Hetalia: Russian world

— Надо же, у нас даже инициалы имён и фамилий совпадают, — Новороссия опустил взгляд вниз на исписанную страницу в общей тетради. На клетчатом белом поле были дважды выведены одни и те же инициалы, написанные разными почерками: «В. Б». А около тех заглавных букв нарисовано множество закарлючек, которые не несут особого смысла.       Надо сказать, Новороссия делил эту тетрадь с Правым сектором на двоих, записывая туда что не лень. Тем более, не смотря на то, что эти двое терпеть не могут друг друга, иногда умудряются договориться. И сейчас именно такой случай. Двое остановились у голого дерева, комментируя свои собственные записи в тетради. Кстати говоря, идея делать бессмысленные послания принадлежала как ни странно Володе. А Василь, несмотря на свой скверный характер, подхватил идею попортить чистые листы всякой ерундой. — А ты удивлён? — Спросил Правый сектор, приподняв брови в сомнении. Стоило ему хмыкнуть, как на его и без того белые волосы падает горсть снега с ветки дерева. Ладно бы горсть упала на голову, слегка испортив его неизменный начёс, так снег попал так же за воротник, что заставило мальчишку скрипнуть зубами. Что же, Василь снег и холод не любил ровно так же, как своего собеседника. — Ничуть, — почти по-детски ответил Володя, посмотрев на Василя, около которого летает его ручной воробей.       Птичка беспокойно чирикала, взмахивая крыльями, снуя перед лицом Правого сектора, словно пытается спросить, в чём дело. — О тебе беспокоятся! — Новороссия удивился заботливости воробья, что успокоился и присел на плечо своего хозяина. Но радость быстро ушла, стоило вспомнить одну вещь. Новороссия снова уронил взгляд на клетчатые листы, спросив: — Знаешь, я ещё подумал. А что, если тетрадь закончится? — Как — что? — Правый сектор бросил взгляд на тетрадь. — Новую можно купить. Или подожди, — альбинос вырвал её из рук брюнета. Он оглядел чистые листы и, нахмурившись, спросил Володю: — Ты угораешь? Тут исписано только десять с половиной страниц, плюс, ты ещё какие-то мемуары написал. Стоп. — Василь присмотрелся к тем самым «мемуарам». — Серьёзно? Ну-ка, погоди.       А Новороссия и не против. Пусть его враг читает излитую душу на страницах тетради. Все равно почерк не разберёт. — Тебе врачом нужно было быть, а не воякой, — фыркнул Правый сектор в сторону Новороссии. — Ишь, чего он удумал, писать мемуары вздумал. Барышня, что ли, о чувствах своих писать?.. — К твоему сведению, — Володя приблизился к Василю, — не только барышни пишут подобное. — «Лолиту» вторую часть напиши тогда, епт, — Василь выплюнул изо рта зубочистку. К слову, воробьишка, что сидел на плече, тоже будто что-то понимая, смотрел на записи в тетради. — И напишу, — вызывающе ответил Брагинский-младший, прислонившись спиной к холодному от мороза стволу дерева. — Вот и напиши, — альбинос прищуривается, чтобы разобрать шрифт. — Ничего не понятно. Это что?.. — Напрягать зрение уже было некуда, буквы плыли перед глазами, и единственное, что видел парень перед собой, это какие-то крючки и чёрточки. Некоторые секунды спустя, он прочитывает те самые строки, в которых говорится о письме, что было послано ещё 14-го февраля. И не смотря на то, что с того момента прошло достаточно много времени, Василь помнит, как читал письмо с пожеланиями и некоторыми откровениями, и надо же, что именно 14-го февраля выдалось раскрыть тот конверт. — Подожди, ты что, пишешь всё, что переживаешь? Ты вообще нормальный? — Что плохого в том, чтобы вести свой дневник?       И вместо того, чтобы ответить на вопрос, Правый сектор только надулся, будто от обиды, и покраснев, он-таки дошёл до последней записи. Но тут его прорвало: — А нахрена ты написал про письмо, которое послал мне чёрт знает когда? Я понимаю, что у тебя едет крыша как у твоего предшественника, но всё же, зачем? — Потому что это одно из моих самых любимых однажды. Я не могу обойти тот случай стороной, — Новороссия пожал плечами, развёл руки в стороны, так, как будто не при делах. Однако улыбка брюнета заставила альбиноса нахмуриться, после недовольно проворчать: — Я тоже помню. На креденсе* у меня твои записульки лежат. Но ты этого не слышал, понял? — Спасибо. Я знал, что ты не выбросишь моё послание, — искренне, но ни в коем случае не заискивающе проговорил Володя.       Напряжение спало сразу, как только закончился разговор, и Новороссия даже позволил себе легкую улыбку. Она как никогда шла ему, так же, как и эти неизменные ямочки на белых, как сам снег, щеках. Даже в холод и мороз, ни щёки, ни его нос не отдавали розовым оттенком.       Интерес к новому и неизведанному всегда щекотал нервы Василю, а тут ещё он без какого-либо стыда читал строки написанные рукой своего врага. Невероятно. Это было необычайное чувство. И парень собирался с головой погрузиться в «мемуары», в надежде, что там действительно сможет выведать что-то новое для себя, узнать все слабые места Володи. А из-под пера не выходило ни единого бранного слова в адрес Василя, что и удивило последнего. Он так ожидал увидеть здесь проклятия написанные в ярости, а ожидания не оправдались. А почерк, который минут пять назад казался неразборчивым, теперь стал ровным и понятным. Вот это магия.       Однако Василь не поддался на эту магию, он охладел, только ощущая внутри себя пустоту. Тут же сработала его защитная реакция. — Ты придурок, Брагинский, — шикнул Правый сектор. — Забери свою портянку, и чтобы я её не видел, — туманно и одновременно хрипловато произнёс Василь, не поднимая глаз на брюнета, но при этом, протянул ему тетрадь. — Зачем же? Ты не прочёл ещё главного, — Новороссия взглядом указал на самую последнюю страницу, в которой планировал скорее всего делать заметки в виде рисунков. Но там было кое-что другое. — Если это что-то из твоих приколов, то на крови клянусь, разорву эту стопку скрепленных бумажек на твоих глазах! — Алые радужки Василя сверкнули крохотной молнией, это выглядело не страшно, однако негатив можно было ощутить на расстоянии. И Володя это почувствовал на себе. Почти мгновенно. — Давай же. — Не кривя сердцем, тут же ответил Новороссия, сунув руки в карманы своего армейского кителя.       Правый сектор рыскал в тетради, пока не наткнулся на ту самую последнюю страницу, а там, чтобы вы думали, было предложение, что звучало так: «Давай дружить?» А рядом карандашом нарисованы мордашки чиби-Новороссии и чиби-Правого сектора, и оба, при этом, весело улыбаются. Такой бы позитив всем и каждому.       «Просто охуеть, чё происходит», — невольно подумал Правый сектор, увидев всю эту няшную прелесть. — Ну, так что? — Переспросил Володя, думая, что его собеседник завис, будто персонаж из компьютерной игры. — Что думаешь по этому поводу? Хотя я хотел предложить тебе это позже, когда ты повзрослеешь, станешь старше и мудрее. — Стану старше и мудрее? — Альбинос плотоядно усмехнулся, резко развернувшись к брюнету. — Скорее это я подожду, пока ты подрастёшь и поумнеешь. Не забывай, что я старше тебя, хах! — И только от важности своей подбородок не вздёрнул. — И, да, если ты думаешь, что мы станем друзьями, то твои надежды слишком наивны. Такой друг как ты — мне не нужен. — Хозяин — барин, — спокойно согласился Володя. — С наступающим тебя, кстати. — Чего? — У тебя двадцать второго марта день рождения. С чем тебя и поздравляю. — А у тебя скоро выборы, и я тебе не завидую, — усмехнулся Василь, думая, что сделает этим больно Володе. — Каждому своё, — снова этот холодный ответ, от которого веет морозной стужей. Но зато как красиво было это сказано — с улыбкой, с огоньком в глазах. — А знаешь, несмотря на то, что мы так давно знакомы, я так и не узнал, какая у тебя фамилия. Откроешься мне? — Делано наивный взгляд карих глаз снова вернулся к упрямому собеседнику. Последний поёжился под порывом холодящего ветра, что не по-весеннему был холоден. — Не твоё дело. Тебе хватает моих инициалов, — сказал Василь, и был таков. В этот момент, когда терпение его иссякло стоять здесь и терять время, Правый сектор не прощаясь, даже ничего не сказав, постарался уйти, сделав несколько шагов в сторону. — Ну и куда ты? — Послышался вопрос за его спиной. Володя удерживал под рукой тетрадь, всё ещё надеясь, что Василь обернётся. — Подальше от тебя. Ты мне надоел.       Воробьишка на плече альбиноса беспокойно чирикал, подпрыгивая на месте. — А ты мне нет. Напишешь что-нибудь в дополнение к моему предложению, Правый сектор? — Новороссия нарочито приподнял уголки рта, ожидая более бурную реакцию. — Не называй меня так больше, — Василю не понравилось, что его так назвали. Вообще в последнее время он ненавидел сочетание двух этих слов, ибо было в них что-то муторное. — А как мне тебя величать?       Пару секунд молчания нависли, словно грозовые тучи, пока не сорвалось с губ хулигана: — Зови меня Галицией. — Как будет угодно, — Новороссия бы удивился такой перемене, но удивления он не показал, потому что ожидал от Правого сектора Галиции всего. Так уж теперь «исторически» сложилось, что Володя не изумился бы любому закидону Василя. Но из-за приличия просто кивнул.       Василь показал что-то на подобии ухмылки, и ушёл восвояси, даже не кинув на прощание обычного «пока». Как ни крути, но Володя хотел услышать прощание, а в ответ не услышал ничего. Но если бы мог читать мысли, почти бы наверняка услышал нелестные слова в свою сторону.       …И так было с детства, с самого рождения непризнанной республики. Но детство закончилось. Всё когда-нибудь заканчивается, это Новороссия усвоил рано.