Недетские игры

Юки не привыкать было испытывать противоречивые чувства, но прикосновения Ранмару возвели их к своему апогею. Иногда он и сам представлял их — но не в таких обстоятельствах, не в качестве эксперимента и не в качестве издёвки. Мечты имеют свойство сбываться. И чаще всего — чтобы заставить тебя пожалеть о них. Ранмару наконец-то был перед ним, он соблазнительно облизывал губы и подмигивал так, как подмигивал до этого своим многочисленным пассиям — теперь Юки не мог во всём винить разыгравшееся воображение. Ранмару был перед ним, как Юки и желал некоторыми ночами, но радость и удовлетворение от этого события улетучились заблаговременно. Юки чувствовал себя ребёнком, которому подарили плюшевую собаку вместо настоящей. Это было пародией, кривым зеркалом. — Ты же не боишься? — спросил Ранмару, и Юки не ответил. Он был парализован, но не страхом — удивлением и разочарованием. Юки молчал, хотя где-то на задворках сознания тлело желание уточнить, чего именно ему стоило бояться. Теперь Ранмару держал его за подбородок, как будто пытался рассмотреть повнимательнее долгожданный подарок. — Наверное, ты уже давно обо всём догадался, — продолжил он тоном, почти неподобающе хладнокровным по меркам Юки, у которого голова шла кругом. — Ты ведь понял, что ты мне небезразличен? — голос Ранмару был идеально выверен; это было эталонное звучание, полное томности и хитрых пауз, и только искренности ему недоставало — самую малость. Скольких Ранмару уже очаровал своими приёмами? Попался ли Юки на его удочку так же глупо, как все предыдущие жертвы? И самое главное — зачем Ранмару потребовалось демонстрировать свою обольстительность на Юки? Ранмару сжал его запястье, и Юки из последних сил попытался освободиться. — Прекрати, — выдохнул он. — Ты не можешь… Да хватит уже!.. Кёхэй, Такэнага, Ранмару и даже Сунако — все они были сильнее него, но Ранмару всё-таки позволил ему освободиться. Юки упёрся ладонями ему в грудь и попытался оттолкнуть прочь. — Прекрати, Юки, — голос Ранмару уже не был так спокоен, как несколько минут назад. — Думаешь, я не понимаю? Думаешь, я не догадываюсь, зачем ты влез в мою личную жизнь? Почему Мачико и след простыл? Юки нелепо взмахнул руками, как будто надеясь защититься ими от града обрушившихся вопросов, и бросился к двери. Лестница вспучилась под его ногами; Юки запнулся и больно ударился коленом, пряди растрепавшегося парика упали ему на глаза, и тогда он зло сорвал его с головы, сминая в кулаке. Короткие всхлипы набегали один за другим, атаковали наперегонки, и Юки с трудом снова заставил себя дышать. Потом заторопился подняться — пока Ранмару не отправился на его поиски. Появившаяся из ниоткуда тень нависла над ним, но это была не тень Ранмару. — Я так и знал, что нужно было вмешаться гораздо раньше. — Одним лёгким движением Кёхэй поставил Юки на ноги. — Я объясню Ранмару, как сильно он был неправ. Теперь Кёхэю предстояло узнать о случившемся если не всё, то, по крайней мере, весьма существенную часть. Может быть, Юки заслуживал огласки, раз сам не сумел постоять за себя. Совсем как девчонка. Девчонка, в которую его нарядили. Нет, хуже, гораздо хуже, чем девчонка, — взять хотя бы Сунако, она легко одержала бы победу в этом противостоянии. Обида на Ранмару была слишком велика, чтобы Юки мог надеяться на скорое примирение и возвращение жизни в привычное русло. Но что казалось самым худшим — эта обида нисколько не изменила перевес воображаемой чаши весов. Несмотря на свою жестокость, Ранмару оставался особенным, желанным и недосягаемым — теперь уже окончательно. Юки больше не желал иметь с ним никакого дела, но это вовсе не значило, что его прежние мечты отошли на задний план — его мечты стали ярче, мечты о том, как всё могло быть иначе, как Ранмару выслушал и принял его, и сам открылся следом, и уж конечно, не смеялся над ним, заставляя надеть парик. Где-то неподалёку раздался ничего хорошего не предвещающий шум. Кёхэй подтолкнул Ранмару, на чьей скуле стремительно наливался багровым огромный синяк, и Юки судорожно сглотнул. Он не хотел, чтобы всё зашло так далеко, чтобы друзья перессорились по его вине, чтобы они с Ранмару больше никогда не смогли разговаривать как ни в чём не бывало. — Ты отлично знаешь, как Юки болезненно воспринимает любые подобные намёки! — горячо восклицал Кёхэй. — Ты знаешь, что он ненавидит переодевания и всё, что с ними связано! Ты обо всём это знаешь и всё равно заставил его подчиниться! Это подло!.. Пожалуй, Кёхэю не стоило так подробно расписывать больные точки Юки, однако его тирада возымела действие: прижимавший ладонь к щеке Ранмару выглядел виноватым. А ещё он выглядел так, будто вот-вот собирался извиниться и объясниться. Юки не был уверен, что в эту минуту желал выслушивать извинения, но у него не представилась шанса выяснить это наверняка, потому что Ранмару вдруг огрызнулся: — Не я первый начал всю эту заварушку! Ты же помнишь, что он сделал! Он подставил меня! Юки почти физически почувствовал, как что-то лопнуло внутри него. Наверное, это был шар, наполненный водой, потому что слёзы опять брызнули у него из глаз, и тут же захлюпало в носу. В конце концов, у Ранмару была своя правда. Проблема лишь в том, что его правда была таковой лишь формально. Ноги в очередной раз предали Юки, заставив того подскочить в бессознательной попытке казаться сильнее, больше, злее. И первое, и второе, и третье всегда получалось у Юки из рук вон плохо. — Да, меня бросила Мачико! — выкрикнул он. — Знаешь, почему она это сделала? Потому что устала оттого, что нас принимают за пару лесбиянок! На нём всё ещё было платье. Боже, на нём всё ещё было платье. — Но это не всё. Просто Мачико, по её собственным словам, вовсе не слепая дура. Ей не нравится быть не единственной, на кого я обращаю своё внимание. Вернее… быть не первой. Вернее… неважно, всё и так понятно, — Юки перевёл дыхание, и говорить стало немного легче. — Да, я подвёл Ранмару. Я не знаю, почему я это сделал. — Случившееся было грустно. Добрый и правильный малыш Юки когда-то был образцом честности. Но хоть он и не был честен раньше, зато сейчас он был искренен. — Просто мне надоело смотреть, как Ранмару флиртует с несколькими девушками одновременно, — Юки приукрасил действительность. Слово «надоело» совершенно не подходило к тому, что он чувствовал. Это была зависть самого насыщенного чернотой оттенка, а ещё злость — на Ранмару за то, что ему было всё равно. На себя — за то, что ему было не всё равно. — Я не хотел больше этого выносить. Идиот. Как будто этот шаг мог что-то изменить. Как будто за Ранмару заржавеет найти себе новый объект интереса. Всё, чего добился Юки, — нелепого противостояния и ещё более нелепого признания, которое по всем законам не должно было привести ни к чему хорошему. — Это была шутка!.. — выкрикнул вдруг Ранмару не своим голосом. — Просто шутка, Юки! Я не знал… что это так… тебя расстроит. Юки покачал головой. Не только он упражнялся сегодня в подборе самых неподходящих слов. И всё же ему показалось, что сейчас Ранмару разительно отличался от своего обычного образа. Ему показалось, что сейчас Ранмару можно было полюбить за что-то, а не вопреки.