Тихое небо

Солдат не помнит, была ли у него за все время службы хоть одна вот такая свободная неделя: без заданий, без тренировок, без необходимости обучать новобранцев страшной науке убийства. Он просыпается после обеда — крепкий многочасовой сон идет на пользу, и тело, подводящее его своей усталостью последние дни, наконец возвращается в прежнее здоровое состояние — подмечая, что последний такой крепкий сон доставался ему лишь в криогенке. Это странно, то, что он может подняться с постели, когда захочет, что может пойти, куда вздумается, и плевать, что уйти далеко не получится и в его распоряжении всего лишь территория особняка Уортингтонов, сам факт свободы делает его счастливее и бодрее. Намного живее, чем он был, слоняясь по этажам очередной базы, под прицельными взглядами камер и приставленного к нему куратора. Старые вещи Кеннета ему не по размеру, конечно, не по размеру, но в гардеробе отца находятся пижонский пуловер и пара маек; грязные джинсы на чистые, но официальные брюки он менять не решается. Уоррен встречает его улыбкой и ленивым взмахом руки в сторону кухни, мол, дорогу знаешь, что поесть — сам найдешь. Он выглядит отдохнувшим и довольным, крылья, раскинутые во все стороны по спинке дивана, лениво трепыхаются, когда он тянется переключить канал или ухватить еще порцию снэков с журнального столика, и даже искалеченное левое кажется куда более жизнерадостным, чем вчера, если так можно сказать о крыле. Умиротворяющая картина; Солдат чувствует себя неуютно в этой тишине, но рад ей без меры. Когда все звуки, которые ты знаешь, — свист пуль и ломающиеся кости, чириканье птиц за окном настораживает, но к нему привыкаешь быстрее, чем можешь представить. Завтрак выходит однообразным, но сытным, и завалиться в соседнее кресло, устремляя бесцельный взгляд в телевизор, кажется единственным разумным выходом. О том, что необходимо выйти и осмотреться, Зимний старается не думать: давнее желание отдыха отвоевывает его нахлынувшей ленью, и он сдается, позволяя себе растечься безвольной массой по мягкой поверхности и забыть на некоторое время, что он Солдат, что он в бегах, что, возможно, кто-то уже вышел по его следу и скоро его найдут. — Эй, Брок, — он успевает задремать под мерное жужжание телевизора и подскакивает от звука чужого голоса, да так резко, что Уоррен подскакивает следом, пугаясь не на шутку. — Ты чего? Ему стыдно за такую реакцию, но лучше так, чем оказаться застигнутым врасплох. Кажется, Кеннет понимает это ничуть не хуже, поэтому просто продолжает, игнорируя затравленное выражение лица Солдата: — Я нашел еще бинты и кучу мазей, думал, может, ты поможешь, — он подбирает крылья, кивая в сторону лестниц, — у матери в спальне. У Зимнего плохое предчувствие, но он все равно послушно идет следом. И оказывается не готов к тому, что случается дальше. * Запас медикаментов оказывается поистине впечатляющим, и все лекарства как одно — обеззараживающее и заживляющее: мази, растворы, спреи. — Зачем ей столько? — интересуется Солдат, и видит, как нервно дергается здоровое крыло, как шевелится палец-коготь, осторожно ложась на поверхность заставленной баночками столешницы. — Это… для меня. Когда они только появились. Крылья. Я пытался их отрезать, — Уоррен стоит к нему спиной, и Зимний даже рад, что не видит его лица. К собственному горлу подкатывает тошнота, потому что он лучше других знает, как выглядят отпиленные части тела и море крови. А еще он вспоминает. Как царапал собственное едва поджившее плечо, воя подстреленным зверем над равнодушным, ставшим частью его тела металлом. Как пытался содрать, выдрать его с корнем. Как не мог привыкнуть, калеча себя страшнее, чем мог бы кто-то еще. Как отказывался верить в то, что теперь эта рука — его часть, как ненавидел себя за это уродство и как пытался от него избавиться. — Несколько раз. Мама помогала. Как именно она помогала, Солдат не спрашивает. Позволить ребенку себя изувечить уже не самая правильная тактика, но помочь залечить раны, ну что ж, во всяком случае это отдаленно похоже на заботу, раз уж принять собственного сына таким, какой он есть, все-таки не получилось. По напряжённым плечам Кеннета Зимний понимает, насколько тот не рад здесь находиться, поэтому молча сгребает все, что может, в руки и беспечно бросает, выходя из комнаты: — Давай внизу, это надолго, хоть телевизор посмотришь. Благодарный взгляд Уортингтона он старается игнорировать. Как и видение маленьких зачатков крыльев, выдранных из тощего мальчишеского тела, стоящее перед глазами всю обратную дорогу до гостиной.