Жизнь с ангелом

Проснувшись рано утром, Хёкджэ резко садится на своей импровизированной постели, энергично хлопает крыльями, посылая сильный поток ветра, отчего бумажные створки сёдзи дребезжат, тяжело дышит, и быстро оглядывается вокруг. Светлая кремовая комната стала ярче, на противоположной от окна стене и двери играют солнечные зайчики, а весь пол усыпали кроющие и маховые белые пёрышки, вылетевшие из крыльев. Услышав шум, Канин, готовящий на кухне завтрак, тут же всё бросает, бежит к комнате и с силой дёргает дверь в сторону, с огромными глазами замирая в проёме и осматривая явно перепуганного ангела с поднятыми крыльями, проверяя визуально его целостность. В нос сразу ударяет его личный запах – смесь лесных ароматов, застоявшихся в комнате за ночь, и мужчина невольно вдыхает полной грудью, наслаждаясь любимым букетом из еловых шишек, вязкой сосновой смолы и кедра. – Что случилось?! – Я… – Хёкджэ задыхается, зажмуривается в попытке успокоиться, и поджимает губы, на секунду опуская голову, – я думал, всё это мне приснилось, – он поднимает виноватые глаза на старшего, – извини, что напугал. Ангел замечает, как Ёнун с облегчением выдыхает, окидывает взглядом пол с перьями, осуждающе поднимая правую бровь, и кивает в сторону коридора: – Пойдём, позавтракаем, раз проснулся. Хёк с тихим шуршанием складывает крылья, слышит, как грузно Канин прошлёпал своими панда-тапками в сторону кухни, затем какие-то стуки и шорохи, а ещё острый ангельский нюх улавливает ароматы чего-то очень вкусного, из-за чего в животе так неприятно урчит и тянет. Вот и доказательства: это всё реально, он чувствует запахи еды, чувствует мягкую ткань простыни и твёрдость деревянного тёплого пола под руками, как затекли мышцы и ломит кости в крыльях от крепкого сна на непривычном матрасе, и приятный влажный воздух с запахом азалий, влетающий через едва приоткрытую балконную дверь. Он на Земле. А где-то, совсем рядом, Донхэ. Перед тем как встать, Хёкджэ проверяет своего пока ещё спящего человека, глядя на него сквозь сферу, затем подпрыгивает, наспех надевает белые хлопковые штаны, вытащенные из рюкзака, и осторожно выходит из комнаты, побаиваясь передвигаться по дому, ведь, в конце концов, он здесь лишь гость, и это чужая квартира. На цыпочках идя по коридору, он прячет крылья, ворошит спутавшиеся ото сна волосы, трёт глаза, окончательно просыпаясь, и заглядывает в солнечную зелёную кухню, заставая Канина у плиты. Кухонька у него маленькая, с небольшим окном и белым тюлем, серым холодильником, обычным деревянным столом и двумя деревянными стульями, есть парочка навесных шкафов, металлическая раковина, встроенная в столешницу, газовая плита, а внизу ещё какие-то шкафы, маленькая духовка, ну и стандартные микроволновка с чайником. Стеклянным чайником, с голубой неоновой подсветкой, включить который Хёку прямо-таки не терпится, чтоб посмотреть на светящиеся пузырики. В общем, кухня сделана по принципу "впихать максимум вещей в минимум пространства". – Садись, – бросает старший, даже не глядя на ангела. Хёк, поджав губы, садится на ближайший стул, подогнув под себя левую ногу, засматривается сначала на холодильник с кучей магнитиков и общей фотографией каких-то людей в чёрной форме, потом на стеклянную пиалу на столе с печеньем и конфетами, а после на опустившуюся перед ним тарелку с красивой горячей яичницей-глазуньей, расплавившимся сыром и поджаристым беконом, от соблазнительного запаха и вида которых желудок выводит очередную громкую затяжную руладу. Чёрт возьми, да этот хмурый человек идеален! Дома у него чистота, незнакомца ночью пожить пустил, комнату выделил, ещё и готовить умеет! Хоть сейчас за него замуж! – Приятного аппетита. – Спасибо, – ангел лучезарно улыбается, ослепляя парня белоснежными ровными зубами и блеском карих глаз, но хмурится, глянув на пустую столешницу рядом с плитой, – а ты? – Сейчас ещё порцию приготовлю, ешь, – у Хёкджэ ещё вчера, при первой же встрече создалось впечатление, что мужчина никогда не улыбается, и теперь оно вполне подтвердилось. Канин будто настоящая мрачная туча, весь угрюмый, молчаливый, и это не потому, что ещё сонный, он особо даже в глаза ему не смотрит, что младшего жутко смущает и напрягает. – Будешь зелёный чай? В ответ на согласное кивание мужчина подходит к столешнице, где стоит стеклянный чайник, и разворачивается уже с большой жёлтой кружкой в руках, наполненной до краёв горячим чаем, которую и ставит на стол рядом с парнем, кивнувшим и снова улыбнувшимся ему в знак благодарности. Хёк наблюдает как Ёнун готовит новую яичницу, небрежно забрасывая на сковороду кусочки бекона и сыра, и бессовестно пролезает в его голову, слыша мысли о работе, деньгах, и в том числе о нём. – Хён, – осторожно начинает парень, крутя вилку в руках, – почему ты не хочешь со мной разговаривать? – он замечает, как старший притормаживает и бегает глазами по стене перед плитой, его спина напрягается и пальцы всего на секунду сильнее сдавливают деревянную лопатку. Вопрос простой, но, кажется, он застал мужчину врасплох. – Я разговариваю. – И ты совсем не улыбаешься. Что-то не так? Если я мешаю – просто скажи, я придумаю, куда деться… – Не говори глупостей, ты не мешаешь, – Канин берёт тарелку, вилку, кружку с залитым кипятком чайным пакетиком, и садится напротив гостя, сразу принимаясь за свой, только что приготовленный завтрак, – можешь жить сколько захочешь, мой дом в твоём распоряжении. Ешь, остынет, – он кивает на поблёскивающую, медленно остывающую яичницу, которую донсен тут же начинает уплетать за обе щеки, разве что не причмокивая, лишь сейчас осознавая, насколько был голоден. – Извини, я не слишком разговорчив, особенно с чужими. И не надо лезть в мои мысли. Думаешь, я не знаю? Хёк сразу вскидывает большие удивлённые глаза на мужчину и весь мгновенно покрывается мурашками от его тяжёлого взгляда. Раз он знает о таких способностях, значит, уже жил с ангелами, только почему не говорит об этом? Что он скрывает? – Не буду. Тогда сам расскажи – откуда ты о нас знаешь? И как знаком с Хичолем? Почему взял меня к себе? Ты жил с кем-то до меня? – Так, стоп! – старший повышает голос и смотрит прямо в медовые глаза напротив. – Слишком много вопросов с самого утра. Вечером сядем и поговорим, если уж очень хочется, а пока ешь, мне ещё на работу собираться. Завтрак они заканчивают в тишине. Канин просто молчит, а Хёкджэ боится начинать разговор, мирно жуя свою яичницу. Всё, что он говорит за утро, до ухода хёна, это "я помою посуду, иди" и "можно взять твою одежду?". Как только мужчина уходит на работу, Хёк, быстро разобравшись с посудой, находит в шкафу Ёнуна серые рваные джинсы, свободную водолазку в бело-чёрную горизонтальную полоску, белые носки, одевается, умывается, ровно час приводит в божеский вид растрёпанные крылья, разбирая пёрышки по местам, запихивает в карман часть выданных ему вчера денег, остальное пряча в шкафу, и, преодолев дикое желание сигануть со всей дури в окно, мирно выходит ножками через дверь и подъезд на улицу. Какого-то определённого плана у него нет, поэтому ангел, спрятав крылья, выбирает направление, отталкиваясь от главного ориентира – реки Ханган, и топает куда глаза глядят и ноги несут. Ему давно хотелось побывать на Земле, в Сеуле, этом волшебном городе с узкими улицами и их очарованием, с миллиардами огней, красивыми древними дворцами и потрясающей светящейся башней, на верхушку которой, он знает, тянет всех без исключения местных ангелов и демонов. Первым делом, увидев башню Намсан, ангел идёт к ней, петляя по улочкам района Itaewon, покупает билет и, вот это нонсенс, на лифте поднимается наверх; он впервые пробует кофе в ресторане, расположенном на последнем этаже, оставаясь довольным его вкусом, и с привычной ему высоты прикидывает куда топать дальше, выбирая в итоге дворцы, а по пути к ним – две самые большие торговые улицы и районы рядом. Хёкджэ с восторгом разглядывает всё, что попадается на глаза, улыбается всем подряд, подставляет лицо под тёплые лучи солнца, спрашивает у прохожих дорогу, наплевав на наказ Канина "ни с кем не разговаривать", и успевает улыбнуться и поздороваться с парой маленьких детей и школьников. Добравшись до улицы Инсадон, Хёк заглядывает во все без исключения магазины и лавки, восторгается каждой штучке, даже мелкой, покупает пару недорогих футболок и кофт, джинсы, бельё и носки, подумав, что будет неразумно скупить здесь всё подряд, а потому отдаёт предпочтение вещам первой необходимости. Затем находит более шумную торговую улицу Мёндон, протискивается через ручейки людей, пробует местную уличную еду, ловит взглядом нескольких ангелов, кивая им в знак приветствия, и тихим ходом добирается до дворца Кёнбоккун, где проводит целый час. Следом – дворец Чандоккун и все окрестности, по пути назад, уже ближе к вечеру, останавливается в районе Gwanhwamun, гуляя вдоль ручья, и на метро возвращается к дому, еле разобравшись с системой проезда в этом странном подземном поезде. В квартиру он заваливается ровно в девять, будто специально время рассчитал, довольный, с тремя пакетами с новой одеждой, и полный впечатлений от своего первого дня на Земле. Дома его уже поджидает Канин, сидящий на кухне за столом и заваленный какими-то листочками, стол и стены у него обклеены цветными стикерами, рядом стоит ноутбук, и он как раз заканчивает разговор с кем-то по телефону, когда ангел проворачивает замок, запирая входную дверь. – Ты вовремя! – поднимает на него уставшие красные глаза мужчина, откладывая телефон в сторону. – Бросай вещи, переодевайся и иди сюда, будем тебе истории выдумывать. Хёкджэ в ответ кивает, снимает кроссовки, осторожно ставя их на обувную полку – всё же чужие, бережно надо, – затаскивает свои покупки в комнату, переодевается в практически только что купленную белую пижаму с изображением милых обезьянок, и приходит на кухню, как и утром устраиваясь на стуле напротив хёна. – Я набросал немного, вот, посмотри, – Канин протягивает младшему листок, полностью исписанный кривым почерком, и отпивает чай, в упор глядя на ангела, ожидая его комментариев. Блондин читает варианты историй, думает над ними, и в итоге выбирает одну, которая звучит более реалистично: родился в Пусане, в пятнадцать переехал в Сеул, родители погибли, никого из родственников больше нет, в детский дом не попадал, но школу он закончил, высшее тоже получил – бакалавр-лингвист, живёт с другом, снимает вместе с ним квартиру, работает… и дальше многоточие. – Вторая намного больше тебе подходит, детали додумаешь в процессе общения с людьми, главное запоминай кому что говоришь, – кивает Ёнун на листок, – а вот с работой я не могу решить. Что тебе больше всего нравится? Чем любишь заниматься? Знаю, вы, ангелы, творческие и всеумеющие, но нужно выбрать что-то одно. Хёкджэ хмурится и опускает глаза, задумываясь. Если так посмотреть – он умеет всё. Может работать художником в какой-нибудь мастерской, или дизайнером, или модельером, или певцом, моделью, актёром, грумером, парикмахером, пекарем, стилистом, гидом, да кем угодно! Но ведь работа должна быть одна, и чтобы деньги приносила. – Хорошо, подумай об этом, до конца недели нам нужно найти работу, я не смогу долго тебя содержать, да и Хичолю ты должен, – вздыхает мужчина, откидываясь на спинку стула и облегчённо выдыхая, самостоятельно снимая стресс и напряжение после масштабного мозгового штурма, – прогуляйся по городу, вдруг попадётся на глаза объявление или место, которое тебя заинтересует, – ангел улыбается и активно кивает, трепя ровную шапочку белоснежных волос, выражая полную боевую готовность. – Хочешь выпить? – Хёкджэ округляет глаза. – У меня вино есть, и к тому же сегодня суббота, завтра я дома и могу спать до обеда. Не найдя что ответить, юноша пожимает плечами и кивает, наблюдая за поднявшимся и направившимся к шкафу мужчиной. Замученный, в коротких домашних шортах и свободной белой майке, не скрывающей крепкие широкие плечи и грудь, он шлёпает босыми ногами по полу, вытаскивает из навесного шкафа два бокала и изумрудную бутылку, которую без особых усилий открывает штопором, затем разливает вино по фужерам и ставит их на стол, один перед донсеном, другой – со своей стороны. Глядя на Ёнуна, Хёк никак не может перестать думать о его жизни, о нём самом, что он из себя представляет, и как давно попал в первую историю, связанную с сущностями. Ясно одно – он хороший человек, иначе Хичоль не стал бы сходу доверять только что прибывшего ангела в его руки. Попивая неожиданно вкусное "Мерло", они обсуждают варианты работы, Канин предлагает – Хёкджэ, как правило, отвергает, думая, что работа ему не подойдёт, или просто это дело ему не интересно. В конце концов старший, расслабившись под влиянием алкоголя, ставит твёрдую точку в споре, решив пристроить ангела редактором в довольно крупное книжное издательство через свою давнюю знакомую, не сомневаясь, что там и зарплата будет достойная, и парня будут ценить в коллективе, ведь он по своему происхождению знает в совершенстве несколько языков, несмотря на юный возраст, да и по легенде, а позже и в документах, будет числиться как лингвист. Понимая, что деваться ему уже явно некуда и подумать тоже уже не дадут, Хёк соглашается и замолкает, утыкаясь в свой бокал. С одной стороны, обидно, что с работой определился Канин, а не он сам, а с другой, парень понимает, что в данный момент и при данных обстоятельствах ему нужно как можно скорее влиться в человеческое общество, чтобы найти Донхэ, а для этого как раз необходима работа. И знакомства, и полезные связи, и друзья. Они довольно быстро опустошают эту литровую бутылку и, если Ёнун, уставший за рабочую неделю, уже в очень хорошем состоянии, то у Хёкджэ ни в одном глазу, как будто воду сидит пьёт, при этом стараясь говорить на отвлечённые темы вроде географии города, погоды, и немного рассказывая о себе, тогда как мужчина продолжает упорно молчать о своей жизни. Но, стоит им выпить ещё одну, невесть откуда вытащенную из самых закромов бутылку красного полусладкого, как Хёк улавливает едва изменившуюся атмосферу и повеселевшее настроение парня. Мышцы расслабились, он уже не сжимает ножку бокала как спасительную тростинку, трёт начинающие слипаться глаза, частенько глубоко вздыхает, будто ему не хватает воздуха, и, ангел чувствует, хён смотрит на его крылья. При том, что они спрятаны ото всех. И вот это действительно странно и несколько пугающе. – Ты их видишь? – спрашивает юноша, расправляя правое крыло, чтобы проверить, действительно ли взгляд пьяных карих глаз направлен на крылья, а то вдруг у Ёнуна в порядке вещей залипать на одном месте, глядя в пустоту. – А не должен? – ухмыляется старший, из-за чего Хёкджэ ёжится и покрывается мурашками. Как?! Он же спрятал их, как раз чтобы не мешать человеку и не мозолить ему глаза! Как он может их видеть-то под чарами?! – Я в детстве побывал в пожаре. Мама отправила меня к бабушке в деревню, недалеко от Ансана, у нас случилось замыкание проводки и дом загорелся. Это ночью было, я испугался и спрятался, меня долго не могли найти, а потом я начал задыхаться, – мужчина рассказывает без какой-либо толики грусти, будто эти события переживал не он, а кто-то другой. Или, может, со временем просто эмоции ушли? – Спасатели меня вытащили, привезли в госпиталь в Сеуле, я лежал в реанимации и ещё неделю восстанавливался в общей палате. Когда наконец открыл глаза, первым, кого увидел, были не родители, а самый настоящий ангел, – он замолкает, отпивает из своего бокала и окидывает Хёка взглядом с головы до ног, – на тебя был похож, весь такой же белый, как снег, волосы короткие, кудрявые, лицо только европейское, глаза зелёные, и он персиками пах. Прямо надо мной стоял, представляешь, держал руку у меня на лбу и улыбался. Я даже имени не успел узнать, он ушёл, и больше я его не встречал. Но с того момента стал видеть сущностей. Всех: ангелов, демонов, падших, отвергнутых, караемых. Я жизнью ангелу обязан. – А… у тебя есть Хранитель? – решив, что сейчас очень удачный момент для душевного разговора, тихонько спрашивает Хёкджэ. Возможно, сегодня у него есть один уникальный шанс узнать всё о своём неразговорчивом соседе по квартире, с которым ему ещё жить. Да, всё-таки ночь – удивительное время суток, именно ночью все люди становятся откровенными и настоящими. – Конечно есть, у всех они есть. Ты же тоже к кому-то прилетел, не просто ж так с неба свалился. Девушка? – Парень. – Да ты счастливчик, – хмыкает Канин, и младший слышит в его голосе нескрываемый сарказм, уже от этого начиная заводиться и нервничать. – Не психуй, – заметив изменившееся выражение лица, спешит сказать Ёнун, – я не хотел обидеть. Думаю, ты будешь с ним, со своим человеком. Против твоей улыбки никому не устоять. Хёк быстро и равномерно покрывается нежным румянцем, занавешивает глаза чёлкой и улыбается, будучи приятно удивлён такому неожиданному комплименту, да ещё и со стороны взрослого, вечно хмурого мужчины. – А как с Хичолем познакомился? – Этот псих налетел на меня, когда я стоял на краю высотки, сшиб с такой силой, что аж в глазах потемнело, я даже не успел ничего понять. Благо не со здания снёс, а просто на крышу повалил. Спускался он, – криво усмехается Канин, вспоминая забавное знакомство, – со своим барахлом в руках, ну и не заметил меня. Испугался конечно, хотел стереть воспоминание, но, когда узнал, что я вижу сущностей, представился и помог слезть с крыши. Мне тогда было столько же, сколько тебе. Он рассказал о "Чёрном Клевере", что делает на Земле грешной, и что помогает спустившимся и поднявшимся встраиваться в жизнь людей, так вот в тот момент я понял, что мой необычный дар может пригодиться. Я предложил ему свою помощь, он согласился. И-и… лет десять уже беру к себе всяких сущностей, и ещё лет двадцать планирую это делать. Как мой Хранитель там наверху терпит все мои выходки – для самого загадка. Хёкджэ бегает глазами по кухне и приоткрывает рот, шевеля извилинами, складывая мозаику в голове. Получается, Канин перешёл грань между жизнью и смертью, и его мозг не смог до конца восстановиться, а восприятие изменилось, поэтому он видит сущностей даже под чарами! Возможно, он был рождён для этого дара, чтобы служить проводником между тремя мирами – людей, демонов и ангелов! Невероятно… Он-то всё боялся, что Ёнун пылает к нему неприязнью! А оказалось, наоборот, он ещё и похож на его спасителя! Спасителя… Может, как раз благодаря помощи того белокурого ангела мужчина и получил свой дар? – В конце концов, это даже интересно – новые знакомства, новые возможности, связи, с вами интереснее общаться, чем с людьми, вы знаете больше, – продолжает говорить старший, попивая вино и с удовольствием потягиваясь. – Прости, что рявкал на тебя, – тихо просит он прощения и смотрит на вскинувшего голову блондина, – работа в полиции ужасно выматывает, а ты ещё и разбудил меня в три часа ночи с этими белыми крыльями… Думаю, теперь мы станем друзьями, да? Мир? Он протягивает юноше ладонь и тот, прикусив нижнюю губу и состроив большие радостные глазки, жмёт её, едва заметно морщась от слишком крепкого и болючего рукопожатия – всё же мужчина сильнее его и немного не рассчитал силу для хрупкого ангела. – Кстати, забыл сказать, меня иногда посылают на выезды, что-то вроде командировок в другие города, так что периодически будешь оставаться один. – Это не страшно, – улыбается Хёкджэ, уже перебирая в мыслях чем он будет заниматься здесь в одиночестве. Можно не спать допоздна, летать ночами, практиковаться в магии, гулять, читать. – Зато мне страшно! Уже один раз разнесли тут… полквартиры, – недовольно бурчит Канин, допивая остатки вина и поднимаясь, чтобы поставить бокал в раковину, – поэтому очень тебя прошу, колдуй осторожно, ладно? Я не хочу снова внепланово ремонтироваться, – буквально кожей ощутив всю серьёзность просьбы, Хёк перестаёт лыбиться и сосредоточенно кивает, ставя себе в мозгу огромный жирный красный крест на практику каких-либо чар в доме. – Всё, давай спать, у меня уже глаза в кучу едут. Да, из дома сегодня больше ни ногой, суббота, люди отдыхают и не спят допоздна, есть большая вероятность попасться. Хёкджэ заметно сникает. Запретил не без оснований, Хёк понимает, это правда опасно, он же не хочет быть депортированным обратно домой без права снова спуститься на Землю. Но так тянет полететь к дому Донхэ и заглянуть в его окно, вживую увидеть… – Эй, не дуйся на меня, – заметив кислую физиономию, мягко улыбается Канин, – ты же здесь не последний день. Ещё слетаешь к нему, главное в рабочие дни это делать, тогда ни на кого не наткнёшься. Младший поднимает на мужчину полные надежды глаза и улыбается ему в ответ. Он прав. И ему стоит доверять, в конце концов он уже не первый год живёт с сущностями и знает больше тонкостей, чем новоприбывший ангел, а потому нужно прислушиваться. Они по очереди умываются, желают друг другу приятных снов и закрываются в своих комнатах, только если Ёнун засыпает практически сразу, подкошенный тяжёлой рабочей неделей и двумя бутылками вина, то Хёк, шумно упав пузом на свой матрас, создаёт сферу, чтобы проверить своего человека, и мгновенно теряет весь сон – Донхэ в большой шумной компании, он красиво одет, с тщательно уложенными волнистыми волосами и подкрашенными глазами, левой рукой обнимает какую-то симпатичную длинноногую девушку, а в правой держит бокал с цветным пузырящимся коктейлем. Ангел знает, подопечный напивается крайне редко, предпочитая алкоголю соки и газированные напитки, однако сегодня он явно пьёт что-то высокоградусное, судя по развязным движениям и ярким, лихорадочно блестящим глазам. Кажется, он отдыхает с друзьями в каком-то ночном клубе, среди толпы парней и девушек Хёкджэ замечает две знакомые рожицы, это правда его друзья, причём друзья детства, а остальные – просто знакомые. Вроде всё адекватно и вполне безобидно, ну решили собраться кучкой и повеселиться, такое у людей в порядке вещей! Но сам факт, что он непонятно где, неизвестно с кем, поздно ночью, и с какой-то девушкой в обнимку, заставляет сердце тревожно сжаться. Хочется полететь к нему, сейчас же, ворваться в клуб и… что потом? Они же даже не знакомы, что он собирается делать? Полное бессилие… "Впрочем, я могу повлиять" – думает ангел с хитрющей ухмылкой, отбрасывает в сторону мешающееся одеяло, встаёт в центр комнаты и гордо расправляет белоснежные крылья, вдобавок зажигая нимб. Сосредоточившись, он расширяет сферу до размеров комнаты и внимательно осматривает открывшееся взору помещение: темно, светящиеся разноцветные шары под потолком, густой молочный туман из дым-машины, чёрные кожаные диваны, неоновые лучи света, мерцающие по всему клубу, барная стойка в центре с симпатичным высоким барменом за ней, громкая, бьющая по мозгам музыка, и самая большая компания из всех – с Донхэ. Насупившись, Хёкджэ смотрит на низкий лакированный стол, заставленный множеством бокалов с яркими газированными коктейлями и бутылками пива, на девушку, которую его человек приобнимает за обнажённое плечо, и, презрительно сощурившись, небрежно машет рукой в сторону стола, будто стараясь отделаться от надоедливой мухи. В ту же секунду стакан летит на колени "милой девицы", обливая её ледяным липким коктейлем, портя подол короткого белого платьица; девчонка взвизгивает от неожиданности, мгновенно вскакивает, смешно прыгая на своих высоченных каблуках и размахивая руками, и, извинившись перед компанией, убегает в уборную, чем Хёк остаётся ужасно доволен. Но это, как выясняется позже, было ещё цветочками, самое сложное начинается, когда Донхэ, повеселев от алкоголя, идёт танцевать. К нему чуть ли не каждые пять минут клеятся новые девушки, и, хотя ангел знает, что подопечный с недавних пор точно определил себя в стан геев, ревности сей факт нисколько не убавляет: каждую приблизившуюся к нему мадемуазель он старается убрать от парня подальше, бессовестно насылая на них мелкие чары – тошноту, головокружение, боль во всех частях тела, ломает каблуки и рвёт замки на одежде, в общем, делает всё, лишь бы эти расфуфыренные мадамы с накладными ресницами убрались подальше от его Рыбки и желательно бы вообще вымелись из клуба. Нет, к девушкам Хёкджэ совсем не пылает ненавистью, скорее наоборот, дома он дружил со многими ученицами своего класса, однако в данной ситуации в нём прямо-таки полыхает пожар ревности и отвращения ко всем представительницам прекрасного пола – какое право они имеют тянуть свои загребущие руки к его будущему мужу?! И как-то откровенно плевать на то, что будущий муж пока ещё не знает о существовании такого уникального божественного создания с именем Ли Хёкджэ. К двум часам ночи человек уже в меру пьян и достаточно натанцевался, он всё чаще сидит за столиком с друзьями, отлучаясь только в туалет и на улицу проветриться, а Хёк, наблюдая за ним через сферу, зевает, не обращая внимания на мигающий от усталости, будто сломанная лампочка, нимб, потягивается, расправляя и пуша крылья, и садится на пол в позу лотоса, молясь, чтобы подопечный скорее поехал домой, а он сам смог лечь спать. В четыре часа утра молитвы наконец услышаны, Донхэ едет домой – в целости и сохранности, на такси, и, слава всем звёздам, в гордом одиночестве, хотя и пьяный в стельку. Ангел, как верный спутник и защитник, сопровождает его до новой квартиры, недавно купленной напополам с родителями в огромной высотке, с интересом смотрит как он умывается, удаляя с лица всю косметику и становясь самим собой, как укладывается в постель, а точнее, просто плюхается на расстеленную кровать, будто мешок риса, и ждёт, пока пьяная Рыбка уснёт, лишь после этого рассеивая сферу и возвращаясь в свою комнату. Это происходит далеко не впервые, и всегда Хёкджэ недоволен: Донхэ-то отдыхает, ни о чём не думая, пьёт, в нетрезвом состоянии частенько размышляя о смысле жизни, одиночестве, отношениях, или цепляя какого-нибудь глупенького молодого мальчика на одну ночь, может уйти гулять по ночному городу, или утопать домой пешком, и при любом раскладе ангел – не спи, нервничай, ревнуй. И, чего Рыбка ну никак не может знать, Хёк следит за ним далеко не напрасно. Раза три он старательно отводил от подопечного компании подвыпивших и буйных молодых людей, один раз – настоящего маньяка, пять раз от задумавших плохое караемых демонов, и трижды – от переломов на скользком мокром асфальте. То есть, не будь ангел мнителен, на сегодняшний день Донхэ был бы как минимум раз пять побит, один раз изнасилован, и три раза с поломанными конечностями. "Потом при случае ему припомню" – посмеивается про себя Хёкджэ, укладываясь на свою импровизированную кровать и жмуря красные от напряжения глаза. За те пять часов, что человек отдыхал в клубе, Хранитель потерял прилично нервных клеток, и теперь ему самому надо отдохнуть, что он и собирается сделать: поудобнее укладывается, сворачиваясь калачиком, укрывает себя крыльями, становясь похожим на сплошной мягкий кокон, и очень быстро засыпает. После совместного распития вина отношения с Канином стали проще. В воскресенье, проспавшись, мужчина повёл Хёкджэ прогуляться, разорился ему на недорогой телефон, чтобы всегда быть на связи, и ещё на новенький складной диван, показал южный берег, объяснил как работает метро и Т-карта, как ездить на автобусах, и рассказал о мелочах, которые необходимо знать ангелу. Например, высотки, на которые лучше не соваться, как не попасться на видеокамеры, развешенные по всему городу, и как удобнее всего приглядывать за своими людьми. В понедельник утром, отпросившись ненадолго со службы, Ёнун чуть ли не за ручку приводит Хёка в издательство, разговаривает с какой-то красивой элегантной женщиной, отводит её в сторонку, шепчется, говоря о документах, – ангел-то всё равно мысли слышит, в том числе слышит и просьбу старшего повлиять на эту женщину, что быстренько выполняет, – и его принимают на работу, сразу же оставляя на стажировку. Эта женщина, – начальник отдела, как выяснилось, – передаёт его в руки некой ЁнХи, молодой симпатичной девушки, и уже она показывает ему помещение, знакомит с редакторами, определяет рабочее место, и оставляет осваиваться. В целом, работа не сложная, нужно лишь редактировать, вычитывать, и иногда перебивать в электронный вид приходящие им от множества писателей рукописи, утверждённые к печати, однако тут возникает другая сложность: он не умеет обращаться с компьютером. Вообще. Впрочем, вечером того же дня Канин отдаёт ему свой ноутбук в полное пользование и показывает, как набирать текст, открывать программы, искать что-либо в Интернете, и конечно отсылать почту. Ничего сложного. На следующий же день на работе Хёкджэ показал все свои великие познания в литературе, грамматике и пунктуации, а также в отработанной за ночь скорости набора текста, чем начальство осталось очень довольно. Первые две недели Хёк усиленно вливается в темп обычной жизни людей: забирает у Хичоля сделанные специально для него документы, работает как смертный, общается с коллегами, отбивается от флирта ЁнХи, которой запал в душу, по вечерам покупает продукты, готовит ужин для себя и Канина, ходит на работу пешком и едет обратно на метро, в общем, живёт как простой земной человек и даже меньше думает о Донхэ, проверяя его только перед сном. Но, не справившись с сильнейшим желанием увидеть подопечного, он выпрашивает у Ёнуна разрешение полетать, и мужчина, подумав, что в среду вечером людей на улицах не так много, даёт добро, улыбаясь засиявшему и встрепенувшемуся ангелу, который тут же криво-косо одевается и вылетает в окно своей комнаты, оставляя после себя разве что кучку взметнувшихся белых перьев и ароматы леса. Задыхаясь от эмоций и нетерпения, Хёкджэ как можно скорее летит к стальной высотке неподалёку от их квартиры, старательно огибает окна, в которых горит свет, и, выписав эффектный вираж, осторожно присаживается на карниз огромного окна в пол, сразу укрывая себя защитными чарами, чтобы человек не смог увидеть его. И-и-и… вот он... С мокрой шевелюрой, длинной волнистой чёлкой на левую сторону лица, красивым голым торсом и хорошо видными кубиками пресса, с таким трудом созданными в спортзале, в одном красном махровом полотенце, небрежно повязанном на бёдрах, парень шлёпает босыми ногами по светлому паркету и громко вздыхает, зарываясь правой рукой в волосы. Донхэ идёт по коридору от ванной, подходит к холодильнику на кухне, вытаскивает из него графин с лимонной водой, пьёт прямо из носика, поморщившись от кислоты, возвращает его обратно, затем перемещается в гостиную, освещённую большой напольной лампой, плюхается на диван, укутываясь в плед чуть ли не по самые уши, и включает телевизор. Хёк слышит быстро сменяющие одна другую мысли в его голове: о работе, о еде, куда завтра пойти обедать с коллегами, что нужно позвонить в брокерскую контору, а ещё хотелось бы прогуляться по городу, купить новые кроссовки, и в футбол он целый месяц как не играл. А ещё к родителям бы съездить, и Донхва ему давно не звонил, и в отпуск хочется, и, может, профессию сменить, и скорей бы закончить учёбу. И отчего-то сердце так странно ноет… Сидя за окном и наблюдая, Хёкджэ не может сдержать радостной улыбки; он приподнимает крылья и неосознанно пушит перья, дышит через рот и старается не моргать, чтобы ничего не упустить. Хочется сейчас сидеть рядом с ним, обнимать крылом, руками, погладить его по волосам, поцеловать, ощутить его запах, сказать, как давно и сильно он любит, и что всегда защитит и будет рядом. Даже сердце теплом обливается, рвётся к нему, он совсем рядом, так близко... Вдруг ангел хмурится, замечая резкую перемену настроения подопечного, слушает его, перебирает варианты, но никак не может найти причину. А затем до него наконец доходит: за девять лет между ними создалась настолько крепкая, редко встречающаяся среди сущностей связь, что испытываемые им эмоции воспринимаются Донхэ как грусть. Он влюблён в своего человека, влюблён до такой степени, что его человек на расстоянии чувствует то же, но ничего не осознаёт, не видя перед собой объекта, к которому эти чувства возникают, и за неимением оного он ощущает тоску. Странно и вместе с тем печально. Хёк вздыхает, опускает глаза, и складывает крылья. Сейчас он невольно является причиной плохого самочувствия своего мальчика… И, увы, пока что изменить ситуацию он не в силах. Поджав губы, Хёкджэ поворачивает голову влево, глядя с огромной высоты на асфальт, проверяя воздушное пространство, и, последний раз посмотрев на подопечного, падает спиной вниз, в процессе стремительного снижения переворачиваясь, раскрывая крылья и взлетая в небо, сразу направляясь домой. Глаза жжёт от накатывающих слёз, на душе будто кошки скребут своими острыми коготками, в груди так сильно ноет… Невыносимо хочется быть с ним. Да он бы и рад вломиться в его квартиру с пылкими признаниями в любви, если бы риск быть отвергнутым не был столь велик. Что он скажет? "Привет, я твой ангел-Хранитель и влюблён в тебя с пятнадцати лет"? Ну бред же. В квартиру он заходит из подъезда, решив, что Канин уже спит и не одобрит влетания на полной скорости в окно, тихонько, на цыпочках крадётся к своей комнате, практически бесшумно отодвигает дверь-сёдзи, и весь разом обмирает, слыша тихий низкий голос из соседней комнаты, у него аж все перья встают дыбом. – Ангелы могут показать себя человеку во сне. От услышанного у него расширяются глаза, хотя куда уж больше, по коже стремительным табуном бегут мурашки, волосы на затылке ощутимо шевелятся, и мышцы немеют во всём теле, в том числе в крыльях, – он боится даже моргнуть, думая, что своими шебуршаниями разбудил мужчину. За что, соответственно, он сейчас выхватит. Но ещё больше парализует сказанная новость. – Иди сюда. Разморозившись, Хёкджэ делает пару шажков в сторону двери, отодвигает её, и застаёт Канина, сидящего на кровати с ноутбуком, в очках, совсем не спящего, явно уставшего, и с кружкой остывшего чая в руке. Он копается в сети, что-то выискивая, сосредоточенно хмурит брови, печатает, и даже не поднимает глаз, когда ангел, встряхивая растрёпанные ветром крылья, заходит к нему в комнату. – Возьми там, на полке, книгу, в тёмно-зелёной кожаной обложке, – парень на секунду поднимает голову и кивает в сторону книжного шкафа, после снова утыкаясь в экран. Юноша, откровенно побаиваясь передвигаться по чужим квадратным метрам, медленно подходит к большому шкафу с множеством различных книг, невесомо скользит пальцами по корешкам и наконец вытаскивает нужную – небольшую записную книжку в изумрудной обложке из искусственной кожи, гладит её, всячески вертя в руках, и оборачивается к старшему, ожидая дальнейших инструкций. – Мне её один ангел оставил, когда переезжал. Изучи, там есть чары, которые позволят спроецировать свои эмоции на сон, и такие, что помогут тебе пролезть в его сны, – не отрываясь от компьютера, говорит Канин, закрепляя конец фразы глотком чая. – Он меня увидит? – наверное, сейчас его переполненные надеждой глаза можно по размерам сравнить разве что с нарисованными в анимэ, такими же огромными и блестящими. – Увидит, услышит, почувствует. Только времени будет мало, используй его по максимуму, эти заклятья много сил отнимают, а ты молодой совсем, можешь вообще после такого эксперимента с кровати дня два не встать, – мужчина трёт покрасневшие, уставшие от мерцаний глаза, и смотрит на Хёка, – обычно их ангелы используют, чтобы подопечных предупредить о чём-нибудь, о возможной катастрофе, например, или наоборот – предстоящей удаче. Но только в самом крайнем случае. – Хён… спасибо… – едва не плача, выдыхает Хёкджэ, он подбегает к кровати с острым желанием крепко обнять парня, но его останавливает вскрик: – Стоп! Простого "спасибо" будет достаточно. Я не переношу всех этих нежностей, – улыбается Канин, прекрасно зная, что как минимум половина ангелов кинестетики и для них крайне важно выражать свои эмоции в тактильном контакте. – Всё, ложимся, нам с тобой вставать завтра рано. Быстро-быстро покивав, ангел кланяется, ещё раз выказывая свою огромную благодарность, и бежит к себе в комнату, сходу прыгая на матрас, укладываясь на него животом, взмахом руки закрывает за собой раздвижную дверь, зажигает нимб, поднимая торчком крылья, и раскрывает книжку сразу на середине. Блокнот исписан кривым скачущим почерком, зато здесь столько полезных записей, что парень не задумываясь начинает читать всё подряд, находя и новые полезные вещи, и те, что ему уже известны, пробует мелкие чары, совсем простые, оставляет на попозже сложные, и наконец находит раздел сонных заклинаний, тормозя на них. Стоит ли это делать именно сейчас? Особенно если есть большой риск потерять все свои силы за раз и долго восстанавливаться. Но… он сможет увидеть его, прикоснуться к нему, почувствовать, обнять, и пусть это будет лишь во сне! Нет. Не стоит. Лучше позже – приходит к выводу ангел, понимая, что в данный момент использование такого заклинания будет неразумным и опасным для него самого. Сначала нужно набраться сил и окрепнуть. Проходит неделя, за ней ещё одна. Хёкджэ окончательно сливается с миром людей, всё больше теряя связь с родными, получает первую зарплату, сразу возвращая с неё долг Хичолю, покупает себе немного одежды, заходит к Ёнуну на работу, сразив наповал весь отдел уголовного розыска своей лучезарной белоснежной улыбкой, утаскивает его на часовой перерыв в близлежащий щикданг, где они празднуют первую получку парня, затем честно возвращает друга обратно на работу и решает немного прогуляться. Домой пока не тянет, а погода волшебная – яркое тёплое солнце, не слишком жарко, приятный ветерок, в такую погоду только на улицу, никаких четырёх стен! Юноша идёт до реки Ханган, гуляет по асфальтированной дорожке, греясь в лучах солнца, бросает камешки в воду, по пути ему попадается девушка-ангел, так же прогуливающаяся по берегу, она улыбается ему и проходит мимо, мигнув нимбом, на другом берегу он замечает чёрные кожистые крылья демона, улыбается милой девочке, катающейся на роликах с мамой, и, удовлетворённый прекрасным днём, бредёт к ближайшей станции метро. Спустившись в метрополитен и зайдя в первый попавшийся вагон, оказавшийся так удачно наполовину пустым, Хёк поправляет лямку рюкзака на плече, берётся за поручень вверху, и погружается в свои мысли, разглядывая цветную рекламу на стенах. Предложения банков, реклама напитков, плакаты "до и после" с фотографиями девушек, прошедших пластические операции, в общем, всякая глупая ерунда, годящаяся только на макулатуру. Со скуки ангел начинает слушать мысли людей, переключаясь с одного на другого примерно каждые пять секунд – у них мысли тоже не особо интересные, да и не стоит лишать их ангелов работы, нужно же небожителям что-то делать, лёжа на своих облаках, и вместо этого подключается к Донхэ, сидящему в офисе. Его мальчик работает, прерываясь на глоток сладкого кофе, что-то считает, прогнозирует, отправляет письма и пишет отчёт, в чём Хёкджэ не разбирается совершенно, а ничего кроме цифр и, пожалуй, учёбы, сейчас в мозгу юного финансового аналитика нет. Очередная остановка, новый поток людей, ворвавшийся в вагон, и остаётся ехать всего пять станций. Парень сдвигается немного вправо, по-прежнему держась за поручень, мельком бросает взгляд на вставшую рядом женщину, и опускает голову, занавешиваясь белой чёлкой. Скорей бы приехать… Так хочется помыться, поваляться в постели, заучивая новые чары, посмотреть на Донхэ, и пораньше уснуть. Из мечтаний о сне ангела вырывает резкий и болючий щипок в левый бок, он аж подпрыгивает, едва успев сдержать истеричный вскрик. Это что за хрень?! Он смотрит на миловидную аджуму, но та молча стоит, уткнувшись в экран телефона, а больше никого в доступной близости нет. Первая, и, скорее всего, правильная мысль – Рёук. Вероятно, он щёлкнул его чем-нибудь, чтобы… обратить на что-то внимание? Нахмурив брови, Хёк делает шаг назад, осматривает недавно вошедших в вагон людей, и его взгляд мгновенно цепляется за каштановую кудрявую шевелюру, мятную рубашку, серый миниатюрный рюкзак за спиной, и едва видимое свечение, притягивающее ангела будто магнит. Надо же, это большая редкость – встретить человека с таким мягким свечением в сердечке, особенно в двадцать первом веке. Кюхён. Кюхён?.. Кюхён! Это же Кюхён! Рёук попытался предупредить, что Кюхён рядом, вот зачем он его щипнул! Аж сердце заходится от волнения и дыхание немного ускоряется. Он-то думал, это всё выдумки – про особую ауру у некоторых людей, а оказалось, правда: у Кюхёна именно такая аура, притягательная, светлая, и Вукки, оказывается, не врал, говоря, что к нему липнут почти все подряд сущности. Но лично его пульс участился не из-за ауры. А из-за страха. Сейчас у него есть один-единственный шанс познакомиться с парнем, ведь он обещал Рёуку присмотреть за его подопечным, а значит, лучшим вариантом будет постоянно находиться где-то рядом с ним и, возможно, даже стать для него близким другом, чтобы юноша ему доверял. И этот шанс никак нельзя упустить. Вдохнув и задержав дыхание, Хёкджэ слушает поток мыслей юноши: он едет из университета, только что сдал экстерном зачёт по экономике, нужно позвонить сестре, отправить накладную по продуктам, зайти в банк, купить пибимпаб на обед, тарелки недавно видел красивые керамические, на них бы муссовые десерты подавать… что за бред?! Какая-то непонятная каша. Мотнув головой и шумно выдохнув, ангел выделяет из общего потока самое необходимое – им обоим нужно выйти на станции Itaewon, он идёт в свою кофейню работать, будет там до вечера, и ещё проскальзывает мысль про какое-то масштабное и жутко важное собеседование. "Возьми себя в руки, используй всё своё очарование! Давай, жизненно необходимо завоевать его", – сам себя подбадривает ангел, слегка электризуясь от нервов. Неуверенный в себе ангел-Хранитель, что может быть хуже? Собравшись в кучку, юноша на секунду занавешивается чёлкой, подносит левую руку к лицу, незаметно для окружающих всего одним заклинанием нанося на глаза лёгкий макияж, подражая корейским айдолам, затем поправляет волосы, неосознанно при этом встряхивая крылья, чтобы вылезшие перья встали на места, и выпрямляется, ожидая, пока на него обратят внимание. Что, собственно, не заставляет себя ждать. Краем левого глаза он замечает движение мальчишки – хорошо, начинает шевелиться, затем тот поворачивает голову – так, зафиксировался на нём; и в следующую секунду Хёк чувствует на себе изучающий взгляд: он разглядывает его широкую белую кофту с вырезом, открывающим острые ключицы, синие рваные джинсы, кроссовки с толстой подошвой, рюкзак, и останавливается на белоснежных волосах с мыслью "вау, как качественно покрасился". Решив, что это подходящий момент, ангел оборачивается и смотрит на Кюхёна, просто смотрит, не используя никаких чар и даже не стараясь произвести впечатление. Вот так легко, глаза в глаза, и всего-то! А в голове у парня уже ветер, ни одной связной мысли, это похоже на белый шум телевизора, только более живой и внятный, а ещё пролетает почти неосознанная мысль "как Чонсу", что удивляет и вгоняет Хёкджэ в лёгкий ступор. Чонсу? Кто это? Что это за человек такой, который смог очаровать Кюхёна так же, как настоящий ангел? Рёук знает, наверное… Не упуская возможности, Хёк хлопает подведёнными глазами, взмахом головы убирает чёлку с глаз, хотя она нисколько не мешает, и улыбается человеку своей самой лучшей, обезоруживающей, всегда сражающей наповал улыбкой. Да! Есть контакт! Кюхён открывает рот и не может оторвать от него глаз! Такой забавный... А вихрь мыслей и эмоций сейчас напоминает чувство влюблённости, что ангел тоже безошибочно улавливает. Чёрт возьми, а к Кю действительно очень сильно тянет! Дьявол раздери эту его особую ауру. Минут пять парень мнётся и думает: подойти или не подойти, но так и не успевает набраться смелости – механический женский голос объявляет остановку и Хёкджэ, гордо выпрямившись, выходит из вагона, направляясь сразу на эскалатор и буквально спиной ощущая на себе взгляд младшего. Кюхён преследует его до самого выхода из метро, вместе с ним переходит дорогу, идёт поодаль по большой людной улице, сворачивает в тот же переулок, и лишь на развилке, стоит Хёку повернуть направо, в то время как ему нужно налево, он решает действовать. Конечно ангел слышит каждую мысль и каждый шаг юноши, но всё же изображает удивление и испуг, когда он подбегает и хватает его за руку, останавливая, чтобы у Кю сложилось впечатление внезапности. У него сейчас такой вид, будто незнакомый блондин – его последняя надежда; во всяком случае жалостливо сведённые бровки говорят именно об этом. – Вам помочь? – делая вид, что он сбит с толку, спрашивает Хёкджэ, даже не пытаясь вырвать руку из крепкой хватки тонких пальцев, хотя прикасаться к незнакомцам в этой стране вообще-то считается неприличным. – Извините, – мальчишка заливается румянцем, отпускает блондина и немного отходит от него, всё равно глядя ему в глаза. Боится, Хёк чувствует эту неловкость и бешено колотящееся сердце, а в голове Кю совсем кавардак, мысли проносятся с такой скоростью, что их почти невозможно уловить, не то что осознать. – А Вы свободны? – по вздёрнутым бровям и округлившимся глазам можно смело утверждать, что вот сейчас ангел действительно шокирован вопросом. – Нет, в смысле… – Кюхён заикается, лихорадочно подбирая правильные слова, – у Вас есть свободное время сейчас? – обращается официально, что для до сих пор непривыкшего ангела несколько странно. – Вам всё-таки нужна помощь? – с нажимом спрашивает Хёкки, чуть склоняя голову, с помощью обычных приёмов психологии подталкивая парня к согласию. – Я бы хотел взять Вас к себе на работу, – на одном дыхании выпаливает юноша и криво улыбается, стараясь справиться с волнением. – И… если у Вас есть время, я могу прямо сейчас показать Вам свою кофейню, она совсем недалеко! "Да! Да-а-а!!! Я зацепил его! Моя миссия выполнена!" – про себя уже ликует Хёкджэ, и, скромно улыбнувшись, согласно кивает буквально засиявшему мальчишке. – Чо Кюхён – с широченной улыбкой протягивает ему руку человек. – Ли Хёкджэ. Дорога до кофейни занимает всего лишь двадцать минут и за это время Кюхён узнаёт основную информацию о новом знакомом, рассказывает ему о "Белой Вороне" – кофейне, которую на него год назад переписал отец и куда теперь он набирает персонал, – и совсем немного о себе, а Хёкджэ в свою очередь старается не выказать полную осведомлённость касательно жизни Кю. Хотя конечно же он знает достаточно о подопечном своего лучшего друга, столько лет о нём слушал от трещотки-Рёука. Войдя в помещение, описанное с таким жаром, он с интересом рассматривает панорамные окна заведения, вдыхает запахи недавно высохшей краски, только что привезённых деревянных столов и стульев, сырой штукатурки, и невольно улыбается. Да, это то место, где ему хотелось бы работать – всё в кофейно-молочных тонах, в оформлении дерево и стекло, эмблема необычная, на всех подоконниках милые маленькие кактусики и суккуленты, атмосфера очень тёплая и уютная, прям идеал! Осталось только выяснить сколько Кюхён собирается платить ему. Оказывается, на сегодня у Кю назначено собеседование с кондитерами и поварами, которые откликнулись на объявление о работе, и, судя по количеству людей, скопившихся в зале и у подножья лестницы, ведущей на второй этаж, сие событие будет длиться ой как долго. Смущает и одновременно радует лишь одно: среди всех претендентов двое – сущности. Влетев в кофейню, Кюхён всем громко говорит, что сейчас начнёт собеседование, взбегает по лестнице и скрывается в своём кабинете, оставляя Хёкджэ в зале. Конечно же его внимание сразу привлекают крылья: возле стеклянной витрины за столиком сидит красивый ангел с огромными пепельными крыльями и крашенными в медный цвет волосами, он приветливо улыбается, мгновенно узнаёт о нём почти всё, проникая в мысли, и кивком головы предлагает сесть, что парень тут же делает. – Пак Чонсу, для своих Итук, – представляется мужчина на латыни, – ты… Ынхёк? Твой отец… – он щурится и ведёт головой, улавливая скрытые воспоминания, – Саммел! – Ты его знаешь? – всерьёз удивляется Хёк, округляя глаза, и, следуя примеру старшего, тоже переключается на латынь. Нет, его отца знают многие, особенно в их городе, находящемся над Сеулом. Но откуда он знает о детском, давно забытом прозвище? – Да! Точно, мы с Саммелом были знакомы и даже дружили, как раз в тот период времени, когда твоя сестра Сора вышла замуж, и спустя три года родился ты! Я был рядом с тобой первый год, но ты меня не помнишь. Зато я помню, как папа звал тебя Ынхёком, – действительно, отец называл его так лет до десяти, говоря, что сын, имея бледную кожу, красивую улыбку и белоснежные волосы с крыльями, похож на "редкую драгоценность", потому и добавлял к его имени приставку "Ын", с корейского языка переводившуюся как "серебро". – Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь, – он разговаривает так легко, просто и открыто, активно жестикулирует, улыбается, и вообще ведёт себя так, будто они одногодки, хотя на деле Чонсу триста шестьдесят один год. А ему всего двадцать четыре… Но смущает даже не разница в возрасте, а тот факт, что этот мужчина нянчился с ним когда-то. – Тоже устраиваться? – У меня миссия – присмотреть за Кюхёном, директором "Белой Вороны", пока его Хранитель и мой лучший друг не спустится, мы с ним только что познакомились и, думаю, он возьмёт меня сюда хоть кем-нибудь, – Хёкджэ забавно морщит нос, показывая зубы, и чешет затылок, слегка нервничая. Итук смутил его неожиданным поведением и рассказом о дружбе с его отцом, теперь несколько неловко с ним разговаривать, однако донсен всё равно старается вести себя естественно, не подавая вида. – Тебя он взял только за улыбку? – хмыкает парень. В воспоминаниях нового знакомого Хёкджэ видит объявление о наборе персонала в кофейню, затем случайную встречу на улице с Кюхёном, личный разговор и, как следствие, утверждение его на вакансию официанта и по совместительству бариста. – Можно и так сказать. Если ты ему понравишься – возьмёт не задумываясь, – тепло улыбается Чонсу, чувствуя излишнее волнение молодого ангела, – а ещё он возьмёт во-о-он того Ким Кибома. – Демона?! – шёпотом вскрикивает Хёк, поворачивая голову и смотря на весьма эксцентричного персонажа за дальним столиком с чёрными кожистыми крыльями, отливающими красным, мелированными волосами с длинной рваной чёлкой и ровной лысиной слева, подточенными рожками, в рваной одежде с цепочками, и с кучей украшений. Серьёзно? Вот такого… обдергайку возьмут на работу сюда? Нет, ангелы могут предсказать недалёкое будущее, но, кажется, Итук сейчас здорово ошибается. – Да, – пожимает плечами старший, встряхивая тяжёлые крылья, – не только мы тянемся к Кюхёну из-за его ауры, но и он к нам. Что нифига Чонсу не ошибся Хёкджэ узнаёт уже через три с половиной часа, когда из всех претендентов в шеф-кондитеры лишь демон преподнёс на дегустацию два просто идеальных тарта – лимонный с меренгой и ягодный, и финальным выстрелом добил всех, в том числе директора, настоящими французскими эклерами с заварным кремом и голубым гляссажем* вместо глазури. Распробовав десерты, Кюхён сходу при всех претендентах говорит, что взял Кибома, затем просит его приехать сюда завтра утром, берёт номер телефона и отпускает, продолжая выбирать поваров-универсалов, способных работать как в горячем цеху, так и в холодном, а также отбирая официантов обычной проверкой – умением удержать и пронести на подносе сырое яйцо, не разбив его. Наблюдая за всей этой картиной, ангелы обсуждают парней и девушек, пробующихся на эти должности, иногда соглашаясь с выбором Кю, иногда нет. Настаёт очередь Хёкджэ – он с гордым видом проносит целых три яйца на подносе, и, чтобы показать своё мастерство, ещё и приседает, при этом безукоризненно удерживая равновесие. Получилось! Кюхён принимает его официантом, но поскольку он без опыта, то просит Чонсу научить, на что тот моментально соглашается – как-никак свой, ангел, да ещё и сын давнего друга! Да и вообще сущностям на Земле лучше держаться вместе, а учитывая возраст мужчины, это пойдёт на пользу самому Хёкджэ, ведь он сможет натаскать его и в магии. Утвердив штат, Кюхён просит всех оставить ему свои контакты и придти завтра к десяти часам утра, после распуская свой будущий персонал. Не тратя времени, Хёк прощается с новоприобретённым другом и новым боссом, сразу заходит в безлюдный переулок и оттуда взмывает в начинающее багроветь к закату небо, спеша в своё издательство. Он успевает, застаёт начальство прямо возле двери и слёзно умоляет уволить его с положенной отработкой в две недели, упрашивает всеми силами, даже чары использует, и наконец ему позволяют написать заявление, чему он несказанно рад. Всё же вычитывать и редактировать тексты, сидя на жопе ровно весь день в офисе – не его, ему, такому гиперактивному ангелу, необходимо постоянное движение, нужно шевелиться, общаться, ходить, но никак не сидеть на месте. И кофейня для него – идеальное место работы, к тому же рядом с Кюхёном, которого он обязан временно защищать, и с другом своего отца будет лучше поблизости находиться, и от дома Канина не далеко. Словом, всё и-де-аль-но! Зарплата, кстати, тоже достойная. Две недели отработки пролетают незаметно: с девяти утра до шести вечера Хёкджэ сидит в издательстве и вычитывает тексты, а после сразу же летит на своих двоих в "Белую Ворону", где старательно зубрит вместе с другими официантами недавно утверждённое меню, учится делать все виды кофе, фирменные чаи и лимонады, отрезать куски тортов, правильно оформлять и подавать десерты – это на случай, если вдруг Кибом отлучится, да и просто полезно знать, запоминает какая сладость с чем сочетается и как какую вкусность упаковывать. За время подготовки к открытию – а это как раз две недели до полного увольнения из издательства, и ещё две недели после, – ангел успевает войти в доверие к Кюхёну и стать ему другом, перенимает у Чонсу мастерство полёта и магии, находит общий язык с Кибомом и вообще всей кухней, помогает подготовить кофейню к открытию, предлагает идеи, но больше всего наблюдает. Ему нравится смотреть как Итук готовит кофе, осваивая новую кофе-машину, кофемолку и новое молоко, как замешивает коктейли и лимонады, экспериментируя со вкусами и сиропами, как Кю обустраивает свой кабинет на втором этаже, передвигая шкафы и стол из угла в угол, пока не находит правильное расположение, как он любовно поливает каждый кактусик и суккулент в маленьких забавных горшочках на окнах кофейни, и как официанты дурачатся, развешивая шторы, и с каким интересом люди на улице заглядывают в окна будущей кофейни. А какие запахи… Кухня активно делает и забивает все морозильные камеры и холодильники заготовками, Ки, как все стали называть демона, выпекается, его печь работает весь день без остановки, и по всему заведению распространяются дивные ароматы кофе, корицы, ванили, и свежего печёного теста, перекрывая личные запахи двух ангелов, что тем лишь на руку. Периодически кондитер даёт что-нибудь попробовать, получая море похвалы в свой адрес, и прислушивается к мнению пернатых и Кюхёна на тему "можно что-нибудь сюда добавить". В последний день подготовки им на бар устанавливают программу "keeper", используемую во всех заведениях, проводят на кухню мини-принтер для выбивания чеков, официанты натирают новенькую и весьма дорого стоящую посуду, Итук наводит порядок за стойкой и на пока ещё пустой стеклянной витрине, Кюхён подготавливает документацию на несколько первых рабочих дней, и напоследок он забрасывает Хёкджэ на крышу кофейни с поручением крепко пришпилить к краям разноцветные воздушные шарики, что ангел с лёгкостью выполняет, намертво прилепляя шары своей магией к металлу. Закончив, юный директор распускает персонал с фразой "выспитесь сегодня хорошенько", просит всех придти завтра ровно к девяти, и, закрыв заведение, идёт домой в компании Чонсу и Хёка, обсуждая с ними открытие и свою учёбу. Хёкджэ искренне ему сочувствует: мальчишка учится, ему осталось совсем немного, но, как известно, чем ближе подходит к концу обучение – тем оно сложнее, вместе с университетом он занимается кофейней, успев всего за месяц с копейками полноценно подготовиться к открытию и набрать персонал, а несколько месяцев назад, как ангел узнал от Чонсу, он крупно поссорился с семьёй и больше не поддерживает с ними контакт. Разве что с Арой, старшей сестрой, периодически списывается. Мда, наверное, Рёуку было нелегко вытащить своего подопечного из глубокой депрессии, в которую тот наверняка впал при разрыве с родителями, однако он справился – Кюхён более-менее в порядке, живёт, даже радуется иногда, улыбается, ест, вот работать начинает. А их с Чонсу сейчас задача – быть для юноши поддержкой, хотя бы до момента спуска его Хранителя. День открытия выдаётся ожидаемо тяжёлым, но неожиданно прибыльным. В девять утра Хёкджэ идёт открывать входную дверь, ставит яркий штендер с рекламой скидок в честь первого рабочего дня, и тут же к ним начинают идти люди: завтракать, взять кофе с собой и насладиться ароматным напитком внутри, покупают сладости и делают много заказов к кухне. Чтобы контролировать работу, Кюхён, одевшись как официант, находится в зале вместе с персоналом, наблюдая за официантами и Чонсу, которого ближе к обеду он поставил за стойку с компьютером, чтобы он забивал заказы и рассчитывал гостей, сам выдаёт сладости с празднично оформленной стеклянной витрины, делает напитки и периодически предлагает что-нибудь посетителям, расписывая десерты во всех красках. Уже к обеду выручка, учитывая безналичные расчёты, составляет примерно девятьсот тысяч вон*, к шести эта сумма утраивается, но и персонал здорово устаёт. Конечно же возникают ссоры – без этого никак, рабочие моменты, периодически юного босса даже накрывала паника, однако рядом как нельзя вовремя оказывался Хёкджэ и приводил его в чувства, успокаивая словами и объятиями. В восемь часов вечера Кюхён закрывает кофейню, благодарит всех за прекрасную работу в первый день, в особенности хвалит Кибома и Итука, затем снимает кассу, вместе с Хёком наводит порядок в зале, и всех отпускает. Домой он идёт в компании блондинистого друга, фонтанируя эмоциями и рассказывая ему всё так, будто ангела не было сегодня вместе с ним, он говорит о большой выручке за день, о море людей, посетивших заведение, и мечтает о том, как будет развиваться дальше. Слушая его, старший не перестаёт улыбаться: он настоящий ребёнок в свои двадцать два года, такой живой, с кучей энергии, сразу и не скажешь, что он пережил много тяжёлых моментов. И конечно же Кюхёну неизвестно, что за такой наплыв посетителей в кофейне он должен благодарить двух своих друзей-ангелов и талантливого кондитера-демона – именно они притягивают к себе людей, хотя и делают это не специально. Хёкджэ, как настоящий защитник, провожает донсена до его квартирки, обнимает на прощание, и убегает к себе домой, не переставая улыбаться всем, кто встречается на пути. Дома он с восторгом рассказывает Канину за бутылкой вина о своём первом рабочем дне в кофейне, фонтанируя эмоциями, и огорчается, услышав о предстоящей недельной командировке друга. В понедельник утром Ёнун, собрав вещи, идёт вместе с Хёком до "Вороны", прощается с ним и едет прямиком на вокзал, а ангел, заметно погрустнев, идёт работать. Всю следующую неделю он безвылазно проводит на работе, отдавая всего себя, держится поближе к Кюхёну и носит ему в кабинет еду и напитки, провожает до половины пути домой, в общем, следит за ним, как и обещал Рёуку, а по ночам любуется спящим Донхэ сквозь свою сферу. С такой дикой занятостью и сумасшедшим темпом жизни он совсем забывает о подопечном, да и нет необходимости проверять его каждый час – как выяснилось, чем его человек становится старше, тем меньше проблем он притягивает на свою вечно многострадальную жопку, что ангела одновременно и радует, и расстраивает. Радует, потому что он безмерно горд собственным подопечным – из глупого, неуклюжего, вечно попадающего в неприятности пятнадцатилетнего подростка, похожего на камбалу, он вырос в прекрасного молодого человека, а расстраивает, потому что раньше хоть интерес и азарт был – то он в драку вляпается, то в танцевальный батл, то дурачится на ледовом катке зимой, то, рискуя быть раскрытым, целуется с мальчиком в подворотне, а это как раз работа для Хранителя. Август, сентябрь и октябрь пролетают чуть ли не со свистом, и на смену тёплым дням приходит прохладный ветер, холодные ночи, и багряные и золотые оттенки на улицах. Хёкджэ обращает внимание на вечно дрожащего Кибома – несмотря на тёплую одежду, демон ужасно мёрзнет и всё чаще прячет более восприимчивые к низким температурам кожистые крылья; ангелы же наоборот меняют оперение на более плотное, зимнее, и активно набирают вес за счёт потяжелевшего и ставшего густым перьевого покрова. Хёк получает свою первую и весьма неплохую зарплату в кофейне, и как-то даже заикается о переезде, однако Ёнун категорически против, он уговаривает ангела остаться, говоря, что слишком к нему привязался, и тот, недолго подумав, соглашается. По вечерам они с Чонсу летают над городом, проветривая крылья, разговаривают по душам, старший рассказывает Хёку смешные истории, происходившие с его отцом и с ним в годовалом возрасте, и обучает новым заклинаниям. За эти три месяца юный ангелок становится увереннее в себе и чуточку сильнее, вновь начинает упорно следить за подопечным и помогать ему в учёбе и работе, оберегает, а также строит планы: как бы к нему подобраться. Однако все идеи тщательно пресекает Чонсу, в считаные секунды анализируя мысли донсена, и говорит, что, раз уж ангел готов делать первые шаги в отношении своего подопечного, то ему нужно начать с простого знакомства, а значит, встретиться с ним. – И для этого, тонко намекаю, – улыбается Итук, поднимая брови, – у нас есть "Белая Ворона". Задумавшись, Хёкджэ плотнее укутывает себя крыльями, хмурится, и смотрит на огоньки ночного города, болтая ногами в воздухе. Здесь, на крыше Золотого здания, жутко холодно и гуляет ледяной ветер. – Заставь его придти один раз и обслужи, дальше я помогу. – Нет, – хитро щурит глаза Хёк, – я сам всё сделаю. Сначала мне нужно с ним познакомиться и подружиться, но не более. – Кюхён и Рёук? – старший без зазрения совести читает мысли собрата и понимающе кивает. Он не может начать отношения с Донхэ сейчас… На нём лежит ответственность за чужого подопечного, за которым ему нужно присматривать, пока Рёук не спустится на Землю. Опрометчиво и глупо. Но в этом весь Ли Хёкджэ, он слишком предан и ответственен. – Не понимаю, почему ты это делаешь? Занимался бы своей личной жизнью. – Рёук мой лучший друг, я обещал ему. К тому же… мне не хватает уверенности, – парень опускает голову и занавешивает лицо белоснежной чёлкой, которую играючи треплет ветер, – я хочу быть сильным, смелым, достойным его! Мой Донхэ никогда не будет со слабым человеком, ему нужен надёжный, сильный мужчина. И я стану таким. Слыша твёрдую уверенность в словах, Чонсу улыбается и довольно жмурится, прикрывая губы сгибом крыла. У этого ангела всё получится, а его задача – помочь мальчишке. А уж если Ынхёк пошёл в отца, – а так оно и есть, тут невооружённым глазом видно, – то точно своего добьётся, пусть даже будет биться до посинения. – Я заставлю его придти в кофейню к Рождеству, – вскидывает на друга полные уверенности глаза Хёкджэ, и в них Итук видит зарождающиеся искры, прямо как тогда, в детстве, когда малыш Хёкки впервые почувствовал свою магию, – да-а-а, мы познакомимся в Рождество, – кажется, сейчас ему не хватает только той хитрой улыбочки аки Гринч, – а потом я не выйду у него из головы. И он будет моим. – Даже не сомневаюсь. *Гляссаж – зеркальная глазурь на основе желатина и шоколада, предназначена для покрытия муссовых тортов и пирожных. Обычно для эклеров используют глазурь из сливок и горького, молочного, белого, и подкрашенного белого шоколада, однако всё более популярным покрытием для эклеров становится именно гляссаж из-за своей консистенции и разнообразия возможных цветов. *900.000 (девятьсот тысяч) вон – по нынешнему курсу 53.654 (пятьдесят три тысячи шестьсот пятьдесят четыре) рубля.