***
Живёт Гилберт в одноэтажке, но по дому сразу стало ясно, что живёт в ней… Любитель цветов? На самом деле, домишко не казался домом Пруссии. КОГО УГОДНО, но не его. Что это, розы? Ростки тюльпанов окружающие двор? Около самого входа в дом даже есть клумбы, где скорее всего, чуть позже начнут цвести разные сорта цветов. Небольшая тропинка и полнейшая тишина. Быть может, Иван ошибся, подъезжая к этому дому? Припарковавшись у выбеленного тротуара, словно его покрасили пару часов назад, Брагинский стягивает с себя ремень безопасности. Он решил выйти из машины первым, и его поступку последовали и другие страны, находящиеся в джипе. — Не могу поверить, что мы уже приехали. — Зевая говорит Феликс, поглядев на живописный вид открывающийся на дом Гилберта. — Эх, я что-то немного не выспался… — Слушай, если ты сам отсюда сейчас не выйдешь, я тебя сама вытолкну из машины, — пригрозила Лена, открывая двери авто со своей стороны. Девушка смогла самостоятельно выйти, и ступить ногой по мокрому от дождя асфальту. Что касается её брата — Володи, то он переживал за каждый её шаг, но всё было хорошо, да и рана стремительно заживала. Польша хмыкнул, стоило ЛНР выйти из машины. Он добавил слегка удивлённо: — И почему эти русскоговорящие такие резкие в своих высказываниях? — Наверное, потому что тебя и правда пора выкинуть из машины? Ты слишком много болтаешь. — Заметила Венгрия, тоже открывая со своей стороны дверь. Секунда, и Лукашевич оглядывается по сторонам — один в джипе, и только что захлопнулась дверь со стороны пассажирского сидения, где сидел Кёркленд. — Ой, я же забыл! — спохватился наконец поляк, спешно стараясь выйти из душного автосалона. — Я ведь багаж достаю! — Только выйдя, он спешит подбежать к багажнику, но там уже Иван достаёт сумки и чемоданы. — Я немного опоздал, так? — с неровной улыбкой спрашивает Польша, завидев, как Россия захлопывает багажник. — Совсем немного. — С хитрым прищуром на белом лице говорит Брагинский, и он отдаёт чемодан в руки поляку. — Это твоё, к слову. В окно из своего дома же уже выглядывает Гилберт. Он, бросив свои дела, поспешил прибраться на кухне и в зале, где будут гости.***
Иван звонит в дверь, но звонок, кажется, не особо исправно работает. Стучится несколько раз, ожидая ответа, слышатся шаги, и двери тут же распахивают. На пороге стоит улыбчивый, немного удивлённый, Гилберт Байльшмидт собственной персоной. В домашнем свитере и в тёмных брюках, да и милыми тёплыми тапками на ногах этот прусс выглядел в мере милым, и даже, можно сказать, от него веяло теплотой. Что можно сказать о тех, кто стояли позади Ивана, так они и вовсе думали, что и дом, и его хозяин будут… немного по-другому выглядеть. — О! — Весело воскликнул Пруссия, раскинув руки в стороны будто для объятий. — А вот и вы! Хэй, да вы со всей бандой приехали! — Он переводит взгляд на Артура, и на позади стоящих, после проходит чуть в сторону, чтобы гости могли пройти в дом, и осмотреться. Первым зашёл Артур, и перешагивал он порог очень неуклюже, удерживая свой большой живот. И к слову, Россия не дал Англии таскать тяжеленный чемодан. Артур, пройдя в просторную прихожую, что была на удивление светлой, и казалось, в которой нет и намёка на холостяцкий стиль, был слегка удивлён порядком. Всё вокруг свежо и тихо. И что не типично, не громыхает музыка со всех комнат. Иван ставит чемоданы в прихожей, после проходит Элизабет, неся свой чемодан сама, будто бы не доверяла Польше свой багаж, а самым последним зашёл в дом Крым. Он просто до сих пор не мог оторваться от игры в телефоне. Россия разувшись, помог разуться и Англии, что наклоняться был не в состоянии. — Добро пожаловать в мою холостяцкую обитель! — Пруссия как никогда весел, и после этих слов закрыл двери, проверив, все ли зашли. И когда он только захлопнул двери, обратился к одним из самых младших в этой приезжей компании. — Ну что, малышня! — Гилберт обнял руками за плечи Володю и Лену, посматривая то на юношу, то на девушку. — Как доехали? Рассказывайте! — Ох, но без приключений явно не обошлось. — Просто ответил Новороссия, даже не вырываясь из объятий. Безумно был рад такому вниманию и тёплому приёму со стороны хозяина дома. — Это точно, — подтвердил Крым, и оторвал взгляд наконец-то от мобильника, что только что разрядился. — Мы были в пробках, а потом что-то с колесом приключилось. Элизабет сняла с себя ветровку и потянулась, вновь зевнув, после этого продолжив: — Зато напутешествовались, — Она ловит на себе взгляд Гилберта, и только потом хмурится. И пока Пруссия отвлёкся на Венгрию, ЛНР утянула за собой Новороссию, схватив того за запястье руки. — Кстати говоря, Гилберт, а у тебя есть несколько отдельных комнат? — как бы невзначай поинтересовался Польша, смотря как бы и на хозяина дома, и тут же переводит взгляд на впереди виднеющуюся залу. Элизабет под весь этот разговор схватила свой чемодан, прямиком шагая в залу, дабы там разобрать свой чемодан. Байльшмидт слегка мнётся на месте, а требовательный взгляд Лукашевича его немного тревожит. Почесав затылок, альбинос произносит: — Есть две комнаты: в одной сплю я, другая пустая, третья и вовсе чулан. — Оо! Это тотально чудесно! — Восклицает Феликс, хватая свой чемодан и относит его в залу. — Венгрия, я буду ночевать с тобой в чулане! — Пошёл к чёрту! — донёсся голос венгерки. — В тесноте да не в обиде. — Заключает наконец сам Иван, сняв с себя шинель, и проводил взглядом уходящего на кухню Артура. Прихожая с каждой минутой пустела, а на коврике у порога остались стоять Пруссия и Россия. Хозяин дома толкнул Брагинского в бок, после, как старинный друг говорит: — Ничего себе! Я думал, твоя семейка совсем маленькая! — Если ты имеешь в виду Польшу и Венгрию, то они мне как бы и не родня. — Русский приподнял уголки рта и, поправив манжеты рубашки на себе, вновь слышит речи прусса. — Слушай, ты всё же приехал на своей «ласточке»? — и Гилберт, как вполне хороший хозяин дома, решил не задерживать гостя на пороге, решив сопроводить его на кухню. — Да. Ты не представляешь, как же долго этот джип у меня пылился. А ещё я заметил, ты здесь прибрался. — Россия осматривается, не замечая где-либо паутин или грязи. — Прибрался? — Пруссия приподняв брови скептически воззрился на Россию. — Когда это, спрашивается, Гилберт Байльшмидт прибирался? Не-ет. Это Людка приходил. Оо, — Он театрально заламывает руки, — если б ты знал, сколько я потратил нервных клеток на то, чтобы выслушать и принять его лекции. Одним словом, — Гилберт положил тяжёлую руку на плечо Ивана, — Германия у меня здесь и хозяйничал! Видишь, ни пылинки! А России внезапно стало до дурноты плохо. Нет, слова Пруссии, и даже не его присутствие так подействовали на Брагинского. Внутри стало пусто, и внезапно тяжело, такое бывает при тошноте. Но ведь Иван не употреблял ничего, что могло бы привести к рвоте. Лицо Ивана сначала приобрело белый цвет, потом плавно перешло в бледно-зелёный. — Эй, Иван, что случилось? — Байльшмидт пытался поглядеть русскому в глаза, но тот только отмахнулся. Нет, не потому, что не хотел общения дальше, а потому, что всё выворачивало наизнанку. — Гилберт, я… — Россия ощущает подкатывающуюся к горлу тошноту, и хватается ладонью за рот, спешно выбегая из коридора в туалет. Пруссия стоял истуканом ещё минут пять, находясь у двери ванной, думая, что же приключилось с только что приехавшим русским. На лице прусса плотная пелена непонимания происходящего. Может, Иван просто переутомился за всю дорогу? Но вот Россия выходит свеж и чист, хотя кожа лица слегка преобладает зеленоватым оттенком. «Позаботиться об Иване надо», — подумалось Байльшмидту, и тогда он вспомнил совсем не далёкие года, когда буквально помогал Брагинскому собраться по кусочкам, а шею пришлось сшивать нитями, чтоб ничего не потерялось. С тех пор, Иван и носит шарф, чтоб не показать весь ужас на своей шее, изборождённую швами. А в довершении, чтобы никто не впал в ужас от всей этой «красоты», всё это замаскированно бинтами в несколько слоёв. Но как стало ясно позже, Ивана рвало кровью.