелил! Боже мой, я и подумать не могла, что у них была любовь! Уоррен мне кажется таким невозможным засранцем, которого никто терпеть не сможет. Ну, разве что Курт, и то чудом. Но его-то наверняка удерживает только чувство вины, но Псайлок-то! Нет, он конечно очень красивый, но всё же... Ороро заметила, что бабский треп Скотта не занимал. Скотт сидел с совершенно ошалевшим лицом, и, видимо, никак не мог уложить в голове, что эти двое были влюблены, что взрослая Псайлок с ее формами, силой, умом и внешностью была с этим истеричным идиотом . Ороро в наглую рассмеялась и долго не могла успокоится, утирая подступившие слезы. Джин посмотрела на нее с укором и мягко пожала руку Саммерса. — А еще, еще что, Ороро? — Я мало что знаю тоже, — ухмыльнулась Ороро, горделиво задирая нос. Уоррен о себе не говорил и был ходячей загадкой, а спрашивать у него все боялись во избежание слишком бурной реакции. — В Германии он был два года. Он имел ни одного поражения. Давно боец. Скотт фыркнул, но Джубили отвесила ему легкий удар в предплечье, затыкая. — Бился каждый день. Нам говорила Псайлок. Он истинно сильный, и Скотт не был прав, когда называл его слабым. Это глупо. Слабый не был бы Всадником. Апокалипсис не тупой. — Уоррен ведь и правда не плохой, — согласилась Джин, не обращая внимания на дикие взгляды Скотта. — Он просто был очень предан и как будто бы ослеп. Наверное, это черта характера - привязываться к тому, кому ты чем-то обязан. Знаете, как бойцовская собака. Мне его жаль, если честно, поэтому очень хочется помочь. Только почему вы все очнулись, а он — нет? Ведь вы все поняли, что идеи Апокалипсиса ложные, хоть и поздно. — Я не помню всего, — Ороро нахмурилась, припоминая, и сама того не осознавая потеряла свою боевую выправку, резко ссутулившись сникла. — Больно, когда он... — она провела по белым волосам хаотичным движением. — Все туман, как гипноз. Мистик убивали, это помню хорошо, и что-то внутри изменилось. Наверное, потому что идеалы были свои, Уоррен имел только крылья, больше ничего, и терять ему тоже не было чего, только жизнь. А жизнь не его, уже Апокалипсиса. Джин хотела о чем-то спросить, приоткрыла рот, но Ороро вдруг вздрогнула и резко обернулась. Все замолкли, прислушиваясь к шагам по лестнице и детским приветствующим голосам: Рейвен проснулась и начала свой надзирательско-преподавательский обход. Они тихо встали, аккуратно разбредаясь по комнатам, делая безмятежный вид ничего не затевающих и просто проводящих в свое удовольствие время детишек. Ороро подошла к комнате Уоррена, Джубили пристроилась недалеко от нее, чтобы тут же подбежать и постараться как можно натуральней возмущаться дурным нравом Уортингтона. Они подождали, пока Мистик подойдет чуть ближе. До представления и вместе с тем начала плана оставалось пара секунд. Уоррен как-то незаметно для всех них стал "нашим", как любит говорить Питер. Не семьей, но дальним и бестолковым родственником. Мудаком, который заслуживает своего счастья по праву. Ороро нажала на дверную ручку, набрала побольше воздуха в легкие и приготовилась кричать.