Пока не стало поздно — говорите то, что чувствуете. Фёдор Достоевский.
7 июля. 2017-й год. Альфред ходил из угла в угол. Периодически он грустно вздыхал, глядя то в окно, то на широкие двери кабинета своего президента, но войти не решался, а сердце его тем временем неспокойно билось, желая встречи со страной, политические отношения с которой всегда оставляли желать лучшего. И он желал, хотя может, никому в этом не признавался. Приглушённые голоса казались ему ужасно тихими, и как бы сильно Джонс не старался, ничего о самом Иване не слышал. От этого ещё сильнее захотелось войти, громко хлопнув дверью, обрушив на людей поток нескончаемых вопросов. Ему хотелось прервать тишину, ужасно звенящую. Тишину, которую слышал сам, которая звенела у него в ушах, словно маленькие колокольчики. Подумать обо всём ему мешали другие люди, ожидающие правителей, стоя у дверей. Именно неизвестные люди с микрофонами и толкали со всех сторон и без того, можно сказать, горем убитого Джонса. Он-то думал, что если здесь есть президент России, то и заявился сам Россия. Но не тут-то было. Америка прекрасно знал и понимал, что России здесь нет, и быть не может. Несчастный русский, который вот уже четвёртый год находится в коме, не может так просто очнуться и прилететь сюда, в Гамбург, только потому, что Америке скучно. Америке, может, и не было скучно, зато в груди его что-то повторно кольнуло, так резко, что пришлось поневоле коснуться левой груди, ожидая ещё один удар. Благо, что зал, где разговаривают президенты, не единственное такое просторное помещение, что есть в этом здании. Есть более крупный зал, здесь, совсем рядом, если пройти дальше, и не мешать людям с горящими глазами, ожидающие правителей, удерживая наготове фотоаппараты и микрофоны. У Джонса сложилась хроническая ненависть к тем людям, которые хотели узнать всё и прямо сейчас. А ведь Альфред и является именно тем, кто хочет всё и немедленно, и только повзрослев, он понял, что не всё может осуществляться по мановению некой волшебной палочки. Нужно время и усилия для этого. А желание Альфреда сейчас было отнюдь не простым. Пройдя усталым шагом по коридору вперёд, шагая по ковровой дорожке, американец даже не оглянулся назад. Он нащупал пальцами ручки двустворчатых дверей, и хотел только распахнуть их, как рядом послышался столь знакомый голос, и только изменившись в лице, приподняв брови, Джонс чуть повернулся, заметив не так отдалённо, скромно стоящего Японию. Белый костюм Хонды очень кстати контрастировал с приглушённым светом в коридоре. — Ты тоже ждёшь разговора с Россией? — прямо спросил Кику, смерив Америку серьёзным взглядом. — Больше, чем чего-либо другого, — отрезал с ходу Джонс, и резко дёрнул двери за ручки вперёд. И честно, разговаривать ему сейчас ни с кем не хотелось, лишь позади него с грохотом закрылись двери, и это означало, что здесь, в пустом зале он один.***
Разомкнул онемевшие пальцы и несколько раз сжал и разжал кулаки, чтобы восстановить кровообращение. Под ногтями тут же закололо. Он не хотел ничего говорить, но всё же выдавил из себя, подняв наивный взгляд вперёд, на два не занятых кресла в совершенно пустом, но красивом помещении: — Ну, вот я и пришёл, Россия. Прости, что опоздал. — Альфред будучи в здравом уме разговаривал с пустотой, а эхо от его слов прошлось по стенам залы, почти сразу утихая. — Ты же знаешь, опаздывать, — это как мой стиль жизни. Америка сделал пару неуверенных шагов вперёд, не отрывая взгляда от пустого кресла, в котором сейчас должен сидеть Россия, и внимать каждому слову так называемого героя. Джонс хотел бы что-то сказать, но только собираясь выдать следующую речь, запнулся на полуслове, будто что-то не давало сказать. Он с тяжёлым сердцем опустился в своё кресло, опираясь локтями о колени, а пальцы сплёл между собой. Подумать в этот момент было много о чём, и ему это удавалось, ведь это помещение было предназначено только для Альфреда, где ему можно вести личные беседы со странами, с которыми больше всего хотел видеться и общаться. В последнее время эта зала была пуста. — Наши президенты что-то снова решают в соседнем зале, — Джонс смотрел в одну точку, потом перевёл взгляд на пустое кресло, дополнив: — Россия, как ты думаешь, они решат что-то? — Он разговаривал сам с собой, что выглядело со стороны довольно странно. — Может, ты и прав, — вздохнул американец, понимая, что пустота ничего не ответит. — Может, я в чём-то заблуждаюсь. А знаешь, а давай после этой встречи сходим куда-нибудь? — Он поднял кобальтового отлива глаза на пустоту в кресле, и словно молчание дало какой-то утешительный ответ. — Плевать, что решат, мне бы с тобой быть. Ты же не против, если мы… А-а, у тебя много дел и без меня? Прости, не могу привыкнуть. Раньше нам не хватало дня и ночи, чтобы наговориться. Раньше были вместе. А теперь врознь. — Альфред тут же замолк, покраснев. — Прости, ладно? С тобой должен поговорить ещё Япония, а я тупо отымаю у тебя твоё драгоценное время. Тишина в огромном помещении давила. — Ну, тогда за встречу! Иван, давай как раньше — выпьем по бокалу виски! — На этот раз его губы вздрагивают от подавляемой улыбки, и он с притворной торжественностью встаёт со своего места, отходит к стеклянному столику, и из бутылки наливает в два бокала «Хэннесси», до краёв, чтобы гость был доволен и не обижен. Альфред не поскупился на угощение, и задумавшись, перелил виски так, что светло-коричневая алкогольная струйка перелилась через краюшек столика. Капли в тишине звонко ударили по туфлям Джонса. Америка бросил в два бокала по паре кубиков льда. — Прости, но водки у меня нет, — добавляет Альфред, уже держа в руках по бокалу, и повернувшись, идёт по направлению к пустым местам. — Знаешь, у меня от неё горло саднит, поэтому редко когда её удаётся попить нормально без последствий. — Он звонко и коротко просмеялся, усевшись в своё кресло. Альфред подождал ещё пару мгновений, потом чему-то улыбнулся, сказав: — Обожаю твои шутки. Они не ординарны, и не столь плоские. — Он вдохнул снова, и с этим глотком кислорода будто заполнил брешь, стал сильнее. Потом протянул бокал к пустому месту: — Возьми, я угощаю. Сейчас Америка чётко представил себе, как Россия забирает с руки бокал с виски, и тогда Альфред отпустил бокал, понадеявшись, что его мираж не выдумка, а реальность. Секунда, и неровная улыбка американца даёт трещину, — один краешек красиво очерченного рта сползает вниз. Вторая секунда, бокал вдребезги со звяканьем стёклышек рухнул на кафельный пол, разбился, и тогда счастливая улыбка превратилась в грустную полуухмылку. — И правда. — Среди тишины вновь раздался голос Альфреда. — На счастье. Чёрт с ним, с бокалом, у меня их ещё штук несколько. — Он бредил идеей побыть со своим миражом час или же больше. Неаккуратно дёрнув рукой, два кубика льда в его бокале весело позвякивали, и после, недолго вглядываясь в виски, выпил его залпом, оставив те самые кубики льда на дне. Первый глоток был восхитительным, ледяным и сразу же ударил в голову. Второй пошёл уже как по маслу, следующие считать не имело смысла. Сейчас он чувствует теплую ладонь на своём локте, и подсознание рисует картинку, что Иван всё же здесь, но почему-то в мыслях. Альфред зарылся пальцами в свои волосы, вцепившись взглядом в пол. — Скажи, что это не конец, а ты есть. — Шепчет сам себе, а в ответ получает тишину. В награду за ожидание, получает кроткое и такое же тихое «нет». — И всё-таки нет. — Джонс шмыгает носом, о чём-то жалея. Америка сидел так неподвижно два часа и десять минут. Он вспоминал каждую встречу с Россией, каждое слово и многозначительный взгляд. Почти бесился на себя за то, что не мог всего точно помнить. Не придавал тогда этому никакого значения. А важным теперь казалось всё, до малейших деталей. Когда Альфред впервые увидел Ивана, этот русский произвёл на тогда совсем юного Америку особое впечатление; В то время Россия был Российской империей, привёз Америке подарок, который есть у Джонса и по сей день. В тот день, Альфред, впервые увидевший Ивана, всерьёз восхитился его величием, и после Америка для себя решил, что тоже сможет стать таким. Стал именовать себя героем, и ему по сегодняшний день удаётся без труда получать желаемое. Но если бы… Стук в двери, Америка поднимает заплаканные глаза на выход из помещения. Совещание окончено.