Hetalia: Russian world

      14 июня. 2013. — Мне очень жаль, молодой человек, — почти без эмоций говорит седовласый доктор, смотря на Артура, — но у нашего нового пациента, то есть у Вашего знакомого Ивана Брагинского очень серьёзная травма — кома четвёртой степени. — Он снял очки с носа, после важно поправил воротничок рубашки, дополнив: — Очень мал процент того, что Иван вообще проснётся, но хочу сказать, что есть и позитивные моменты; Лечение будет проходить, но медленно. Больные, находящиеся в коме, всё слышат, что происходит вокруг них.       Артур в приступе лёгкой паники сжимал и разжимал пальцы обеих рук в кулаки. Подбородок упрямо вздёрнут, пусть даже Англия понимал, что слова знающего доктора лишены здравого смысла. Но тем не менее, доктор был прав — Россия сейчас находится в тяжёлом состоянии. Интересно, как он там, находясь в палате, утыканный разными приборами, на коих сейчас, словно на ниточке держится жизнь Ивана?       «Очень серьёзная травма… Кома четвёртой степени… Мал процент, что Иван вообще проснётся… Всё слышат, что происходит вокруг них… Я не могу в это поверить…» — думается Артуру, который стоит перед доктором. Лёгкая паника переросла в страх.       Ещё этим вечером Англия терпеть не мог Россию, и вот теперь некий механизм резко щёлкнул в голове Артура, отворилась неведомая никому и до этого дня дверца, скрывающая за собой настоящее сожаление, желание помочь, как-то уладить ситуацию. Но ситуацию не исправишь, ибо лишь время властно над итогами нашего настоящего и будущего. — Могу ли я что-нибудь сделать? — Артур пытался всем своим видом не показывать, что действительно ему очень жаль, но чужой взгляд не проведёшь. У Кёркленда было на лице написано, что не испытывает он сейчас холодности. В нём бушует негодование и пламя, да такое, способное всё снести на своём пути. — Можете, — отозвался строгий доктор. — От Вас зависит лишь то, как будет вести себя пациент во сне. Вы можете быть сиделкой, если есть такое желание, то… — Я согласен. — Не раздумывая и секунды тут же выпалил Артур.       И только теперь Англия осознал, что кричит. Кричит криком, заглушающим шум окружающего мира. Кричит так громко и яростно, что за этим криком не чувствует самого себя. Ощущалось что-то печальное, обречённое и неизбежное в этом крике. Крик был внутренний, несдержанный.       Только увидев повлажневшие от слёз глаза британца, доктор что-то коротко сказал ему, после легко кивнув, ушёл, оставив Артура наедине со своими мыслями. Доктор ушёл, а Артур бесшумно присел на скамейку, и прикрыл глаза. Вечером тут пусто, да и не особо пускают сюда посетителей. Это для Англии сделали исключение, не бесплатно, конечно же.       Весь вечер Кёркленд ходил сам не свой; уже по коридорам больницы выключали свет, за окном смеркалось, и загорались ночные уличные фонари. Наконец британец решил просто отдохнуть от этих мыслей. Самому уже надоело накручивать на мысли чёрти что. И присев вновь на скамейку, зарывшись пальцами в и так растрёпанные волосы, он почувствовал движение воздуха. В коридоре стал сгущаться серо-белый туман. Сначала по коридору плыла едва заметная дымка, состоящая из прозрачно-белых сгустков. Белая субстанция за собой несла прохладный, и даже пугающий холодок.       И конечно, Кёркленд оторвавшись от своих раздумий, перевёл взгляд на нечто.       «Это всё от недосыпания!» — думает Англия, и его сердце замерло в ужасе от понимания того, что это видит он собственными глазами! Нет, это не может быть галлюцинациями, он видит это, но будь бы в Артуровой шкуре хоть немного смелости, он мог бы коснуться субстанции руками.       Часто заморгав, Англия наконец смог целеспособно привести свои разбежавшиеся мысли в порядок. Дымка приобрела человеческий облик, по краям фигуры всё ещё рассыпался яркий, слегка ослепляющий свет. Артур закрыл глаза, и обречённо поникнув головой, уставился именно на кафельный пол под ногами, а про себя подумал, что сходит с ума. — Сколько ему лет? — донёсся до ушей Кёркленда вопрос. — Я не знаю, — не поднимая глаз, ответил Артур незнакомцу. — Молод он ещё… Мне было чуть больше тридцати лет, когда я умер.       Артур повернул голову на холодный, безрадостный голос, и туман продолжил: — Не так давно я умер в этой же палате, на той же койке. У меня было сильное ранение, а потом кома, в глазах всё резко потемнело. Ты не отпускай его, иначе будет плохо, ладно? — В голосе дымки нет ни намёка на чуть повышенные тона. — Я сошёл с ума? — этот вопрос Артур задал сам себе. — Кто Вы?! — Объяснил же: умер я здесь. А теперь не могу найти себе покоя, скитаясь по этому зданию. Меня нет ни в мире мёртвых, ни в мире живых.       Англия на секунду позабыл про свою трусость и, опустив плечи, тихим голосом спросил: — А почему… умер? — Потому что рядом со мной никого не было. Никто не пришёл меня увидеть. — Дымка и без того казалась убитой своей привязанностью к тому, что покоя ей не обрести. — Зачем тогда жить? — Хотите сказать, я разговариваю с призраком? — И да, и нет… Я — нечто нематериальное, состоящее из клубов белого тумана. Меня можно назвать тенью, сущностью… Там, где я сейчас, нет ни красок, ни радости, ни эмоций и ненависти. Не существует дня и ночи. Ничего нет, только туман. — Призрак слегка склонил голову к левому плечу, словно о чём-то сильно сожалеет, будучи тогда живым. — У меня была любовь, но фальшивая, и тогда я потерялся в тумане. А ещё меня повсюду преследует лёгкий аромат ванили… Будь с ним. Здесь страшно.       Видение вновь рассыпалось на частички света, и Артур, часто заморгав, пытался оклематься. Что сейчас было, и отчего Англия едва ли не потерял здравый смысл? Сейчас ему было не до этого. Рванув с места, словно сорвавшись с цепи, и теряя на ходу белый халат, Кёркленд вбежал в палату. Он рухнул на колени у больничной койки, и вцепился в руку Брагинского, дав волю своим эмоциям; Он заплакал, сам понимая, что плакать не хочется, но слёзы сами катятся градом по щекам. «Я не смогу тебя отпустить,» — единственные слова шепчет Артур, повторяя эту фразу по нескольку раз, словно сломанный граммофон, водящий иглой по виниловой пластинке. Руки Ивана холодные, точно у мертвеца. И нет, он дышал, Англия это видел, но не смог утихомирить внутреннюю бурю, взбушевавшуюся в этой больнице.       Аппарат, регистрирующий биение сердца, тихо подавал признаки жизни Ивана. Сам Иван тяжело вздохнул, и не более. Чего можно было ожидать от человека, который находится в коме?       Артур просидел у больничной койки до утра, не вставая с колен, пытаясь теплом своих ладоней согреть холодные, словно ледышки руки русского. За окном больницы наконец занимается лазурно-жемчужный рассвет, а глаза Англии по цвету напоминают два рубина: без сна красные, веки тяжелы. Дай только волю, и Кёркленд рухнет на кафельный пол палаты, но он и не собирался спать, если Брагинскому от этого лучше не станет.       14 июня. 2013.       Эту дату Англия ещё будет ненавидеть долго.