Hetalia: Russian world

Артур снова не спал. Стоило Англии опустить голову на подушку, как в голове всплывал знакомый силуэт, фиолетового цвета глаза, полные печали и боли. «Где ты, как ты?..» — вопрошал он про себя уже далеко не первую ночь, и вновь поднимался, смотрел в окно, утирал красные от слёз глаза. Тридцать лет… быть может, для страны это небольшая дата, но для любящего сердца полный боли огромный интервал. И вот, уже под утро, не разу не сомкнувший глаз, англичанин бросает последний взгляд на окно. — Мне нужно увидеть тебя… во что бы то ни стало… — холодными исхудавшими пальцами он рисует на запотевшем стекле подсолнух. Феликс проснулся значительно позже. Бодрый и полный сил, он поднялся с постели, и завершив все утренние дела и сборы, как обычно потягиваясь, прошагал на кухню. Однако представшая ему картина была несколько иной, чем обычно: Артур был тепло одет. Смакуя давно остывший чай, он стеклянным взором смотрел в одну точку, о чём-то напряжённо размышляя. Шагнув на порог кухни, Польша почесав бок зевнул. Обычно Феликс до того как стал нянькой для Англии, мог спать сколько угодно и просыпаться когда захотел бы, и за последнее время у него поменялся график сна. Он вставал утром и готовил для Артура завтраки. Так же время от времени ходил на саммиты вместо самого Англии и приносил разные отчёты и прочие атрибуты собраний за последние дни. А иначе никак. Потерев сонные глаза, Лукашевич обратил внимание на то, что Кёркленд проснулся раньше, и сейчас, по всей видимости, он снова о чём-то горевал. Хотя Польша и сам догадывался, отчего у будущего мамы такой горестный и задумчивый вид. — О, Англия… — Польша потянулся. — Ты уже проснулся?.. не успел я тебя тотально опередить. Артур странно вздрогнул, вырванный из потока собственных мыслей. Повернувшись и увидев Польшу, он облегчённо вздохнул, и снова поник головой. — Да, я… — тихо начал Англия хриплым тихим голосом. — Я не ложился. Понимаешь, я не могу так больше. — Заламывая себе пальцы, проговорил он. Голос у Кёркленда задрожал, а внутри всё обрывалось. — Я думаю сегодня увидеться с ним. — Мм-м… — понимающе протянул поляк и встал у холодильника. — Ты всё о России? Я слышал, что бывают тюремные свидания. — Он достал с полок холодильника хлеб. Затем потянулся за колбасой. И готовя бутерброды, Феликс продолжил, стругая у кухонной плиты колбасу, ложа её на ломтики белого хлеба: — Почему бы тебе не встретиться с ним таким образом, а? — Ну… мне всё равно как. Главное просто хотя бы минуту поговорить… — так же тихо раздалось в ответ. — Думаешь, можно будет это устроить? — Угу. Но есть определённое время, когда назначаются часы таких встреч, и самое большее это всего лишь час. — Польша аккуратно уложил бутерброды на тарелку и поставил греться завтрак в микроволновую печь. И пока ждал, он повернулся передом к англичанину. Некоторое время спустя послышался сигнал, что завтрак готов, и Феликс подаёт бутерброды на стол. Конечно, есть он не очень хотел, скорее он уступит свой завтрак Артуру. — Думаешь, всё-таки нанести визит? Англия как заворожённый продолжал смотреть куда-то в одну точку, и к еде даже не притронулся. Казалось, он был совсем плох: глаза его опухли, а руки тряслись, будто бившись в несильной судороге. С заметной хрипотой, будто не поняв смысл вопроса, он ответил: — Мне нужно немедленно увидеться с ним… и я пойду туда, как только мне будет дозволено. — Ну, ладно. — Польша, будто как ни в чём не бывало хмыкнул и встав у кухонной плиты вновь, начал что-то готовить. — Если я сейчас приду, меня впустят? — Артур поднял голову, и зажмурился от света, который исходил от кухонной лампы. — Даже не знаю. На самом деле сейчас только утро. Ты же можешь подождать типа до обеда? — Лукашевич даже не повернулся к Англии. Он делал зажарку к супу, помешивая деревянной лопаткой лук и морковь на чугунной сковороде. — Хотя твоё рвение меня пугает. — Просто я так устал ждать… — горько вздохнув, Кёркленд, казалось, чуть не срывался на плач. — Поэтому подумал, нужно решиться уже. Ждать до обеда… как это долго! — Неожиданно громко сказал он, опустив голову на стол. — Знаешь, то что ты явишься утром, ничего не изменит. Да если даже явишься завтра, то один день роли существенной не сыграет. — Да плевать я на это хотел, чёрт возьми! Была бы возможность, я бы просто спился, но мне даже это не под силу! Да пошло оно всё к чёрту, легче сдохнуть, чем столько ждать! — В одно мгновение Артур оказывается возле плиты, со взглядом совершенно безумным. С силой дёрнув на себя сковородку и её содержимое, он с грохотом швыряет её на кафельный пол. Стоит только жуткому шуму прекратиться, как тут же хлопает кухонная дверь: Англии и след простыл. Он закрыл комнату, где спал когда-то с русским. Закрыл на ключ, рухнул без сил на кровать, и, закусив костяшки пальцев, тихо зарыдал. Сейчас, именно в тот момент, когда перед глазами Польши Англия бросил сковороду на пол, и кухонная утварь с грохотом упала, Феликс только сейчас понял, что сказал зря это вслух. Поляк никогда не понимал, что есть эта странная вещь — любовь. И что она готова делать с людьми. И те, кто влюбляются — готовы на рискованные поступки. На самые странные и не подвластные логике.       Дверь кухни с сильным бахом захлопнулась за спиной Лукашевича, и сознание захлестнуло морем понимания того, что не стоит Артуру отказывать в его намереньях. Какими бы они не были. Что ж, Феликсу стоило подумать раньше, прежде чем отвечать не думая о последствиях. Польша покачав головой поднял сковороду с пола, и приведя кафель в порядок, вновь продолжил готовку. Прошёл приблизительно час, суп стал тёплым, и тогда Польша решился пойти успокоить Англию. Заглянув в комнату прибалтов — никого не обнаружилось. Везде были разбросанные вещи и на кровати валялись фантики от ирисок и шоколадных конфет «Красный октябрь». Вздохнув, Лукашевич почти наверняка знал, где находится Кёркленд. Пройдя прямо по коридору, он дёргает центральную дверь, и как оказалось, комната была заперта. Англия прекрасно слышал как шаги, так и то, что Феликс пытался зайти в комнату, но не сдвинулся с места. Выглядел Артур сейчас, мягко говоря, странно. Прижав к себе подушку и заливаясь слезами, он вспоминал о том, как Иван поцеловал его в последний раз перед уходом. Почему-то именно этот незначительный фрагмент из памяти вызывал в его сердце особенно сильную боль. И никогда, ни во времена прошедших войн, ни во время семейных раздоров, ничего подобного почувствовать ему не приходилось. Вот, какого это, любить. Артур всегда сетовал на своё одиночество, но теперь он понял, что если привяжешься к кому-то, потом случается и плакать приходится. Не издав не звука, он до боли стиснул зубы, и с силой вцепился в подушку худыми пальцами. Прильнув к двери, Польша всё ещё слышал всхлипы от плача. Тогда Феликс ещё удивлялся тому, как можно так долго рыдать, находясь в одиночестве в одной холодной комнате, где уже не чувствуется былого тепла. — Англия… — Польша осторожно погладил ладонью дверь, прикрыв глаза. — Прошу, не дуйся. Артур на минуту остановился, вслушиваясь в голос за дверью. Буквально сейчас он понял, что сорвался, и даже позабыл о том, что не один в этом доме. Видимо, недосып тоже давал своё. Он встал. Сначала, было, хотел сразу открывать дверь и уже потянулся рукой к ручке, но… какая-то сила заставила его сесть обратно на кровать и постараться для начала остановить поток слёз, так беспрестанно льющийся из глаз. И сообразив, что Англия скорее всего не откроет, Польша испустил долгий и разочарованный выдох.Он убрал ладонь от двери, но прислонившись спиной к деревянной поверхности, скользнул вниз, затем обхватил руками колени. -Прости, не хотел тебя обидеть. Я знаю, ты сейчас в таком положении, что тебя может задеть каждая не значимая вещь. Ты сейчас более впечатлителен и в твоих слезах виноват тотально я, а никто-то другой. Ты можешь обижаться на меня достаточно долго, и броситься наутёк за тем, чтобы увидеть Россию, услышать этот его голос, но я буду сильно волноваться, зная, что ты ушёл один. — Он поправил светлую прядь волос которая мешала ему. — Если можешь, то прости. Прошу, не молчи. Кровать тихонько скрипнула, и Англия медленно поднялся с неё, что делал он очень нехотя. Дверной замок щёлкнул, будто зазывая войти, и за дверью раздался знакомый голос, даже более хриплый и дрожащий, чем обычно: — Я… Я просто… даже не знаю, что на меня нашло… — Кёркленд по-детски закрывает лицо подушкой, чтобы поляк не смог увидеть следов его одинокой истерики. На лице вдруг появляется улыбка, и Феликс встаёт с места. Конечно, видя Англию в таком состоянии невольно начинает сжиматься сердце. — Эй, не плачь. Ну, хочешь, мы прямо сейчас пойдём, а? — Он взял Артура за руку. — М? — Угу… — легко сжав в своей холодной ладони ладонь Польши, Англия снова всхлипывает, постепенно успокаиваясь. — Вот и славно. — Посмотрев на англичанина с ног до головы, поляк затем не сильно похлопал его по плечу. — Приводи себя в порядок, и заходи на кухню. Я суп сделал. — Хорошо… — утерев наконец покрасневшие от слёз глаза, Артур убрал подушку от лица. Глаза у него покраснели, а потому, он поспешно отвёл взгляд куда-то вниз. Феликсу стоило только отойти от комнаты, как дверь вновь захлопнулась, но уже не так громко как час тому назад. Польша точно знал, что слова его не успокоили, но дали надежду. И сделав себе чай, положив туда небольшую дольку лимона, Феликс принялся ждать Англию. Прошло от силы минут десять, и вот, освежённый Артур возвращается на кухню. Он был одет как всегда невзрачно. Всё в тёмных тонах, и скорее всего, цвета его одежды говорили о психическом состоянии. И пока Англия ел суп, Польша тихо вздыхая наблюдал и умилялся этим зеленоглазым чудом. И когда он не капризничает то кажется гораздо забавнее. Забавным Феликсу показалось и то, что пока Артур завтракал, то вылавливал картофелин кусочки. Как оказалось, Англия не очень любил картошку в супе, воротит, видите ли. Но любой каприз со стороны Кёркленда для Лукашевича становится законом.