Hetalia: Russian world

      По коридору роддома слышатся шаги. Кто-то спешит в это здание, словно тоже ждал появление ребёнка на свет. Неприятный скрип подошвы ботинок о кафельный пол при завороте за угол. Кто-то при беге тяжело дышит, в руках удерживая букет. Этот кто-то поднимается на второй этаж, на тот самый этаж, где совершается операция.       Альфред оглядывается по сторонам, и тут отдалённо из-за двери раздался требовательный крик. Ребёнок заявил о своём приходе в этот мир. Джонс прищурил глаза, чтобы лучше разглядеть две фигуры в дали. Синие глаза тут же вспыхнули надеждой. Он нашёл Россию.       Иван во мгновение оклемался от тёмных дум, услышав свою дочурку. — Вот видишь, а ты говорил, что не доживёшь до этого момента! — воскликнул Гилберт, по-дружески хлопнув Брагинского по широкому плечу. — Вон как кричит.       Сам Россия потерял дар речи, сказать у него ничего не получалось, а лишь расплывшись в доброй улыбке, он опёрся о столик и встал с места. Если раньше Иван чувствовал себя стариком, то кажется, он сейчас внутренне помолодел. Внутри, у самого сердца что-то ёкнуло.       И тут распахнулась недоступная для Ивана дверь, и на пороге возник Баш, стягивающий на ходу резиновые перчатки. Его белый халат кое-где испачкан кровью, и Брагинскому стало плохо при мысли о том, что это кровь Артура. Но Иван удержался на ногах и шагнул к Башу, тревожно вглядываясь ему в лицо. — Всё в порядке, Россия, не волнуйся, — сказал Швейцария с довольным видом. — Девчонка у вас родилась чудесная. Никаких изъянов, просто прелесть, а не ребёнок. А к Англии можешь пойти сразу же, как только его отвезут в палату. Только есть одно «но». Нужно нанести ему швы. Потерпишь, пока будет идти следующая операция? — Ну конечно, Швейцария, какой разговор! — у Ивана отлегло от сердца. — Значит всё прошло нормально? — Более чем. — Отозвался Цвингли, и потом, что для него не типично, улыбнулся. — Как в учебнике по акушерству. — А можно я посмотрю на неё? — Что, уже не терпится на дочку посмотреть? Понимаю. — Баш отложил свои перчатки в сторону и вновь вошёл в те двери. Россию тем временем пробирала дрожь, ведь это всё так быстро произошло, и вот теперь он отец, каковым долго мечтал стать. А ведь ещё до революции он мог насладиться этим чувством, тогда у него была женщина, и в один момент её не стало, а всё потому…       Отворяются двери палаты, и Баш с лёгкой улыбкой преподносит маленький свёрточек Ивану, со словами: — Держи, ты наконец дождался этого. Поздравляю.       Тут слова были лишние, так как эмоции сами всё говорили за себя. Иван едва сдерживает слёзы, поднимая края белой ткани, чтобы посмотреть на личико дочки, а секунду погодя, к Брагинскому подошёл Гилберт, ведь тоже было интересно посмотреть на ребёнка.       Настал час, когда Америка не может стоять без действий, и наблюдать за всем происходящим со стороны, нужно было действовать, когда Россия взял свёрток в руки. Настал момент выйти из тени. Альфред тихо ахнул, а всё же его было нелегко удивить. В конце концов, он пробыл в политической сфере, и видел, как человек впервые ступил на Луну, видел, как чернокожий стал его президентом, видел, как Берлин разделили стеной, что в 1961-м году на юге штатов вспыхнули расовые волнения, и всё это было просто немыслимо. Но ещё никогда в жизни он не был так потрясён, как в тот момент, когда ещё десять минут назад понял, что Англия воспроизвёл на свет дитя, и не абы чьё, а дитя России. Часто захлопав ресницами, Джонс уже не бежал, а шёл по направлению к Брагинскому. Высокая фигура держала что-то в руке, и даже дурак поймёт, что с этого дня всё будет совершенно по-другому… но Альфред хочет вернуть всё на прежние места. Хочет прежней дружбы без конфликтов и ссор. Что же… — Иван?.. — немного удивлённо спросил Америка, шагая вперёд, выходя в коридор. — Альфред? — Россия повернулся к нему передом, и в удивлении поднял брови. Увидеть здесь Джонса он никак не ожидал. — Что ты здесь дела… — Иван, ты идиот! — вот так с ходу повысил тон в голосе Джонс, сжав в руке букет подсолнухов. — Я приехал в Москву, тебя нет! Хорошо, что добрые люди сказали, где тебя можно найти. Как ты думаешь, что я должен был чувствовать, узнав, что тебя самого на твоих же территориях нет, а?! — Он высказал всё это на одном дыхании, его лицо сделалось красным от возмущения, но кажется, Альфреду стало легче от высказанного.       Пруссия, который в изумлении стоял и смотрел на Америку, просто отошёл от греха подальше. Россия же, слегка нахмурившись, ответил очень просто, удерживая дочь на руках. — Ну, ты мог подумать, что я нахожусь на каком-нибудь саммите. — Хуяммите! — резко высказал Америка. И у него был повод кинуть грубое словцо в сторону Ивана. В самом деле, не смотря на то, что происходит сейчас, в мире, где каждый друг другу лжёт, и смеётся за глаза, Альфред и правда переживал за Ивана. Как же не без грубых выражений, когда ты едва не потерял того, кого хотел найти, а придя на обычное место, — никого не оказалось. — С выражениями поаккуратнее, ладно? — монотонно прозвучали слова русского. — А я не могу! — американец подошёл ближе. Но шагал он с угрожающим видом, а в синих глазах его что-то хищно сверкнуло. — Я не могу! Понять не могу, почему ты меня ненавидишь так! — Понятия не имею, о чём ты. — Фыркнул Иван, даже бровью не повёв. Хотя, он посчитал, что если Альфред будет и дальше говорить в таком тоне, то посреди коридора разразится громкая ругань уже на русском языке. — Кто тебе сказал, что я тебя ненавижу? — Как будто я слеп! — Джонс в сердцах бросил букет цветов на пол. — Я просто хотел, чтобы ты наконец повзрослел, и начал здраво мыслить. Вот и всего. Поздравь меня, что ли, я стал отцом.       Альфред на несколько секунд замер в немом вопросе. Кажется, он уже не реагировал на какие-либо жесты, что обычно привлекают внимания. — Отцом?.. — дрожащие ноги не смогли удержать его вес, и Джонс опустился на стул, что к счастью был близок. — Ну да. — Последовал почти равнодушный ответ Брагинского. Он стоял не так отдалённо, а его голос все равно бил по ушам, словно гонгом. — Поздравляю. — Последовало такое же безрадостное поздравление. — Кстати, на счёт того, что я тебя ненавижу — это скорее не правда. Я просто не понимаю, как можно быть таким раздолбаем. Ал, ты пришёл сюда выяснять отношения, да? Имей в виду, ссоры, драки и скандалы будут уже за пределами этого здания. А сейчас — улепётывай. Я уже и забыл те времена, когда по-настоящему тебя терпеть не мог. — Тон Ивана был то ли обиженным, то ли чересчур звучал чинно. Так или иначе, Альфреда задели слова русского за живое, пусть некоторые он и пропускал мимо ушей. Гилберт встал у стены, чтобы со стороны наблюдать за разговором, просто ему не хотелось встревать, ибо может оказаться ещё и крайним во всём этом сыр-боре. — Я пёрся в Калининград из Москвы, чтобы увидеть тебя. Я даже не стал слушать своего президента, бросил Украину, когда ей нужна была моя помощь. Я спешил к тебе… — Америка встал со стула, и вновь ядовито и хищно зыркнул на Россию. — Да, были ссоры, были скандалы, даже иногда до драк доходило. Но знаешь, что самое смешное? — улыбнулся краем рта. — Что я никогда не ненавидел тебя по-чёрному. Да, так бывает. И как бы странно ни звучало, мне не выгодно с тобой воевать. Подумай, кому будет лучше от очередной ссоры между нами? Никому, потому что мы оба будем страдать. Иван, только на секунду подумай, ты ведь и не помнишь, из-за чего мы с тобой прервали дружбу. — Не из-за чего, а из-за кого. — Россия ласково поправляет ткань на свёрточке. — Из-за сестры моей мы поругались. — Из-за бабы годы тратим впустую, не разговаривая, потеряв нить дружбы, — Альфред вновь усмехнулся. — Всё было бы так просто, будь у меня были открыты глаза, а мысли в голове свежи. — Я пытался с тобой заговорить, — начал Иван, подняв глаза на Альфреда. Гилберт только и успевал следить за этим разговором. — Но разве тебе можно что-либо доказать, когда ты на сто процентов уверен в своём? Ты посмотри на себя. — Россия стремительно сделал шаги к Америке. Между двоими оставалось ничтожное расстояние. — Ал, — Брагинский только сейчас заметил в американце что-то подозрительное, — почему у тебя красные глаза? — Потому что не спал. А не спал, потому что размышлял над всем. Да, я умею это делать, а ты что думал? — Он мысленно выругал себя за то, что позволил себе повысить тон в голосе.       Россия стоял посреди коридора и молчал, Америка сразу же понял, что пришёл сюда зря, думая, что здесь его, как новоиспечённого дядьку встретят тепло. Он возвратил свой взгляд на Ивана, и сказал с искренней улыбкой, прежде чем уйти с этого места: — Ну, счастья вам, что ли. Я думал, Англия уже никогда не выйдет замуж… то есть не женится! Но ты, Иван, молодец. Ну, пока? — Альфред развернулся в пол-оборота, как тут же услышал окликивающее: — Нет, постой. Ты можешь остаться. — Разрешишь? — наивно переспросил Джонс, поглядев на Ивана. — Ну, а куда тебя девать? Иди хоть на племянницу посмотри. — Россия расслабил плечи, словно почувствовав, как камень с души упал.       Альфред немного осторожно приблизился к Ивану, поглядывая на маленький, тихий, едва заметно шевелящийся свёрточек в его руках. Америка снял очки с носа, сложил их, и подойдя ближе не мог не умилиться маленькому, совершенно недавно появившемуся на свет чуду. — Какая маленькая, — Альфред хотел погладить новорожденную по носику, но Иван тут же немного предупреждающе бросил взгляд на американца, тот же осёкся и признался. — На тебя немного похожа. — Джонс вздохнул, будто о чём-то пожалел. — Теперь я дядя, и теперь мне есть кого поздравлять с днём рождения. — Дурак ты, а не дядя. — Конечно Иван это сказал не с обидой или злостью, просто это вырвалось само по себе, и ничего в слове «дурак», Брагинский не предусматривал оскорбительного. — Конечно, — Америка немного заулыбался, уставился смотреть вниз, себе под ноги. — Скажи, а ты всё ещё хочешь дружить с «дураком»? — и стоило ему поднять глаза, как встречается взглядом со взглядом Ивана. — Я помню этого «дурака» ещё совсем маленьким, — Брагинский никогда не умел скрывать свои искренние эмоции, и улыбка проступила на бледном лице. — И, наверное, да, я всё ещё хочу, чтобы ты вновь меня будил в шесть часов утра, и доставал всякими глупостями, как раньше. — Хэй, — Америка несерьёзно нахмурился, — ты считаешь, что бургеры с пяти процентной скидкой — это глупости? — Нет, конечно нет, — улыбнулся Россия как и прежде. — Давай обнимемся, что ли? — Я думал, ты уже никогда этого не скажешь. — Альфред впервые за эти годы стал счастлив, и не сдержав себя, обвил руками своего старого, но странного русского друга.