Тихое небо

— Спрашивай, — позволяет Уоррен, когда Солдат в очередной раз поднимает взгляд, разглядывая ободранную пряжку и содранные кости запястья крыла. Они сидят на полу, поедая свой скудный завтрак, и осознание необходимости каких-то решительных действий медленно приходит к нему вместе с пониманием, что разойтись так просто с изувеченным крылатым подростком Зимний не может. — Что с тобой произошло? — осторожно интересуется он, памятуя о том, что сам Уоррен не допытывал, откуда Солдат свалился и почему едва не утонул. — Бои без правил, — скупо отвечает тот, предпочитая жевать подгорелый хот-дог, нежели разговаривать, — удалось сбежать от распорядителя, но… Цена за свободу высока, приятель, — улыбка парня выходит выстраданной, тяжелой, и Зимний отворачивается, деликатно давая пространство для маневра: Уоррен прикрывает глаза, касается века — бровь опалена наполовину, ресниц практически не осталось — а после веселым тоном добавляет. — Зато обе руки целые, и даже больше. — Здоровое крыло изгибается над его головой, и цепкий палец-коготь опускается на нос чужого ботинка, Солдат хмыкает и дергает ногой, вынуждая крыло убраться. — Да, тут ты определенно счастливчик, — соглашается он и поводит плечом, пластины тихо жужжат, откликаясь, и это лучше самого Зимнего поясняет крылатому, насколько тому повезло. — Зарастет? — он кивает в сторону искалеченного крыла и перехватывает мрачный взгляд, направленный в ту же сторону. — Запястье перебито, пара перьев выдрана, но да, зарастет, правда как с полетом, пока не знаю, сам видел, скачу, как курица с пола на насест, пока это максимум, — он говорит споро и быстро, и если бы Солдат был глупее, наверняка бы принял этот тон за уверенность в светлом будущем, но, на беду крылатого, Солдат неглуп. Неуверенность в собственных словах сквозит в каждом чужом слове, и Зимний переводит тему. — Так и собираешься здесь оставаться? У тебя есть дом? — но его же мозг подкидывает ему ответ еще до того, как Уоррен открывает рот: если парня держали где-то, откуда он смог сбежать такой страшной ценой, значит и жил он там же, возможно, достаточно долго, чтобы лишиться прежнего дома, если он у него когда-то и был. Как у самого Солдата. Тот парень, упавший вместе с ним в воды залива, говорил что-то про дом, про прошлое. У каждого есть дом. Осталось лишь найти туда дорогу. — У меня есть дом в пригороде, — крылатый отвечает неохотно, словно эта тема причиняет ему неимоверную боль, хотя в том, что так и есть, Солдат не сомневается: если Уоррену приходится прятаться здесь без шансов обратиться в клинику, значит мир пока не готов принять таких, как он. Мутантов. Возможно, его семья не смогла тоже. — Но я сбежал, когда они, — крылья мягко касаются пола, кончики перьев тонут в пыли, — появились. С тех пор не знаю, ждут ли меня обратно. Добраться проблематично, а на метро, знаешь ли, не то чтобы лучший выход. — Хочешь, я помогу? Добраться до дома, — ему просто некуда идти, так Солдат говорит себе, разглядывая собственные ботинки в ожидании ответа. Дело не в искалеченном ангеле, на которого он наткнулся до фатального случайно, дело совсем не в нем. — Это не то чтобы безопасно, — откликается крылатый, и Зимний хмыкает, ему смешно, ему в самом деле смешно, и Уоррен, понимая причины этого смеха, впервые улыбается сам. — Может оказаться, что нам там не рады. Сердце пропускает удар от этого «нам», и Солдат тщательно и шумно комкает обертку от хот-дога в руке, делая вид, что это самое важное дело в его жизни на данный момент. — Найдем другое место, где будут, — отшучивается он, чувствуя, как холодеют внутренности за секунду до тепла, окатывающего с головы до ног странным, неловким, до одури непонятным предчувствием. Ангел улыбается снова.