Тихое небо

Джеймс отказывается, потому что считает это неразумным, но Кеннет настаивает, убеждая его, что это полезная нагрузка, да и крыло, словно в подтверждение его слов, приветливо распахивается, не обнаруживая ни дыр, ни оголенного мяса. — Хорошо поджило, а? — довольно говорит Уоррен, проследив его взгляд. — Это все птичьи мутации, их особенность. — Повышенная регенерация? — Кеннет отрицательно кивает головой, но в подробности не вдается, объясняя тем, что это противные вещи, о которых не всем приятно слушать. На аргументы Баки о том, что уж кто-кто, а он знает о противных вещах куда больше любого самого сведущего специалиста, крылатый не реагирует. Когда Барнс наконец соглашается, Уортингтон выглядит так, словно получил рождественский подарок. — Ты уверен? Я все-таки тяжелый, — переспрашивает Зимний, становясь к Уоррену спиной и пытаясь расслабиться в преддверии полета. — Расскажи мне об этом, — раздается над ухом чужой смешок, — я уже поднимал тебя несколько раз, и крылья при этом мне не помогали, сейчас-то полегче будет. Солдат не испытывает стресса, но все равно потеет, понимая, что это паника: падение с геликариера встает перед глазами, свист рассекаемого телом воздуха давит на уши, но он заставляет себя отвлечься на шорох расправляемых крыльев, и это срабатывает. Пальцы Уоррена сцепляются на его талии в замок, такие же цепкие, как когти крыльев, и страх окончательно развеивается. Они отрываются от земли слишком плавно по сравнению с последним подъемом на крышу, и Джеймс понимает, что крыло действительно приходит в норму. Но все равно говорит, не сумев удержаться: — Не перенапрягайся сильно, — на что в ответ получает очередную шутку, понимая, что с Кеннетом спорить бесполезно. Упертый мелкий баран. «Роджерс» — снова всплывает в памяти, но на этот раз Джеймс отмахивается от этого имени, предпочитая подумать об этом после. Под ногами несколько метров пустоты, и это куда более захватывающая вещь, нежели подбрасываемые памятью отрывки чужой жизни. — Дамы и господа, — кривляется Уоррен, покрепче стискивая руки вокруг него, — вы находитесь на территории особняка Уортингтонов, и сейчас мы проследуем по маршруту, который познакомит вас с окрестностями. Слева вы можете увидеть сарай, где когда-то я хранил свой велосипед. — Придурок, — беззлобно бурчит Баки, жадно впитывая окружающий их пейзаж. Свободный полет кажется чудом, и понимание, что эти крылья едва не отняли у маленького ребенка, благословенного и проклятого небом, настигает его страшно, больно и непоправимо. Он не имеет прав жалеть Уоррена, но и не жалеть не может тоже. Шум крыльев приводит его в неописуемый восторг, и Джеймс понимает, что это едва ли не первое событие с момента его побега, да и вообще той жизни, которое подарило ему ощущение бескрайнего блаженства и радости. Рассвет расползается на горизонте, а небо, такой тихое и спокойное в этот час, на мгновение становится и его домом.